Журнал "Право:Теория и Практика"

ДОКТРИНА СОВЕТСКИХ ЮРИСТОВ-МЕЖДУНАРОДНИКОВ
В ВОПРОСЕ О СООТНОШЕНИИ МЕЖДУНАРОДНОГО
И НАЦИОНАЛЬНОГО ПРАВА.
ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО ЗАРУБЕЖНЫХ ГОСУДАРСТВ
И МЕЖДУНАРОДНАЯ ПРАВОВАЯ СИСТЕМА

Восканов Сурен Георгиевич,
соискатель Дипломатической академии МИД РФ, г. Москва

В целом советским юристам-международникам дуалистическая концепция, где две системы рассматривались ими как самостоятельные, была ближе, и большинство из них были сторонниками этой теории. Некоторые западные юристы отмечали, что большинство советских юристов придерживается доктрины абсолютного суверенитета, и отдавали приоритет в этом вопросе советскому законодательству. Рассмотрим подходы советских юристов к этому вопросу.
Один из первых советских юристов, кто обратил внимание на проблему соотношения международного и внутригосударственного права, был В.Н. Дурденевский. В 1930 г. он опубликовал в немецком «Журнале Восточного права» статью «Первенство международного договора или внутреннего закона в советском праве». В данной статье профессор В.Н. Дурденевский делает вывод, что внутригосударственный закон и международный договор имеют равную силу, а действие их на территории государства определяется временем опубликования.^[1] В более поздний период времени, а именно в 1950 г., В.Н. Дурденевский несколько уточнил эту же мысль. По его мнению, «правильным решением проблемы, было бы признание равной силы международного договора и внутреннего государственного закона данной страны, поскольку договор и закон утверждаются одной и той же властью. Далее В.Н. Дурденевский продолжает: «... Заключенный договор (с ратификацией, если она необходима) приравнивается к обыкновенному закону страны и устраняет или дополняет более ранние законы с того момента, как в порядке опубликования или другом принятом правительственной практикой порядке становится известным тем органам и гражданам, которых он касается».^[2] Другой же советский юрист А.Я. Вышинский, фактически приходит к выводу о примате советского внутригосударственного права. Так А.Я. Вышинский пишет, «признавая приоритет за национальным правом, построенным в соответствии с интересами народа миролюбивого, свободного и независимого государства, советская концепция национального права не противоречит и не может противоречить концепции международного права, отвечающего этим же требованиям. Больше того, в таком случае она создает для международного права прочную основу и обеспечивает ему должный авторитет, без чего невозможно успешное регулирование международных отношений между независимыми, суверенными государствами».^[3] Так еще один из представителей советской школы международного права Е.А. Коровин писал, «приписывать советской науке международного права какую-то склонность к теории «абсолютного суверенитета» - значит утверждать заведомую и абсолютную неправду». ^[4]
Профессор И.П. Блищенко в 1960 г. в своей книге «Международное и внутригосударственное право» писал: «международное и внутригосударственное право являются самостоятельными системами норм со своей спецификой, присущей каждой из них. Далее И.П. Блишенко продолжает: «существующие теория примата международного права и теория примата внутригосударственного права носят реакционный характер...».^[5] Г.И. Тункин, рассматривая этот вопрос, отмечает: «Когда мы говорим о суверенитете государств, мы имеем в виду не абсолютный суверенитет, а скорее суверенитет в рамках международного права».^[6]В.Г. Буткевич, анализируя эту проблему, пишет, что «в целом же было бы ошибочно представлять внутригосударственное и международное правотворчество как абсолютно отличные общественные явления».^[7] Далее В.Г. Буткевич продолжает: «Внутригосударственное и международное правотворчество тесно взаимосвязано. В них больше общего, чем особенного».^[8]
Из сказанного видно, что большинство советских юристов не исключали взаимодействия двух правовых систем. Взаимодействие двух правовых систем происходит в виде их взаимовлияния. Подход советских юристов к этому вопросу состоит в том, что они видели в качестве первичного влияние советского права на международное. Так, Г.И. Тункин пишет, «государства создают международное право, а не наоборот».^[9] Но советская международная юридическая доктрина исходила из того, что первичность не означает верховенства внутригосударственного права над международным. Как пишет Р.А. Мюллерсон, «эта первичность означает, что в процессе создания норм международного права государства исходят из принципов и норм своего национального права и не идут на создание норм международного права, противоречащих основам их социального и политического строя, закрепленным, как правило, в конституционных нормах».^[10] Из вышеизложенного следует отметить, что влияние международного права на советскую национально-правовую систему осуществлялось как помощь последнего при осуществлении норм первого. Именно в этом аспекте взаимоотношения между двумя правовыми системами советские юристы-международники видели юридическую связь. Представляется, позиция западных юристов, полагавших, что для большинства советских юристов доктрина абсолютного суверенитета ближе, ошибочна.
Что касается вопроса о соотношении международного права и национально-правовой системы СССР, то до 60-х годов XX века правовая система была минимально ориентирована на взаимодействие с международным правом и правовыми системами других стран. Как пишет И.И. Лукашук, «судебная практика редко обращалась к международному праву. Судьи предпочитали избегать малоизвестную область».^[11] Это было вызвано тем, что доктрина государственного суверенитета была щитом советского государства против внешнего давления. Тем не менее, в законодательстве СССР произошли изменения в процессе международного общения. Прецедент был создан ст. 129-ой Основ гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик, принятый в 1961 г., где отмечалось, что если международным договором СССР установлены иные правила, чем те, которые содержатся в гражданском законодательстве, то применяются правила международного договора. Аналогичный порядок применялся также в отношении гражданского законодательства союзной республики, если в международном договоре союзной республики установлены иные правила, чем предусмотренные гражданским законодательством этой союзной республики.^[12]Так Хлестов О.Н. и Кузнецов М.Н. уже в 1974 г. пишут, «из ... законодательных актов Советского союза явно следует, что в случае коллизии между нормами международного права, содержащимися в международном договоре, участником которого является СССР, и нормами внутреннего права Советского союза, относящимися к одним и тем же вопросам, приоритет имеют нормы, содержащиеся в международном договоре, участником которого является СССР».^[13]
Закон о правовом положении иностранных граждан в СССР от 1981 г. устанавливал: «Правовое положение иностранных граждан в СССР может определяться также на основании международных договоров СССР».^[14]
Аналогичные статьи были также внесены в законодательство СССР: Таможенный кодекс 1964 г., Основы законодательства о браке и семье 1968 г., Основы гражданского судопроизводства 1961 г., и т.д. Статья 29 Конституции СССР от 1977 г. гласила, что отношение СССР с другими государствами строятся на основе соблюдения принципов права, а также выполнения обязательств, вытекающих из общепризнанных принципов и норм международного права, из заключенных СССР международных договоров.^[15] В Законе о Комитете Конституционного надзора было предусмотрено, что если нормативный акт или его отдельная часть нарушает основные права и свободы человека, закрепленные в международных актах, участником которых является СССР, то такой акт (или его отдельное положение) утрачивает силу. Так в 1990г. Комитет Конституционного надзора СССР признал неконституционным институт прописки, ссылаясь на положение во Всемирной декларации прав человека и в Международном пакте о гражданских и политических правах на свободу передвижения и выбора местожительства. Здесь же следует отметить, что в феврале 1989г. Советский союз снял свои оговорки о непризнании обязательной юрисдикции Международного Суда ООН в отношении шести международных соглашений в области прав человека таких, как Конвенция о пресечении преступления геноцида и наказания за него 1948г., Международная конвенция о ликвидации всех форм расовой дискриминации 1965г. и др.^[16]
Также были внесены новые положения в законодательство СССР, которые регулировали деятельность иностранных компаний. К первым нормативным актам о создании совместных предприятий относится Указ Президиума Верховного Совета СССР от 13 января 1987г. «О вопросах, связанных с созданием на территории СССР и деятельностью совместных предприятий, международных объединений и организаций с участием советских и иностранных организаций, фирм и органов управления». Совет Министров СССР принял также два постановления: №48 «О порядке создания на территории СССР и деятельности совместных предприятий, международных объединений и организаций СССР и других стран – членов СЭВ» и №49 «О создании на территории СССР совместных предприятий с участием фирм капиталистических и развивающихся стран».^[17]Закон о собственности от 6 марта 1990г. впервые разрешил создать предприятия, которые полностью принадлежали бы иностранным инвесторам. Как мы видим, советское законодательство, особенно в конце 80-х годов, создало не только правовую основу формирования рынка инвестиций и регулирования инвестиционных отношений внутри страны, но и заложило основы регулирования иностранных инвестиций.^[18]
Но в большинстве случаев в законах речь шла исключительно о международных договорах СССР, что касается обычных норм, то этот вопрос советское законодательство обходило молчанием. Это было связано в первую очередь с тем, что обычные нормы создавались без явно выраженного согласия советского государства. И как отмечает И.И. Лукашук, нормы международного права не всегда имели достаточно четкое содержание, и по этой причине советское государство сдержанно относилось к обычным нормам.^[19]Обычные нормы общего международного права были закреплены в ст.29 Конституции СССР «принцип добросовестного выполнения обязательств, вытекающих из общепризнанных принципов и норм международного права». Правда, сделано это было применительно к внешней политике. Следует ещё отметить, что в законодательстве появились нормы, которые предусматривали применение международных договоров судебными органами. В закон о Высшем арбитражном суде СССР 1991г. была включена ст. 6., где говорилось, что кроме конституционных норм и иных законодательных актов суд руководствуется также «соглашениями Союза ССР и республик, многосторонними и двусторонними договорами и соглашениями между республиками, международными соглашениями»^[20]. Применение договорных норм судами СССР, началось в 50-е гг., где наша страна участвовала в заключении договоров о правовой помощи, как двусторонних, так и многосторонних соглашений. Так, в 1967г. СССР присоединился к Гаагской конвенции по вопросам гражданского процесса. Объективности ради следует отметить, что суд в СССР не обладал реальной независимостью в решении дел, связанных с международным правом. В таких случаях он руководствовался не законом и не договором, а указаниями исполнительной власти. Политические соображения доминировали над правовыми^[21]. Однако все это не означает, что советское государство было изолировано от международного права. Как справедливо замечает профессор В.С. Верещетин, «советская теория международного права единодушно исходит из того, что международное право и внутригосударственное право - две самостоятельные правовые системы, функционирующие в различных сферах, но тесно взаимодействующие в различных сферах между собой. Ни одна из них не имеет приоритета как система в целом над другой, но обе испытывают сильное влияние и нуждаются в согласовании».^[22]Но нельзя и не отметить, что в советской доктрине международного права наметилась тенденция к более взвешенной оценке роли обычных норм, особенно в 80-х гг. Так Н.Н. Ульянова обратила внимание на механизм взаимодействия договора и обычая в утверждении общепризнанных норм.^[23]
В заключение следует отметить, что советская доктрина международного права исходила из того, что как советская правовая система, так и международная правовая система, не были изолированы друг от друга и взаимодействовали друг с другом как две самостоятельные системы. В конце 80-х годов эта позитивная тенденция стала более отчетливой. Нельзя не согласиться с профессором Е.Т. Усенко, который отмечал, что в результате преодоления ошибочных взглядов некоторых советских юристов, отстаивающих концепцию примата советского права над международным, советская доктрина международного права исходила из того, что международное право и внутригосударственное являются двумя самостоятельными системами.^[24]Нельзя не обойти вниманием и не отметить тот большой вклад, который внесли советские юристы-международники, в науку международного права, в том числе и для правильного понимания международного права, как в Советском союзе, так и в Российской Федерации.
В наши дни в зарубежной правовой литературе одна из разновидностей монистической концепции, а именно: признание международного права частью национального права либо его примат, более распространена. Хотя есть и противники данной концепции. Например, К.Райт, который пишет: «Мы должны принять дуалистическую точку зрения. Международные суды применяют международное право, национальные суды – национальное право».^[25]
Проанализируем, как решается этот вопрос в зарубежных государствах. Как мы знаем, Конституция США закрепила принцип: «международное право – часть права страны». В ст.6 п.2 Конституции США говорится: «Настоящая Конституция и законы Соединенных Штатов, которые будут приняты в соответствии с ней, а также все международные договоры, которые заключены или будут заключены от имени Соединенных Штатов, являются высшим правом страны; судьи в каждом штате подчинены ему независимо от наличия каких- либо противоречащих ему положений в Конституции или законах любого штата».^[26] В соответствии ст.1.8-ого раздела Конституции США конгрессу подвластно «определять состав преступления пиратства, и преступлений, совершенных в открытом море, а также преступлений против международного права и устанавливать за них меры наказания».^[27]Проанализируем, как подходит к этому вопросу судебная практика. Поскольку в соответствии с Конституцией США международные договоры имеют юридически равную силу с законодательством страны, то в том случае, если будет иметь место расхождение между ними, для выхода из этой ситуации применяется общий принцип права: «последующий закон отменяет закон предыдущий». Из этого можно сделать вывод, что договор может быть отменен последующим законом. Так в 1889г. в решении суда было определено, что закон, принятый Конгрессом в 1888г., противоречит положению договора 1868г. с Китаем. Однако это не является основанием для признания закона недействительным или ограниченным в применении.^[28]Из этого следует, что суд может принять решение, которое противоречит международным обязательствам США, тем самым, нарушая один из основных принципов международного права, а именно: принцип добросовестного выполнения международных обязательств. Но как показывает судебная практика, суды изредка и с большой осторожностью принимают решения, которые противоречат международному праву. Примером может служить известное решение Нью-Йоркского суда 1988г. по делу США против Организации Освобождения Палестины. Показательно и решение Верховного Суда США по делу Саббатино 1964 г.: «Должно быть очевидным, что чем выше уровень кодификации или согласия относительно определенной области международного права, тем более пригодным оно будет для принятия судом в соответствии с ним решения, поскольку суды в таком случае смогут сосредоточиться на применении согласованных принципов к обстоятельствам дела, а не решать деликатную задачу установления принципов, которые не были бы несовместимы с национальными интересами или международным правосудием».^[29]Думается это решение суда согласуется с принципом, который закреплен в Конституции США: «международное право – часть права страны». В то же время, как отмечает И.И. Лукашук, суды не проявляют особой смелости для более широкого применения международных норм в качестве части права страны. А это имеет место только тогда, когда суд признает договор самоисполняющимся, т.е. таким, постановления которого пригодны для непосредственного применения без издания имплементирующего их закона.^[30] Все же следует отметить, что в результате роста количества международных договоров с участием США, международные нормы все чаще применяются судами. Американские юристы признают, что «нарастает тенденция рассматривать их как несамоисполняющиеся и нуждающиеся в имплементации конгрессом.^[31] Что касается обычных норм международного права, то в случае конфликта между признанной нормой международного права и нормой национального права, как правило, суд в своем решении отдает предпочтение норме национального права. В иерархии права США судебные решения и прецедентное право стоят выше, чем общие нормы международного права.^[32] Из этого можно сделать вывод, что и международные договоры стоят выше обычных норм. Примером такой иерархии служит Решение Верховного Суда США по делу о пакеботе «Гавана» 1900г.: «Международное право является частью нашего права и должно определяться и применяться судами, обладающими соответствующей юрисдикцией, каждый раз, когда связанные с ним вопросы права должным образом представлены на его рассмотрение. В этих целях, если нет договора и нет регулирующего акта исполнительной или законодательной власти судебного решения, то можно обращаться к обычаям и обыкновениям цивилизованных стран».^[33]
В связи с этим в американской юридической литературе данное положение критикуется. Так, в 1992г. США присоединились к Пакту о гражданских и политических правах. А здесь необходимо отметить, что договоры о правах человека являются несамоисполняющими, т.е. необходимо издание закона, в рамках правовой системы для их применения. Американские юристы констатируют, что США, присоединяясь к конвенции о правах человека с оговоркой, об их несамоисполняемости «претендуют на принятие международных обязательств, но фактически не берут на себя ничего».^[34]
Из сказанного можно сделать вывод, что принцип, который закреплен в Конституции США, а именно: «международное право – часть права страны» не совсем соответствует нынешним реалиям. Конечно, не отрицая взаимодействия двух правовых систем, в то же время хочется отметить, что по сравнению с другими правовыми системами, особенно западноевропейских государств, она консервативна в отношении международно-правовой системе. Как отмечает американский профессор Л.Генкин, «можно привести убедительные аргументы, свидетельствующие, что обычное международное право превалирует над любым правом Соединенных Штатов и подлежит применению, даже если оно расходится с последующими законами конгресса».^[35] Поддерживая Л.Генкина, И.И. Лукашук пишет: «В практическом плане недостаток концепции состоит в том, что международное право рассматривается как один из источников права страны, к тому же стоящий ниже других источников. Все это свидетельствует о том, сколь опасно, игнорировать специфику юридической природы норм международного права».^[36] Конечно, здесь нельзя не согласиться с высказываниями И.И. Лукашука и Л. Генкина и хочется привести в качестве примера недавнее решение администрации президента Дж. Буша-младшего о повышении пошлин на ввоз стали в США. Данное решение противоречит международным обязательствам США, по крайней мере как члена ВТО. Страны, которые экспортировали сталь в США, понесли огромные материальные убытки и предприняли адекватные экономические действия против США (ЕС, Япония и т.д.). Американский финансист Дж. Сорос считает: «...что введением ограничений на импорт стали, Буш поставил внутренние политические соображения над международными обязательствами США как члена ВТО».^[37]
Нисколько не сомневаясь в прогрессивности и демократичности правовой системы США, в то же время хочется отметить, что даже такая супердержава, как США, в нынешних условиях не сможет развиваться во всех сферах государственной жизни без сотрудничества с государствами и международными организациями на основе международного права.
В отличие от США западноевропейские государства с других позиций подходят к вопросу о соотношении двух правовых систем. Проанализируем этот подход, исходя из законодательства и из судебной практики государств.
В Швейцарии вопрос о соотношении национального права с международным правом решается на основе теории «дружеского отношения к международному праву». В соответствии с этой теорией, в случае коллизии нормы международного права с законом, вопрос решается в пользу нормы на основе толкования в соответствии с международным правом. Хочется отметить, что в судебной практике Швейцарии имеет место тенденция к обеспечению как обычному, так и договорному м.п. приоритета в отношении к национальным законам.^[38] Однако, если обратить внимание на Конституцию Швейцарии, то мы не найдем положения, которое регулирует вопрос о соотношении двух систем. Но как в литературе, так и в судебной практике признается неписанная норма, по которой подразумевается, что в соответствии с Конституцией Швейцарии, нормы международного права действуют в стране непосредственно и без всякой процедуры. В соответствии с решениями Федерального Суда Швейцарии, нормы подлежат применению судами сразу же после вступления их в силу в международном плане.^[39] В продолжение этого следует отметить, что статус обычных норм приравнен к международным договорам, а они, согласно Конституции, приравниваются к законам (ст. 113/3).^[40] Как мы видим, подход Швейцарии к международному праву более либеральный, чем тот же подход со стороны США.
Ну, а если мы обратим наше внимание на соотношение национального права с международным в Голландии, то убедимся в ещё более либеральном подходе к международному праву. Так, если имеет место расхождение между международным договором и Конституцией, то после одобрения положений договора большинством голосов в парламенте, а именно 2/3 голосов, суды применяют постановление договора (ст. 91/3).^[41] После официального опубликования договоры непосредственно обязывают как физических, так и юридических лиц, а также подлежат применению всеми органами государственной власти без определенных процедур в парламенте. ^[42] Если же, к примеру, имеет место расхождение закона и договора, то в этом случае договор имеет верховенство перед законом. Но здесь голландская правовая система исходит из того, что только те договорные постановления имеют прямое действие, которые «обязательны для всех лиц», т.е. являются частью права страны. Но в тех случаях, когда договоры обязывают лишь государство, и не пригодны для применения судами, то договор не обладает верховенством перед национальными законами. Однако это происходило не всегда, были случаи, «когда правительство Голландии признавало за судами право рассматривать и такого рода договорные постановления как обладающие прямым действием по национальному праву».^[43]
Ввиду сказанного следует отметить либеральный характер взаимодействия голландской правовой системы с международным правом. Представляется, что, конечно, здесь не может идти речь об идеальном варианте соотношения двух правовых систем, ведь, как замечал русский юрист П.И. Новгородцев, «идеал невозможен без относительности». Но как пишет И.И. Лукашук, «нельзя недооценивать значения голландской правовой системы для определения проблемы применения международных договоров в рамках национальной правовой системы».^[44]
Конституция Португалии 1976г. гласит: «Нормы международных договоров, ратифицированных или одобренных должным образом, вступают в силу после официальной публикации, и их выполнение становится обязательным».^[45] Как постановил Конституционный Суд Португалии, договор подлежит применению по той причине, что она (Португалия) остается обязанной в международном плане.^[46] В отличие от Голландии, Конституционный Суд Португалии постановил, что в случае коллизии между договором и Конституцией, положения Конституции имеют приоритет перед договором.^[47] А если коллизия имеет место между договором и законом, то здесь приоритет имеет договор. В подтверждение этого принципа суд решил: «если действие принятого должным образом международного договора на самом деле может быть прекращено путем правомерного с точки зрения международного права отказа государства от обязательства, то обыкновенный закон не может его отменить».^[48]
Из этого следует, что если конституционные нормы имеют приоритет перед договором, то договоры, которые прошли определенные процедуры в соответствии с законодательством Португалии, имеют приоритет перед обычными законами.
Ст.25 Конституции ФРГ гласит: общие нормы публичного международного права будут составной частью федерального права. Они будут обладать приоритетом перед законами и будут непосредственно создавать права и обязанности для жителей федеральной территории.^[49] Здесь следует отметить, что нормы международного права являются частью федерального права, создавая определенные права и обязанности для жителей.^[50] Интересно решается вопрос: является ли, например, норма международного права частью федерального права? В соответствии с Основным законом ФРГ данный вопрос поручен Федеральному конституционному суду: «Если в ходе судебного рассмотрения возникают сомнения относительно того, является ли норма публичного международного права составной частью федерального права и создает ли непосредственно такая норма права и обязанности для индивидов, то суд должен получить решение Федерального конституционного суда».^[51]Так в 1968г. Федеральный конституционный суд определил: «Цель прямого действия общих норм международного права состоит в исключении противоречащего им внутреннего права и в обеспечении его применения в соответствии с международным правом. Поскольку общие нормы международного права постоянно эволюционируют, то количество возможных конфликтов между общим международным правом и внутренним правом невозможно предвидеть. Процесс изменения внутреннего права в результате инкорпорации «международного федерального права» (федерального права международного по своей природе) происходит вне формальной законодательной процедуры, предусмотренной конституцией. Общие нормы международного права в большинстве случаев являются универсальным обычным международным правом, они дополняются общепризнанными принципами международного права».^[52] Что касается договорных норм, то в Германии этот вопрос решается на основе принципа: «последующий закон отменяет закон предыдущий». Как мы видим, договорные нормы не обладают приматом перед законом и в правовой системе стоят ниже общих норм международного права. Тем не менее, и к договорным нормам в Германии подходят, исходя из принципа «дружественного подхода к международному праву». И в случае с договорными нормами последующий закон не отменяет правило положений договора, если последнее может рассматриваться как специальное для данного случая, которое законодатель не имел намерения отменить.^[53] Если имеет место конфликт между законом и договором, толкование нового закона должно происходить таким образом, чтобы он не вступал в противоречие с международным договором. Как пишет немецкий юрист Д. Раушнинг, «мне неизвестно ни об одном случае противоречия между договором и принятым позднее законом, который бы имел место за почти пятидесятилетнюю историю действия Основного Закона ФРГ».^[54]
Таким образом, следует отметить, что в большинстве государств (кроме Голландии, да и то с оговоркой) ни одна норма международного права не должна противоречить Основному закону, а именно Конституции. В то же время можно констатировать, что при осуществлении суверенных прав, включая право устанавливать законы, государства сообразуются со своими обязательствами в соответствии с международным правом. Международные договоры, как и обычные нормы, оказывают растущее влияние на национальные правовые системы государств. Из ранее сказанного следует отметить, что как в законодательстве, так и в судебной практике государств утверждается концепция примата международного права. Но существуют определенные подходы каждой правовой системы государств к данному вопросу, а также имеются, как мы видели, значительные различия в подходе к этому вопросу государств. Учитывая все это, при внедрении норм международного права необходимо их согласовывать с законодательством государств, учитывая особенности национальных систем. Делает ли примат международного права над внутригосударственным правом, его вышестоящим? Едва ли. Ну, во-первых, в силу того, что международное право едва ли действовало бы без санкции национального законодательства. И, во-вторых, как отмечает И.И. Лукашук, «каждое решает свои задачи при помощи собственного механизма».^[55] Бесспорно, что сегодня международное право играет очень важную роль для государств. Самое главное в этом вопросе - это гармоничное взаимодействие двух правовых систем без гегемонизма одной системы над другой. С каких же позиций можно говорить о примате международного права над внутригосударственным? Приведем высказывание профессора С.В. Черниченко: «Внутригосударственное право должно быть согласовано с международным таким образом, чтобы обеспечивать осуществление последнего. В этом смысле можно говорить о примате международного права. Иными словами, государство, чтобы не допустить нарушения обязанностей, вытекающих для него из норм международного права или индивидуальных международно-правовых установок, либо реализовать свои права, вытекающие из таких норм или установок, должно либо принять новые нормы внутригосударственного права (или индивидуальные правовые установки), либо изменить существующие, либо отменить их, либо, наконец, быть уверенным в том, что его внутреннее право вполне отвечает упомянутым нормам (или установкам) и что деятельность внутригосударственных органов, должностных лиц, организаций, граждан в порядке реализации соответствующих внутригосударственных норм (установок) будет находиться в русле реализации соответствующих международно-правовых норм (установок), будет рассматриваться на международной арене как деятельность самого государства по реализации международно-правовых норм (установок)».^[56] Представляется, данная позиция профессора С.В. Черниченко во многом отвечает на вопрос, с каких же позиций можно говорить о примате международного права перед внутригосударственным. В то же время хочется отметить, что признание примата международного права не входит в противоречие с наличием государственного суверенитета. Как пишет профессор О.Н. Хлестов: «абсолютного суверенитета нет, а добровольное ограничение суверенных прав самим государством путем принятия международных обязательств допустимо и является нормальным путем развития международных отношений».^[57]
И, следовательно, государства самостоятельно решают вопрос о добровольном ограничении своих определенных суверенных прав с учетом участия государства в международных соглашениях, тем самым, укрепляя свои позиции, как внутри государства, так и на уровне межгосударственных отношений.

^[1] См.: Блищенко И.П. Международное и внутригосударственное право. М., 1960.С190-191.
^[2] См.: Блищенко И.П. Международное и внутригосударственное право. М., 1960.С. 191.
^[3] См.: Вышинский А.Я.Вопросы международного права и международной политики, Госюриздат, 1949, С.481.
^[4] См.: Коровин Е.А. Абсолютный суверенитет или абсолютная неправда.-Новое время, 1947, №41. С.15.
^[5] См.: Блищенко И.П. Международное и внутригосударственное право. М., 1960. С.238.
^[6] См.: Tunkin G.I. The Problem of Sovereignty and Organization of European Security – Revue be qe de droit international, 1974, №1, p. 3.
^[7] См.: В.Г. Буткевич Соотношение внутригосударственного и международного права. Киев, 1981. С. 157.
^[8] Там же. С.157.
^[9] См.: Тункин Г.И. Основы современного международного права. М., 1956. С.9.
^[10] См.: Мюллерсон Р.А. Соотношение международного и национального права М., 1982. С.29.
^[11] См.: Лукашук И.И. Нормы международного права в правовой системе России. – М.: «Спарк», 1997. С.30.
^[12] См.: Основы законодательства СССР и союзных республик. М., 1982.
^[13] См.: Хлестов О.Н., Кузнецов М.Н. Соотношение международного и внутригосударственного права.- В кн.: Становление и развитие советской науки международного права. Учебное пособие. М., МГИМО, 1974. С.101.
^[14] См.: Ведомости Верховного Совета СССР, 1981, №26.
^[15] См.: Конституция /Основной закон/ Союза Советских Социалистических республик. – М., 1988. – С.14.
^[16] См.: Международное право: Учебник. Отв. ред. Ю.М. Колосов, В.И. Кузнецов.-М.: Междунар. отношения, 1999. С.206.
^[17] См.: Фархутдинов И.З. Иностранные инвестиции в России и международное право. Изд. Башкирского государственного университета. – Уфа, 2001г., С.30.
^[18] См.: Богатырев А.Г. Инвестиционное право. М., 1993. С.248.
^[19] См.: Лукашук И.И. Нормы международного права в правовой системе России. Издательство «Спарк» М.,1997. С.30
^[20] См.: Ведомости Верховного Совета СССР,1991,№23.
^[21] См.: Лукашук И.И. Нормы международного права в правовой системе России. Издательство «Спарк» М.,1997. С.30-31.
^[22] См.: Верещетин В.С. Международное космическое право и внутригосударственное право: проблемы взаимосвязи. – Советское государство и право. 1981. №12. С.108.
^[23] См.: Ульянова Н.Н. Общие многосторонние договоры в современных международных отношений. Киев, 1981. С.88.
^[24] См.: Усенко Е.Т.Соотношение и взаимодействие международного и национального права и Российская Конституция \\ Московский журнал международного права. 1995. №2. С. 13-14.
^[25] См.: Каланда В.А. О трансформации норм международного права в правовую систему РФ// Московский журнал международного права 1994. №3.С.13.
^[26] См.: Constitution of the United States. Wash.,1991. P. 15-16.
^[27] См.: БлищенкоИ.П. Международное и внутригосударственное право. М., 1960., С.110.
^[28] См.: Лукашук И.И. Международное право в судах государств. СПб., 1993. С.113.
^[29] См.: Henkin L. et all. International Law. Cases and Mate rials. St. Paul. Minn., 1987. P. 166-167.
^[30] См.: Лукашук И.И. Международное право в судах государств. СПб., 1993., С.115-116.
^[31] См.: Henkin L. Op. cit. p.425.
^[32] См.: Лукашук И.И. Нормы международного права в правовой системе России. Издательство «Спарк» М., 1997. С.13.
^[33] См.: The Paquete Habana // U.S. 1900. Vol. 175. P.700.
^[34] См.: Henkin L. U.S. Ratification on Human Rights Conventions // American Journal of International Law. 1995.Vol.89 N2. P.344.
^[35] См.: Henkin L. Op. cit. P.877.
^[36] См.: Лукашук И.И. Международное право в судах государств. СПб., 1993, С.143.
^[37] См.: Независимая газета от 19.03.2002.
^[38] См.: Лукашук И.И. Международное право в судах государств. СПб., 1993. С. 144.
^[39] См.: Wildhaber L. Bemer Kungen zum Fall Schubert betreffend das Verhältnis von Völkerrecht und Landesrecht // Schweizerisches Jahrbuch für internationales Recht, 1974. P. 195. ff.
^[40] См.: Лукашук И.И. Международное право в судах государств. СПб., 1993. С. 144.
^[41] См.: Erades L. International Law and the Netherlands Legal Order // International Law in the Netherlands. The Hague, 1980. Vol. III. P. 375-434.
^[42] См.: Лукашук И.И. Международное право в судах государств. СПб.,1993. С.125.
^[43] Там же С. 126.
^[44] Там же С.127.
^[45] См.: Конституция и законодательные акты. М.: Прогресс, 1979. С. 76.

^[46] См.: Лукашук И.И. Международное право в судах государств. СПб., 1993. С.124.

^[47] См.:Diário da República. 1985 Ser. II P.4698.
^[48] Ibid 1985. Sev. II p.5500.
^[49] См.: Конституция буржуазных стран С.167.
^[50] См.: Лукашук И.И. Международное право в судах государств. СПб., 1993. С.148.
^[51] См.: Конституция буржуазных стран. С.104.
^[52] См.: Entscheidungen des Bundesverfassungsgerichts. 1968. Bd. 23. S. 316-317.
^[53] См.: Frowein J. FRG// The Effect of Treaties in Pomestic Law. L., 1987. P. 69.
^[54] См.: Российский ежегодник международного права. 1998-99. С.281.
^[55] См.: Международное право. Общая часть: Учебник 2-е изд.,./Под. ред.И.И.Лукашука.– 2-е изд., перераб. и доп.-М., Изд., Бек, 2000. С.236.
^[56] См.: Черниченко С.В. Теория международного права. В 2-х томах. Том 1: Современные теоретические проблемы. – М.: Изд. «НИМП», 1999. С.147-148.
^[57] См.: Хлестов О. Н.Международное право и Российская Федерация \\ Московский журнал международного права . 1994. №4. С.55.