«FACTI INTERPRETATIO»
И ОШИБКА В
ПРАВЕ КАК
ПРАВОВОЙ
ФАКТ
Дворецкая
Анна
Анатольевна, старший
преподаватель
кафедры
теории и
истории
права Факультета
права
Белорусского
государственного
экономического
университета, ведущий
специалист
Управления
перспективного
развития и
аналитической
работы
Белорусского
государственного
университета
(БГУ), г.
Минск
Научный
руководитель:
доктор
юридических
наук,
профессор, декан
Факультета
права
Белорусского
государственного экономического
университета Витушко
Владимир
Александрович
Прежде
чем перейти к
«facti interpretatio»,
выясним,
почему
говорится об
интерпретации
всех видов
фактов:
событий,
деяний, в то
время, как
было бы
логичнее
говорить об
интерпретации
только
фактов,
происходящих
из воли и
сверхъестественных
сил, т.е.
только для
самых
сложных и
неочевидных
вещей,
требующих
толкования.
Итальянский
романист
А.Картатерра
[1, c. 40-41] объясняет
это тем, что
со временем
первоначальное
значение
слова «intrepres»,
«interpretario» -
посредник
(или «intermеdiario») -
было
несколько
смягчено, и
термин
распространился
на все виды
фактов, т.е.
приобрел тот
вид, который
запечатлен в
литературных
и
юридических
текстах. Имеется
различие в
толковании
дискурсивных
и
недискурсивных
фактов. Но все
же различие
между т.н.
дискурсивными
фактами, т.е.
связанными с
речью, и
недискурсивными
- фактами
естественного
характера,
настолько
велико, что
должно быть
как-то
отражено и в
интерпретации.
Как известно,
дискурсивные
факты
создают
отношения
межу
человеком и
человеком, а
недискурсивные
- между
человеком и
вещью. Для
интерпретации
дискурсивного
факта
требуется
общий язык
для
говорящего и
интепретирующего
факт. Для
интерпретации
недискурсивных
фактов не
существует
подобного
правила,
этому нельзя
обучить в
школе.
Единственный
учитель –
собственный
опыт,
практика. Ошибка
в праве.
Начать
следует с
того, что
неизбежно
возникает
вопрос о
соотношении
понятий «error» и
«ignorantia». Поэтому
говоря о «facti
interpretatio», нельзя
обойти
вниманием т.н.
теорию
Нерация.
Сразу
отметим, что
эта теория не
была
признана ни
тогда, ни
сейчас, но
представляется
любопытной.
Суть этой
теории
выражена в
афоризме «facti
interpretatio plerumque etiam prudentissimos fallat».
Иными
словами,
интерпретация
фактов
вводит в
заблуждение.
Возвращаясь
к
соотношению
понятий «error» и
«ignorantia», отметим,
что Нераций в
отношении «ius»
говорит об
«еrror in iure», в то
время как в
отношении к
«factum» - об «facti ignorantia».
Почему?
Предположительно
потому, что не
воспринимает
их как
синонимы.
В
действительности
к словам «ignorantia»
и «error» может
быть двоякое
отношение. С
одной
стороны, они
вовсе не
являются
синонимами:
первая в
переводе с
латинского
на
итальянский -
это незнание,
вторая -
происходящая
от «errare» -
блуждать,
означает
«удаляться
от
действительного,
выражать
ложное
суждение» [2, c. 4; 3, c.
226]. Согласно
Д.В.Дождеву,
ошибка – это
расхождение
между волей
субъекта и ее
выражением,
вызванное
отсутствием
или неточным
знанием о
действительных
обстоятельствах
дела [21, c. 146]. Иными
словами, «iuris et facti
ignorantia»
предшествует
ошибке. Можно
сказать, что
«iuris et facti ignorantia»
призвана в
этих двух
подвидах
определять
юридическую
значимость
«error» в целом [4, c. 5].
Согласно
теории
Нерация
также, ошибка
происходит
от незнания и
никак не
наоборот. Из
различия
между двумя
терминами
также
исходят
романисты
Вассалли [4, c. 5],
Шалойя [5, с. 454- 456, 459] и
другие
(Хёлдер и
Бринц),
считающие,
что
первоначальное
значение «error»
могло
относиться к
ошибке
любого
другого рода,
но никак не
касательно
поведения,
соответствующего
незнанию
права или
факта. Тем
самым «ignorantia» не
равнялась
ошибке.
Но с другой
стороны, в
английском
языке «ignorаnce» -
это «mistake», т.е.
ошибка. В
переводе с
итальянского
на русский
«ignorare», «ignoranza» - это
«игнорировать»
или «не
знать».
Савиньи и все
тот же
Вассалли [4, c. 5] с
юридической
точки зрения
их
уравнивали.
Вообще
вопрос о
соотношении
указанных
двух
категорий
напоминает
спор о
соотношении
понятий
права и
свободы. Соль
решения
вопроса
заключается
в том, что
юридически
первое и
второе
обеспечены
равнозначно,
т.е. они
юридически
равны и спор
является
беспредметным.
С учетом
всего выше
сказанного в
представленной
работе как
юридически
равнозначные
употребляются
оба понятия:
«error» и «ignorantia». Что,
впрочем,
находит
широкую
поддержку в
римских
источниках: Gai. 1,
67; Gai, 1, 68; D. 22, 6, 1, 3; D. 41, 10, 5, 1 и др.
Далее у
Нерация
имеются
некоторые
другие
противоречия.
Так, Нераций
«error»
закрепляет
исключительно
за «ius», а «ignorantia» за
фактом. Имел
ли он на то
основания и
если имел, то
каково оно?
Почему
другие
юристы,
например
Павел (Paul., D. 22, 6, ip),
говорят «ignorantia vel facti vel
iuris est»? Попробуем
устранить
эти
противоречия
[6, c. 37].
Изучая
тексты
Нерация,
А.Картатерра
[6, c. 38] приходит к
выводу, что
Нераций не
уделял
внимание
ошибкам
частных лиц и
их
последствиям,
в то время как
все другие
юристы, в том
числе Павел,
упоминают их.
Нераций не
допускал «ignorantia
iuris», т.к. исходил
из того, что
«iudex» (судьи) и
магистраты
(тем более
юрисконсульты),
не знающие
права, могут
и должны
прибегнуть к
консультации
другого
юриста или
«consilium». «Error in iure» же
могла быть,
согласно
Нерацию,
только в
результате
применения
метода
дедукции и
состоит в «error
procedendo» (в
процессуальной
ошибке), а не в
«error in contrahendo» (в
ошибке при
заключении
сделок).
Об «ignorantiа iuris»
могли
говорить
другие
юристы, имея в
виду частных
лиц, которые
не
обращаются к
юристам,
когда
совершают
чистый факт, а
не
процессуальный
акт, и часто,
когда
совершают
обыденные
сделки, как
например,
покупка
хлеба.
Что
касается
фактов, то и
магистраты, и
юристы могут
не знать их
(или
игнорировать
в связи с
незнанием).
Даже более
того не знают
их до того
момента, пока
факты не
будут
выведены
заинтересованным
лицом и
доказаны: вся
следственная
и
доказательственная
деятельность
направлена
на получение
этого знания.
Поэтому
Нераций
говорит о
дедукции в
отношении «ius»
и индукции в
отношении
«facti». Знание о
фактах или «facti
interpretatio» получают
в результате
логического
приема
индукции,
который «plerumque etiam
prudentissimos fallat» (т.е.
вводит в
заблуждение)
и не дает
уверенности
в точности и
правдивости
[6, c. 38]. Поэтому,
согласно
Нерацию, «facti interpretatio
plerumque etiam prudentissimos
fallat». Как
можно
аргументировать
это
утверждение?
Следуя
мнению
А.Картатерра,
можно
предположить
следующие
аргументы:
а)
обманчивость
«facti interpretatio»
происходит
из «empiria» в
отношении
фактов, в том
смысле, что
факты
познаются
через опыт, на
практике; б)
афоризм
Нерация
можно
объяснить
«абсолютной
неопределенностью
фактов», о
которой
упоминает
Скьявоне [7, c. 148].
Однако
крайность
суждения
последнего
очевидна.
Если бы оно
было верным,
то привело бы
к
радикальному
скептицизму
в теории
права и свело
бы к нулю
усилия в
доказывании
и
установлении
факта.
Нераций же
был точен в
утверждении
и говорил, что
не сам факт
ведет к
заблуждению,
а его
интерпретация,
толкование [6, c.
39]. В
противоположность
Нерацию,
римская
юриспруденция
различала
«error iuris» и «error
facti», т.е.
соответственно
ошибка
касательно
правовой
нормы или
факта. Это
следует
также из
первого
пункта
титула VI «О
незнании
права и
факта»
(обратим
внимание на
название - «De iuris et
facti ignorantia») в тексте
у Павла (D. 22. 6. Cod. 1. 18):
«Бывает
незнание или
факта, или
права... Если
кто-либо не
знает, что он
является
когнатом, то
это лицо
иногда
заблуждается
в отношении
права, иногда
– в отношении
факта. Ибо
если он знает,
что он
является
свободным, и
знает, кем он
рожден, но не
знает, что ему
принадлежат
права,
вытекающие
из
когнатского
родства, то он
заблуждается
в отношении
права. Но если
он, будучи
подкидышем,
не знает, кто
его родители,
и, может быть,
он даже
служит
кому-нибудь,
считая себя
рабом, то он
более
заблуждается
в отношении
факта, чем в
отношении
права...» [8, c. 368]. Т.о.
с точностью
провести
грань,
разделяющую
эти две
категории
ошибки в
праве, не
представляется
возможным. Неосведомленность
о некоторых
фактах,
особенно при
заключении
сделок,
существенно
препятствовало
правильному
волеизъявлению
и тем самым
осложняло
юридическую
практику. В
связи с чем
римская
юриспруденция
пыталась
точно
определить
круг
существенных
фактов,
знание
которых
необходима
для
правильного
волеизъявления
[9, c. 147]. Такое
тщательное
изучение
порой
приводило к
принципиальным
обобщениям,
которые
однако
оставались в
рамках
казуистики и
не привели к
выработке
абстрактных
правил,
действующих
во всех
случаях. В
представленной
работе
изложение
столь
развитой в
римском
праве теории
ошибки мы
намерены
произвести,
не вдаваясь в
казуистику, а
как
юридический
факт. Ч.Санфилиппо
вычленяет
«еrror facti», которые
могут
касаться
следующих
фактов:
личности и
статуса
человека («error in
persona»),
идентичности
вещи («error in corpore» или
«error corporis»),
наименования
вещи «error in nomine»,
сути и
качества
объекта («error qualitatis»
и «error in substantia»),
количественной
стороны вещи
(«error in quantitate»),
юридической
природы акта
(«error in negotio») и т.д. [10, c. 79].
Ошибка в
праве по сути
могла быть
причислена к
актам
человеческого
поведения,
т.к. субъект
права
демонстрирует
ошибку через
поведение. Но
римская
юриспруденция
воспринимает
ошибку в
праве
исключительно
как событие.
Что лишний
раз
подтверждает
предложенный
ранее нами
тезис о том,
что для права
важен не
характер
правового
факта, а его
правовая
интерпретация.
Это
наблюдается
достаточно
часто: так, в
случае
толкования
правового
факта «accessoine»
(присоединение,
приращение)
как события,
«solutio» -
исполнения
обязательств,
относящееся
к «obligationes in dando», где
«solutio» в более
специфическом
значении
термина,
принимается
за
самостоятельную
сделку (в то
время как в
нашем
понимании
превалирует
тенденция
считать
исполнение
обязательства
юридическим
фактом в
узком смысле).
Однако
не всегда
ошибка
юридически
значима и
является
юридическим
фактом.
Ошибка
юридически
значима,
когда
является
смягчающим
обстоятельством
и в поведении
субъекта
права,
допустившего
ошибку, не
было
излишней
небрежности
или
вопиющего
незнания [10, c. 80].
Примером
последнего
может быть
незнание
факта,
известного,
например,
всему
селению [8, с. 368].
Как
правило, «error iuris»
для
современной
юриспруденции
юридически
незначима,
т.к. нельзя
предположить,
что субъект
мог бы
сослаться на
незнание
закона как на
смягчающее
обстоятельство.
Однако
римское
право было
менее
требовательным
к «error iuris», чем
наше. Оно
признавало,
что можно
сослаться на
незнание
закона («ignorantia iuris»)
в следующих
случаях:
а) если
субъект
права
докажет, что
не имел
абсолютно
никакой
возможности
проконсультироваться
у
юрисконсульта;
б) если
субъект
права младше
25 лет; в) а
также в
ограниченных
пределах
женщины,
солдаты и
сельские
жители [9, c. 146; 10, c. 79].
Последняя
категория
лиц, очевидно,
не так
активно
участвовала
в
общественной
жизни, чем и
могло
объясняться
такое
смягчающее
обстоятельство
в
интерпретации
их деяний. Как
видно,
изъятия из
презумпции
знания права
предполагает
достаточно
широкий
диапазон
правовых
фактов
допустимости
«ignorantia
iuris». Если
«iuris ignorantia nocet» (вредит),
кроме
указанных
исключительных
случаев, то
«ignorantia facti», по
общему
правилу, не
наносит
вреда никому
(D. 22, 6, 9 pr) [4, c. 6, 54].
Фактическая
ошибка в
римском
праве
является
юридически
значимой в
серии
предположений,
установленных
правопорядком.
Римские
юристы не
оставили
обобщений по
этому поводу.
Но
сопоставление
отдельных
решений,
проведенное
Ч.Санфилиппо
[10, c. 79-80], позволяет
реконструировать
правила,
принципиально
важные в
плане
признания
фактической
ошибки как
смягчающего
обстоятельства: а)
когда право
устанавливает
наличие
ошибки «error facti»
как
необходимое
условие для
установления
или
прекращения
определенного
юридического
следствия.
Так, если
римский
гражданин
заключает
брак с
иностранной
гражданкой,
по ошибке
считая ее
согражданкой,
то жена могла,
продемонстрировав
такую ошибку,
получить
римское
гражданство; б)
когда ошибка,
даже не
будучи
требуемым
правом
условием,
однако
служит в свою
очередь для
демонстрации
существования
требуемого
условия.
Например,
кто-то купил
дом у кого-то,
кто не
является его
собственником.
В силу чего
покупатель
не
приобретал
дом в
собственность.
Можно было
получить
этот дом в
собственность
по истечению
срока
приобретательской
давности,
если
приобретатель
был
добросовестным.
Требуемый
правом
реквизит в
этом случае -
добросовестность
приобретателя,
которую
можно
продемонстрировать,
доказав, что
покупатель
верил, что
покупает у
собственника; в)
когда
существование
ошибки
убирает
препятствие
валидности
правового
акта,
установленное
законом. Так,
сенатоконсульт
Македониан
считал
ничтожным
денежный
займ у «filii familias».
Если же
заемщик
докажет факт,
что считал по
ошибке, будто
имеет дело с
«pater familias», то займ
будет
признан
валидным.
Т.о. в
отличие от «error
iuris» имеются
лишь
единичные
исключения
толкования
фактической
ошибки как
смягчающего
обстоятельства. Подводя
итог
вышесказанному,
можно
констатировать
наличие в
римской
юриспруденции
одних из
немногих
разработанных
теоретически
юридических
фактов-
ошибки в
праве и
правового
толкования.
Склоняясь в
толковании
понятий «error» и
«ignorantia» как
юридически
равнозначных,
римская
традиция
различала «error
iuris» и «error facti»,
поддающиеся
однако
зачастую
лишь
субъективному
разделению.
Как
юридический
факт ошибка в
римской
юриспруденции
воспринимается
как событие
неволевого
характера.
Однако не
всегда
ошибка
юридически
значима и
является
юридическим
фактом. Так, в
римском
праве нет
абсолютной
презумпции
знания права.
Имеется
ограниченный
перечень
случаев,
допускающих
незнание
норм права и
тем самым
являющихся
смягчающим
обстоятельством
при
интерпретации
фактов,
имеющих
отношение к
праву. В
римском
праве
имеется
правило, что
«iuris ignorantia nocet» (вредит),
кроме
достаточно
широкой
категории
исключительных
случаев, а «ignorantia
facti» не вредит
никому (D. 22, 6, 9 pr), а
потому
является
юридически
значимой в
немногочисленных
случаях,
установленных
правопорядком,
по которым,
однако,
римские
юристы не
оставили
обобщений.
Т.о.
юридическую
валидность
фактов «error iuris»
можно
представить
как
зеркальное
отражение
правового
факта «error facti»: «error
iuris» вредит
осуществлению
права всегда,
кроме
ограниченного,
хотя и
достаточно
широкого
круга
случаев, а «error
facti» не вредит
осуществлению
права, кроме
редких
случаев. Практическая
направленность
римской
юриспруденции
обусловила
настойчивые
попытки
точно
определить
круг фактов,
знание
которых
необходимо
для
правильного
волеизъявления.
Это
объясняет
теоретические
обобщения,
которые
оставаясь
однако в
рамках
казуистики,
не привели к
выработке
единого
правового
режима,
действующих
во всех
случаях. СПИСОК
ИСПОЛЬЗОВАННЫХ
ИСТОЧНИКОВ:
Antonio Cartaterra. Struttura del linguaggio
giuridico-precettivo romano. -Bari: Dott. F. Cacucci, 1968. -275p.;
Fazio Scarlata. Ignorantia (dir. rom.) // Enciclopedia
del diritto. -Milano, 1970. -Vol. XX. -P. 4;
Pasquale Voci. Errore (dir. rom.) // Encilopedia del
diritto. -Milano, 1965. -Vol. XV. –P. 226;
Vassalli F.E. Iuris et facti ignorantia // Studi senesi
nel circolo giuridico della R. Universita`. -Torino: Fratelli Bocca editori,
1914. -Vol. XXX. -P. 3- 55;
Antonio Сarcaterra. Facti interpretatio nella
epistemia di Nerazio (D. 22, 6, 2) // Bulletino dell`istituto di diritto romano
«Vittorio Scialoja». -Milano: Dott. A. Giuffre`, 1981. -Vol. 23.
-P.35-58;
Schiavone. Studi sulle logiche dei giuristi romani.
-Napoli, 1971. -P.148;
Дигесты
Юстиниана:
Избранные
фрагменты в
пер. и с
примечаниями
И.С.Перетерского.
-М.: Наука, 1984. -С.
367-369;
Дождев Д.
В. Римское
частное
право:
Учебник для
юридических
ВУЗов и
факультетов /
Под общ. ред.
В.С.
Нерсесянца. -M.:
Норма, 2000. -784с.;
Cesare Sanfilippo. Istituzioni di diritto romano.
-Catania, 1964. -P. 77-102.