Охраняемые законом интересы или эссе о пользе изучения доктрины

Султанов А.Р.

Памяти Д.М. Чечота

Статья представляет собой научное исследование, направленное на изучение работ Д.М. Чечота, а именно обращение к «охраняемым законом интересам» или «законным интересам», которое помогло найти решение в сложных правовых ситуациях. Параграф «Охраняемые законом интересы» из работы Д.М. Чечота «Субъективное право и формы его защиты», написанной еще в 1968 г., оказался хорошим подспорьем в решении целого ряда процессуальных проблем, поскольку, как ни удивительно, в процессуальных кодексах России до настоящего времени термины «законный интерес» или «охраняемый законом интерес» не получили надлежащего раскрытия. При этом и судебная практика также не сформировала судебной доктрины, которая могла бы быть ориентиром при разрешении споров, связанных с защитой «охраняемого законом интереса». В заключение автор приходит к выводу о том, что труды классиков гражданского процесса помогли в целом ряде сложных дел отыскать в одних случаях право обжалования, в других случаях эффективный способ защиты законных интересов. Но мы уверены, что проблема защиты «охраняемых законом интересов» еще не решена и она сохраняет свое большое научное и практическое значение.

Неоднократно, решая сложную правовую проблему, мы обнаруживали, что над этой проблемой уже работали и что она не является новой. Порой мы находили труды наших предшественников уже после того, как наша собственная «борьба за право» уже получила определенные результаты и мы гордились своими победами. Но обнаружив труды, написанные совсем давно, мы понимали, что мы отчасти «изобретали велосипед». Поэтому крайне важно, чтобы труды ученых оставались доступными для следующих поколений.

Так параграф «Охраняемые законом интересы»  из работы Д.М. Чечота «Субъективное право и формы его защиты»[1], написанной еще в 1968 году оказался хорошим подспорьем в решении целого ряда процессуальных проблем, поскольку как не удивительно, но в процессуальных кодексах России до настоящего времени термин «законный интерес» или «охраняемый законом интерес» не получили надлежащего раскрытия. При этом и судебная практика также не сформировала судебной доктрины, которая могла бы быть ориентиром при разрешении споров, связанных с защитой «охраняемого законом интереса».

Д.М. Чечот совершенно справедливо отмечал, что проблема защиты «охраняемых законом интересов» имеет большое научное и практическое значение, что «все более очевидно, что игнорирование общей теорией права названной проблемы становится нетерпимым»[2].

 В данном эссе мы покажем на трех примерах, как обращение к «охраняемым законом интересам» или «законным интересам» помогло найти решение в сложных правовых ситуациях.

Впервые с проблемой понимания защиты законного интереса мы столкнулись при обжалования судебного акта, вынесенного арбитражным судом по делу об оспаривании нормативного акта об установления тарифов на тепловую энергию.

Мы опираясь на доктрину полагали, что «в споре об оспаривании нормативного акта стороной является не только заявитель, но и все те субъекты, права которых нарушаются оспариваемым актом^[3], но поскольку тогда дела об оспаривании нормативных актов рассматривались по АПК РФ, то мы полагали, что правильней их называть не «потенциальные истцы», а заинтересованные лица. Ведь в производстве по делам о признании недействующим нормативных правовых актов статус всех лиц, участвующих в деле определялся, как заинтересованные лица»[4]. Хотя надо подчеркнуть, термин «заинтересованное лицо» в АПК РФ так и не был раскрыт. В одной из статей посвященной интересу и заинтересованности было упомянуто, что «интерес и заинтересованность в цивилистическом процессе столь же трудно уловимы, сколь очевидны»^[5]. 

В настоящее время, именование их потенциальными истцами более правильное, тем более, что термин «заинтересованное лицо» по КАС РФ это не лицо, имеющее законный интерес, а «лицо, права и обязанности которого могут быть затронуты при разрешении административного дела» ( ст. 47 КАС РФ). Данная дефиниция, к сожалению, не внесла определенности, поскольку вообще опустило существование «законного интереса».

Хотя, когда Д.М. Чечот писал свою работу «Участники гражданского процесса» оспаривание нормативных актов в суде не существовало, тем не менее в этой работе мы можем найти некоторые ответы обратив внимание на существенные признаки сторон: « а) Гражданская правовая заинтересованность в разрешении спора; б) процессуальная заинтересованность в вынесении благоприятного решения; в) выступление в защиту своих субъективных прав от своего имени; прямое распространение на них материально-правовой силы решения ; д) несения судебных расходов по делу[6].

Поскольку установленный тариф на тепловую энергию был одновременно ценой для ряда договоров, то очевидна была и гражданско-правовая и процессуальная заинтересованность, соответственно жалоба была написана от собственного имени и была оплачена пошлиной. Что касается материально-правовой силы решения по делу об оспариванию нормативного акта, то оно не обладает субъективными границами и распространяется в том числе, и н лиц, которые не принимали участия в судебном заседании.

Отталкиваясь от этих данных, мы утверждали, что заявитель по делу, давший начало судебному процессу об оспаривании нормативного акта, также является заинтересованным лицом, причем его процессуальные права ничем не отличаются от процессуальных прав других заинтересованных лиц, он не может распорядиться предметом спора, отказ заинтересованного лица, обратившегося с заявлением в суд, не является основанием для прекращения дела и рассмотрения дела по существу (ч.8 ст.194 АПК РФ). Придание заявителю иного объема процессуальных прав противоречило бы общепризнанному принципу равенства перед законом.

Мы также обратили внимание на то, что Конституционный Суд РФ, рассматривая вопросы конституционности норм процессуального законодательства регулирующего положения сторон в процессах об оспаривании нормативных актов, также как и законодатель в ч.8 ст.194 АПК РФ, именует заявителей в делах о признании недействующим нормативных правовых актов заинтересованными лицами^[7].

Это позволило сделать вывод о том, что заинтересованными лицами в спорах об оспаривании нормативных актов являются равно, как государственные органы, принявшие нормативный акт, так и все те, лица на которых распространяется данный нормативный акт, а также все те, чьи права и свободы, и законные интересы затрагивает оспариваемый судебный акт.

В результате выработки правовой позиции на основе процессуальной доктрины мы смогли добиться вначале принятия нашей жалобы на решение суда первой инстанции, которым нормативные акты, установившие тарифы были признаны законными, а затем и отмены решения первой инстанции.

Это был не единственный случай, когда, столкнувшись с новой проблемой, мы искали ответы в трудах классиков, в том числе, Д.М. Чечота.

Так с появлением практики признания материалов экстремистскими в процедуре особого производства при том, что в ГПК РФ и каком-либо другом процессуальном законе это не было предусмотрено, сформировалась порочная практика рассмотрения данного рода дел в особом производстве без привлечения заинтересованных лиц, с участием порой только заявителя -  прокурора

Столкнувшись с денной проблемой, мы обратились к трудам классиков советской процессуальной науки, благо процедура особого производства в науке гражданского процесса была очень хорошо проработана. Можно назвать большое количество классических трудов ученых процессуалистов, созданных в период с 40-х по 70 года^[8], но и в последующем эта тема оставалось во внимании научной общественности.

Такое внимание к особому производству значительно облегчило наш труд, и мы с благодарностью воспользовались анализом, сделанным нашими коллегами. Надо отметить, что процессуальная доктрина почти единодушно относила к предмету особого производства защиту законных интересов^[9], а не субъективных прав.  Классики советского гражданского процесса профессора К.С. Юдельсон и Н.Б. Зейдер обращали внимание на то, что закон относит к числу дел, возбуждаемых в защиту «охраняемого законом интереса», все дела особого производства, поэтому в делах этой категории предметом защиты всегда выступает охраняемый законом интерес, но не субъективное право^[10].

 Профессор Д.М. Чечот, указывая, что рассмотрение требования в защиту субъективного права, в процедуре особого производства не рассматриваются, также пришел к выводу, о том, что дела особого производства должны рассматриваться как дела, возбуждаемые в защиту «охраняемого законом интереса^[11], а не субъективного права, что в особом производстве не могут разрешаться материально-правовые споры[12].

Используя полученные знания нам удалось выработать правовые позиции[13] о недопустимости рассмотрения споров о признании материалов экстремистскими религиозной литературы, без привлечения владельца авторских прав и религиозной организации. Мы полагали, что рассмотрение таких требований выходит за рамки защиты охраняемого законного интереса, а является спором о праве распространять религиозную литературу[14], о праве исповедовать религию и соответственно, не может быть рассмотрено в бесспорной процедуре[15].

Благодаря этому нам удалось отменить несколько дел о признании религиозной литературы экстремистской, которые были рассмотрены по заявлению прокурора без привлечения заинтересованных лиц. В одном из дел нам даже удалось добиться исключения ряда религиозной литературы из федерального списка экстремистских материалов[16].  Это стало возможно после того, как удалось вступить в дело, доказав, что нельзя рассматривать такие дела без привлечения заинтересованных лиц. В последующем по подобным ситуациям ЕСПЧ неоднократно выносил суждение о нарушении Европейской Конвенции о защите основных свобод и прав человека. Таким образом, правильное применение доктрины позволило не только защитить права и законные интересы религиозных организация, но исключить проигрыши в ЕСПЧ, которые скорей всего имели бы место если бы нам не удалось выиграть дела в ординарных судебных инстанциях. К счастью, доводы, основанные на доктрине и правовых позициях Конституционного Суда РФ были в этих делах услышаны, воспроизведены и применены судами.

Надо подчеркнуть, что в настоящее время процедура установления в КАС РФ для рассмотрения данной категории дел предусматривает, что «При подготовке административного дела к судебному разбирательству судья определяет круг лиц, участвующих в деле, права и законные интересы которых может затронуть судебное решение. В случае выявления таких лиц суд привлекает их к участию в деле, извещает о времени и месте судебного заседания. В случае установления лица, действия которого послужили поводом для подачи административного искового заявления о признании информационных материалов экстремистскими, суд привлекает его к участию в деле в качестве административного ответчика, а если лицо, действия которого послужили поводом для подачи административного искового заявления о признании информационных материалов экстремистскими, не установлено, к участию в рассмотрении административного дела привлекается Уполномоченный по правам человека в Российской Федерации, уполномоченный по правам человека в субъекте Российской Федерации для дачи заключения по административному делу ( ст. 265.8, КАС РФ).

Следующая история, когда для защиты своих законных интересов нам пришлось «зарыться доктрину» началась с   краха Татфондбанка.

Мы столкнулись с тем, что  юридические лица, бывшие сторонами в некоторых звеньях взаимосвязанных сделок, заключенных с ПАО «Нижнекамскнефтехим» после краха Татфондбанка тоже попали в банкротство.

Каждый конкурсный управляющий счел своим долгом оспорить только часть цепочки сделок, ту часть, которая позволила бы увеличить конкурсную массу. Была реальная угроза рассмотрения действительности частей сделок, а не в их взаимосвязи.

 В результате общее количество требований в нашей и сестринской компании выросло до 17.8 млрд (без учета процентов…). 

Мы столкнулись с необходимостью подать такой иск, который бы был противопоставлением всем другим искам наших противников, во всех банкротных делах.

Выбрали такой редкий способ защиты, как иск о признании задолженности отсутствующим.

Д. М. Чечот писал, что «защита охраняемого законом интереса» имеется также при предъявлении исков о признании с отрицательным характером требования, т. е исков в которых интерес истца состоит в признании факта отсутствия правоотношений»[17].

То есть, доктрине такой способ защиты был известен.

Подавая его, мы указали в качестве основания иска всю совокупность обстоятельств ( одно их перечисление составило более 2 страниц). По нашему плану такой иск подлежал удовлетворению, равно как при недействительности, так и при действительности сделок, поскольку со своей стороны ПАО «Нижнекамскнефтехим» выплатил все денежные средства и не должен был никому.

Однако, был целый ряд проблем, которые нам подлежало разрешить, доказав, в частности, свое право на заявление такого иска. Отчасти эта задача была облегчена тем, что в банкротных делах мы заявляли встречные иски, а нам в их принятии было отказано.

Поскольку цель нашего иска была противопоставить результаты его рассмотрения еще не рассмотренным делам, то формулировка иска представляла собой важную задачу. Мы заявили требование о признании отсутствующей по обязанности (задолженность) ПАО «Нижнекамснефтехим» перед 4 ответчиками основного долга, любых сумм начисленных либо подлежащих начислению процентов по кредитам, договорных или законных неустоек, штрафов, процентов, пени, иных денежных начислений на указанную сумму основного долга, указав в предмете требования не только все взаимосвязанные сделки, но и всех платежи, всю переписку между данными лицами, имеющими отношение к предмету спора – почти 2 страницы просительной части иска.

Такие иски о признании в судебной практике крайне редки, впрочем, и в юридической литературе они непопулярны^[18]. Соответственно, такой «экзотичный» предмет требования требовал обоснования.

Прежде всего, пришлось вспомнить, что иски о признании в определенной степени «произошли» из преюдициальных исков, известных еще римскому праву^[19]. Еще в XIX веке в Устав гражданского судопроизводства было внесено положение о том, что «к спорам о праве гражданском относятся и иски о признании существования или несуществования юридического отношения, коль скоро истец, в данное время, имеет законный интерес в подтверждение сего отношения судом»^[20].

Как таковой иск о признании изначально не открывает в большинстве случаев перспективы совершения исполнительных действий, как отмечает С.А.Синицын, именно по причине отсутствия принудительной силы исполнения решения суда возможность применения иска о признании долгое время отвергалась советской судебной практикой^[21] (более подробно см.: Зейдер Н.Б. Основные вопросы учения об иске в советском гражданском процессе: дис. ... канд. юрид. наук. Саратов, 1939. С. 184).

Хотя возможность предъявления исков о признании признавалась и советскими процессуалистами. И не только Д.М. ЧТак, М. А. Гурвич писал: «Иском о признании истец добивается подтверждения, т.е. установления определенности правоотношений, в случае оспаривания их существования или содержания, либо объема, в частности, их количественной стороны»^[22].

 «Исками о признании могут быть признаны лишь такие обращения к суду, которые направлены на установление определенности (только определенности) в вопросе о существовании или отсутствии известного правоотношения»^[23], данный иск может быть соединен в один с иском о присуждении^[24]. Причем иск о признании может успешно применяться и для пресечения действий, нарушающих право или создающих угрозу его нарушения, а также и для защиты уже нарушенного права^[25].

Так в учебнике «Гражданское права» под ред. Б.М. Гонгало упоминается, что в практике судов общей юрисдикции иски о безденежности займа формулируются как иски о признании задолженности отсутствующей^[26].

Возможность заявления иска о признании задолженности отсутствующей соответствует требованиям ст.12 ГК РФ, в соответствии с которой, защита гражданских прав осуществляется путем пресечения действий, создающих угрозу нарушения прав, а также путем признания права и прекращения правоотношения. Признание задолженности отсутствующей – вносит правовую определенность в отношения сторон и может устранить пребывание под угрозой возможности предъявления требования задолженности при ее отсутствии и избавиться от «статуса должника». Для реализации некоторых гражданских прав наличие задолженности может быть препятствием.

Мы проанализировали практику судов общей юрисдикции и обнаружили, что в судах общей юрисдикции уже достаточно давно рассматриваются иски о признании задолженности по оплате жилищно-коммунальных услуг отсутствующей, обязании отозвать информацию о задолженности (Апелляционное определение Московского городского суда от 04.12.2012 по делу № 11-27208).

Кроме того, заявление исков о признании задолженности отсутствующей оказалось достаточно часто встречающимся в кредитных отношениях, причем как отмечают коллеги: иногда единственным эффективным средством защиты будет подача иска о признании кредитной задолженности отсутствующей^[27].

Мы также обнаружили сложившуюся судебную практику рассмотрения исков о признании отсутствующей задолженности по договору энергоснабжения (Определение Верховного Суда РФ от 24 ноября 2017 г. N 310-ЭС17-17037; Определение Верховного Суда РФ от 30 октября 2017 г. N 304-ЭС17-15967), в области арендных отношений (Определение Верховного Суда РФ от 29 октября 2018 г. N 307-ЭС18-15171) и в банкротных делах (Определение Верховного Суда РФ от 2 июля 2018 г. N 308-ЭС18-3841).

Существует также практика, где рассмотрении вопроса о применении последствий недействительной сделки суд применяет такой способ защиты участника сделки, как признание отсутствующей обязанности. Так в Определении Верховного Суда РФ от 21 декабря 2015 г. N 309-ЭС14-5788 отражено «…оспариваемые сделки признаны недействительными, применены последствия их недействительности в виде признания отсутствующей обязанности должника…»^[28].

Тщательная доктринальная проработка исковых требований показала, что подача такого иска, может быть самым эффективным способом защиты.

В суде мы указали в качестве законного защищаемого интереса мы указали правовую определенность, а также назвали целью такого способа защиты пресечения возможных действий ответчиков, направленных на требование уплаты денежных средств в отсутствие каких- либо соответствующих правоотношений(обязательств).  Действиями ответчиков, создающими такого рода угрозу необоснованного взыскания, по нашему мнению, были требования о применении последствий недействительности указанных сделок, в делах о банкротстве ПАО «Татфондбанк» (А65-5821/2017), ООО «Сувар Девелопмент» (А65-17498/2017), ООО «Новая нефтехимия» (А65-27205/2017).

Основные возражения ответчиков были сугубо процессуальными, направленными против такого способа защиты. При этом ни один из ответчиков даже не стал доказывать наличие задолженности, поскольку   рассматривая все элементы взаимосвязанных сделок в их совокупности было очевидно, что они правом требования задолженности не обладают.         

Арбитражный суд РТФ исковые заявления удовлетворил и решением от 17 июня 2020 года по делу № А65-22440/2019 признал задолженность истца перед ответчиками отсутствующей. Суд согласился с возможностью использования такого способа защиты, как заявления иска о признании задолженности отсутствующим, процитировав правовую позицию Верховного Суда Российской Федерации, изложенную в определении от 04.07.2019г. №305-ЭС18-22976 согласно которой, указанный способ защиты носит превентивный характер, направлен на исключение угрозы материальному праву истца, предупреждение вредных последствий таких действий.

В дальнейшем Ответчики данное решение не оспорили, а апелляция жалоба третьего лица была отклонена. Фактически наличие задолженности не доказывалось, а лишь ставилось под сомнение наличие такого способа защиты.

Суд апелляционной инстанции в Постановлении 24 сентября 2020 года отметил, что «Целью судебной защиты в данном случае является внесение правовой определенности в отношения сторон спора, а потому вывод о том, является ли избранный истцом способ защиты надлежащим применительно к статье 4 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации и статьям 11, 12 ГК РФ, следует оценивать таким образом, насколько действия ответчиков создают существенные препятствия истцу для реализации его гражданских прав и (или) возлагают на него необоснованные обязанности. По результатам такой оценки суд первой инстанции пришел к выводу о том, что охраняемые законом интересы истца требуют судебного вмешательства на существующей стадии правоотношения и, соответственно, выбранный способ защиты прав истца являлся в данном случае правомерным. Доводы заявителя жалобы о неисполнимости данного решения не могут быть приняты во внимание, поскольку таким исполнением, в сущности, является подчинение действий ответчиков судебному акту, которым констатирована правота истца в отношении объема его обязательства перед ответчиками».

Полагаем, что такой подход в полной мере соответствует российской процессуальной доктрине, расценивающей иск о признании как иск о судебном подтверждении правоотношения^[29].

Однако, в кассационной инстанции Центральным банком РФ данный способ защиты был снова поставлен под сомнение, кроем того появился довод, что суды неправильно распределили бремя доказывания и освободили истца от доказывания.

Пришлось в кассации напоминать, что иск о признании задолженности отсутствующей является иском об установлении отрицательного факта, где бремя доказывания возлагается на утверждающих о наличии задолженности сторонах.

Этот подход следовал из правовых позиций, изложенных в Постановлении Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 29 января 2013 г. N 11524/12, которые воспроизводятся в судебных актах и в настоящее время: «Исходя из объективной невозможности доказывания факта отсутствия правоотношений между сторонами, суду на основании статьи 65 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации необходимо делать вывод о возложении бремени доказывания обратного (наличие какого-либо правового основания) на ответчика».

Надо заметить, что и после ликвидации ВАС РФ судебная практика в данной части осталась неизменной. В Определении СК по экономическим спорам Верховного Суда РФ от 9 октября 2015 г. N 305-КГ15-5805 также отражена идея о невозможности возложения бремени доказывания отрицательного факта: «Доказывая нелегитимность решения третейского суда, конкурсному кредитору достаточно представить суду доказательства "prima facie", подтвердив существенность сомнений в наличии долга, поскольку в противном случае на него налагалось бы бремя доказывания отрицательных фактов, что недопустимо с точки зрения поддержания баланса процессуальных прав и гарантий их обеспечения».

Судебная практика также при распределении бремени доказывания указывает, что «Исходя из объективной невозможности доказывания факта отсутствия правоотношений между сторонами, суду на основании статьи 65 АПК РФ необходимо делать вывод о возложении бремени доказывания обратного (наличие какого-либо правового основания для обогащения за счет потерпевшего) на ответчика (трансформация отрицательного факта для истца в положительный для ответчика)». (Постановление Арбитражного суда Дальневосточного округа от 19 марта 2018 г. N Ф03-532/18 по делу N А59-834/2017; Постановление Арбитражного суда Дальневосточного округа от 29 сентября 2020 года № Ф03-3637/2020; Постановление Арбитражного суда Поволжского округа от 26 августа 2020 по делу № А49-13605/2018, Постановление Арбитражного суда Московского округа  от 25.05.2020 по делу А40-171950/2019 и мн. др.)[30].

Таким образом, иск о признании отсутствия задолженности - это иск установление негативного факта оказался очень неудобным для ответчиков, но эффективным способом защиты охраняемых законом интересов по внесению правовой определенности в отношения сторон.

Все кассационные жалобы, включая жалобу в Верховный Суд РФ были отклонены.

В последующем, как и опасались наши оппоненты, мы в банкротных делах стали ссылаться на дело о признании задолженности отсутствующей, как преюдициальное и смогли защититься и после отмены Верховного Суда РФ при новом рассмотрении от всех требований конкурсных кредиторов. Оно устояло во всех инстанциях.

Таким образом, труды классиков гражданского процесса помогли в целом ряде сложных дел отыскать в одних случаях право обжалования, в других случаях эффективный способ защиты законных интересов. Но мы уверены, что проблема защиты «охраняемых законом интересов» еще не решена, и она сохраняет свое большое научное и практическое значение.

Султанов Айдар Рустэмович кандидат юридических наук, Заслуженный юрист Республики Татарстан, Руководитель Представительства Пепеляев групп в Республике Татарстан a.sultanov@pgplaw.ru    телефон +79173930016

Россия: 125047, г. Москва, ул. 3-я Тверская-Ямская, д. 39, стр. 1

Sultanov Aydar R., PhD in Law, Honored Lawyer of the Republic of Tatarstan  Head of Representative Office Руреliaev group in Tatarstan

Султанов А.Р. Охраняемые законом интересы, или эссе о пользе изучения доктрины // Вестник гражданского процесса. 2023. Т. 13. № 6. С. 81–97. https:// doi.org/10.24031/2226-0781-2023-13-6-81-97