Журнал "Право:Теория и Практика"

Преступления против собственности являлись и являются самыми распространенными уголовно-наказуемыми деяниями. По этой причине как данные преступления, так и нормы предусматривающие ответственность за их совершение, естественным образом составляют предмет интереса Особенной части науки уголовного права. Насколько известно в качестве предмета Особенной части науки уголовного права выступают характерные условия при которых различные акты поведения, рассматриваемые индивидуальным образом, приобретают характер преступления. Также в качестве такого предмета предстают наказания, предусмотренные законом для каждого уголовного деяния, и особые условия при которых имеет место привлечение к уголовной ответственности за совершение такого деяния. Другими словами, предметом исследования Особенной части науки уголовного права являются нормы и институты составляющие Особенную части отрасли уголовного права.
Одна из характерных черт Особенной части отрасли уголовного права – это ее динамизм. Естественно уголовное право в целом является динамичным, то есть в постоянном изменении. Но если в сфере Общей части ритм перемен более низок, то нормы Особенной части характеризуются повышенным динамизмом. И это неизбежно имея в виду то что существует прямая связь между нормами Особенной части и общественной действительностью которую они регулируют. Именно поэтому эволюции, происходящие в общественной действительности, вынуждают к изменению, дополнению или же исключению данных норм. Динамизм Особенной части уголовного права предстает как выражение динамизма уголовноправовой политики принятой на определенном этапе развития. В свою очередь уголовноправовая политика обусловлена главным образом тремя факторами: эволюцией морали, типом политического режима и уровнем преступности.
Сосредоточие в Республике Молдова в начале девяностых годов всех упомянутых факторов привело к необходимости разработки нового уголовного законодательства. Таким образом динамизм Особенной части уголовного права стал еще более очевиден в период проведения правовой и судебной реформы. В этом смысле следует заметить что в нашей стране в последнее десятилетие динамизм развития уголовного права выражался чаще всего в декриминализации многочисленных составов отражающих в юридическом плане централизованную систему, основанную почти исключительно на государственной собственности. Вместе с этим появилось необходимость в новых составах имеющих целью охрану рыночной экономики и других ценностей демократического общества.
В анализируемом контексте нельзя не упомянуть о законодательном закреплении в 1991-ом году равной уголовноправовой охраны двух форм собственности: государственной и частной. Казалось это послужит адекватной платформой в виду построения соответствующей главы Особенной части разрабатываемого Уголовного кодекса Республики Молдова. Ведь был построен солидный научный фундамент концепции собственности как группового объекта соответствующих деяний.¹ Также нужно добавить что первоначально, в проекте Уголовного кодекса, глава VI Особенной части называлась «Преступления против собственности», не вызывая никаких двусмысленных толкований. Этим авторы проекта желали сохранить последовательность в отношении традиционно сложившегося понимания объекта охраны данной группы преступлений.
Однако, весьма неожиданным образом, в окончательном, узаконенном варианте текста проекта Уголовного кодекса произошло отступление от традиционной концепции. Название главы VI Особенной части Уголовного кодекса² приобрело нежелательную двусмысленную окраску: если в русском варианте данное название осталось прежним «Преступления против собственности», то в варианте на государственном языке произошла существенная на наш взгляд перемена. Дело в том что точный перевод названия «Infracþiuni contra patrimoniului» не «Преступления против собственности», а «Преступления против имущества». Такое принципиальное разночтение не могло не вызвать вопрос: чем вызвана необходимость столь поспешного замещения научно обоснованной концепции замыслом не имеющим похожей степени разработки?
Выше было упомянуто, что динамизм Особенной части уголовного права выражается в том, что эволюции происходящие в общественной действительности неизбежно вызывают изменения в нормах и институтах Особенной части уголовного права. Несомненно данное положение соответствует истине. Все же оно нуждается в дифференцируемом подходе: чрезмерно частые перемены неблаготворны, отражая неопределенность и нестабильность уголовноправовой политики. На самом деле, частота преобразований слишком высока: всего лишь двенадцать лет назад социалистическая и личная собственность охранялось разным образом уголовным законом. Впоследствии эта дискриминация форм собственности была упразднена. Собственность, независимо от ее формы, стала общим элементом для всех преступлений посягающих на отношения собственности. И вот вслед за кардинальной реформой предлагается проведение другой, вследствие которой групповым объектом анализируемых деяний становится имущество.
Не без интереса отметим, что в ч.(1) ст. 2 УК Республики Молдова предусмотрено: «Уголовный закон защищает от преступлений личность, ее права и свободу, собственность (подч. нами – С.Б.), окружающую среду, конституционный строй, суверенность, независимость и территориальную целостность Республики Молдова, мир, безопасность человечества, а также весь правопорядок». Слово «собственность» присутствует как в варианте на государственном языке (“proprietatea”), так и в варианте на русском языке.
Так или иначе встает необходимость ответа на ряд вопросов. Выражает ли понятие «имущество» точнее сущность объекта уголовно-правовой охраны деяний предусмотренных главой VI Особенной части УК Республики Молдова? Исчезло ли понятие собственности, ее место заняв понятие имущества? Ослабла ли роль собственности в молдавском обществе и какие общественные реалии заставили изменить законодателя взгляды в столь чувствительном вопросе? Резюмируя хотелось бы подчеркнуть что главное не то если концепция преступлений против собственности является более или менее целесообразной чем концепция преступлений против имущества. Главная проблема состоит в другом: какова научная обоснованность рассматриваемого нововведения?
Что качается других стран, название главы «Преступления против собственности» зафиксировано в уголовных законодательствах Российской Федерации, Украины, Латвии, Китая, Албании, Туниса, Боливии, Португалии, Испании, Франции и многих других государств. Приведенные примеры доказывают что разрешение дилеммы «собственность – имущество» никаким образом не зависит ни от типа политического режима, ни от уровня успехов в построении рыночной экономики.
Другой аспект анализируемого вопроса состоит в том, что изменение формы неизбежно ведет к изменению содержания. Не может быть речи о механическом замещении одного термина другим. Данное изменение приводит к необходимости переосмыслить концепции непосредственных объектов соответствующих преступлений, а также переоценки классификации по видам данного деяния. Однако самый спорный вопрос предположительно будет: в контексте данных деяний, что за отношение существует между понятиями «непосредственный объект преступления» и «предмет преступления»?
Известно, что для всех уголовных деяний из данной группы (независимо от их названия – «преступления против собственности» или «преступления против имущества») предмет преступления является одним из обязательных признаков. Так если при квалификации предмет преступления не был установлен, вопрос о привлечении лица к уголовной ответственности не может быть решен положительным образом.
С другой стороны нужно отметить что некоторые румынские теоретики уголовного права (например, Костикэ Булай) делают различие между объектом преступления и предметом преступления, подчеркивая что поставление в опасность или повреждение объекта преступления происходит посредством предмета преступления.³ Заметим что приведение в качестве примера точки зрения румынских авторов имеет принципиальное значение, ибо Раздел III Особенной части УК Румынии⁴ называется «Преступления против имущества». С другой стороны, в ст. 1 УК Румынии провозглашено: «Уголовный закон защищает от преступлений Румынию, суверенитет, независимость и территориальную целостность государства, личность, ее права и свободы, собственность (подч. нами – С.Б.), а также весь правопорядок».
В этой связи, необходимо упомянуть, что в одном из учебников принадлежащем группе румынских авторов указывается: «В уголовном праве, понятие имущества, применяемое в связи с преступлениями свершаемыми против него, имеет более узкое содержание (чем в гражданском праве – С.Б.) и имеет в виду вещи не вообще, а в своей индивидуальности, могущие быть присвоенными виновным... Точнее было бы назвать данные преступления посягающими на вещи составляющие имущество... так как преступление может посягать лишь на материальную вещь...».⁵
После этих объяснений сделанных в контексте анализа группового объекта преступлений против имущества, в том же источнике приводится следующее: «Предметом преступлений против имущества является вещь на которую посягает инкриминированное деяние».⁶
Другие румынские авторы – Октавиан Логин и Тудорел Тоадер – высказываясь в связи с деяниями посягающими на имущество, называют их «преступления против вещей»⁷.
Сопоставляя приведенные выше мнения теоретиков румынского уголовного права, можно отметить следующее: в случае преступлений против имущества, как объект преступления, так и его предмет представляют собой вещь, на которую посягает уголовное деяние. Но почему в данном случае не действует различие между объектом преступления и предметом преступления, о котором говорит Костикэ Булай? И возможно ли, чтобы поставление в опасность или повреждение вещи (при гипотезе что она является объектом преступления) произошло посредством той же вещи (если она уже играет роль предмета преступления).
Отмечая данные противоречия, другие румынские авторы – Арон Мурешан и Матей Басараб – предлагают отказаться от применения неоднозначного понятия «имущество» и считать объектом преступлений против имущества право собственности.⁸ Однако в случае совершения преступного деяния против имущества право собственности на данное имущество не аннулируется. Оно остается за собственником, который может в любой момент потребовать возвращение своего имущества от недобросовестного владельца. Собственник имущества властен, насколько тому не препятствует закон или права третьих лиц, обращаться с имуществом по своему усмотрению и устранять других от всякого на нее воздействия. Невозможность исполнения субъективного права, в том числе права собственности, не ведет к отмене данного права.
Несколько иначе обстоит дело в случае умышленного или неосторожного уничтожения имущества. В этой ситуации имущество практически перестает существовать, так как полностью утрачивает свои потребительские свойства и экономическую ценность, приводится в такое состояние, при котором оно вообще не может быть использовано по назначению, а утраченные им свойства не подлежат восстановлению. Однако данный частный случай не может быть экстраполирован на посягательства против имущества вообще. Поэтому мы не можем согласиться с признанием права собственности в качестве объекта преступлений предусмотренных в главе VI Особенной части УК Республики Молдова.
Если бы в уголовном праве Республики Молдова и Румынии стало общепризнанной точка зрения, что общественные отношения являются объектом охраны уголовного закона, то можно было бы считать приемлемым нынешнее название анализируемой главы. В этом случае не имущество, а общественные отношения по поводу имущества можно будет безапелляционно считать групповым объектом, объединяющим все посягательства против имущества. Однако в теории уголовного права как Республики Молдова⁹, так и Румынии¹⁰, существует точка зрения согласно которой объект преступления – это общественная ценность и общественные отношения по поводу нее, защищаемые уголовным законом посредством вменения деяний которые либо ставят их в опасность, либо наносят им вред.
Считаем, что ценность нельзя отождествлять с объектом ценности. Ценность общественного отношения, охраняемого уголовным законом, является лишь одной из характерных черт объекта уголовной охраны. Утверждение о том, что общественное отношение имеет ценность, является необходимым, но отнюдь не достаточным для познания сущности данного отношения. В анализируемом контексте ценность – не что иное, как качество отношения соответствовать нуждам общества и идеалам генерируемым ими.
Именно поэтому нельзя согласиться с румынским автором Григоре Рыпяну, который считает что «ценность составляющая объект преступления выражается в общественном отношении».¹¹ Ценность есть одно из качеств объекта уголовно-правовой охраны. Утверждая это, мы исходим из того, что уголовный закон не может защищать все без исключения отношения в обществе. Уголовный закон охраняет лишь самые важные общественные отношения и лишь тогда когда функция охраны не может быть полностью обеспечена нормами других отраслей права.
Также необходимо отметить, что понятие ценности неприемлемо для определения пределов уголовно-правового регулирования. Допуская, что уголовный закон охраняет ценности, мы тем самым окажемся неспособными определить в случае двухобъектных посягательств (например, разбоя) какая из двух ценностей является главным объектом, а которая – дополнительным. Интересы субъекта, от которых зависят его ценности, могут представлять собой единство объективного и субъективного, если они осознанные. Но интерес может быть и неосознанным или ложно понятым. Таким образом, правильная квалификация может быть поставлена в зависимость от субъективной оценки лица проводящего квалификацию, что неприемлемо.
Вышесказанное не должно привести к мысли, что общественные отношения, как объект охраны уголовного права, не должен быть предметом исследования аксиологии. Характер и ценность объекта защищаемого от преступлений определяет их общественную опасность. Малозначительность деяния формально содержащее признаки преступления, классификация преступлений, криминализация и декриминализация деяний – все это, а также другие проблемы не меньшей важности, решаются правильно, если объект преступления подвергается адекватному аксиологическому анализу.
Признание объектом уголовно-правовой охраны наиболее ценных для социума общественных отношений не исключает того положения, что проявляются они в уголовном законодательстве своими различными сторонами, в зависимости от того, с какой стороны уголовный закон стремится поставить под охрану общественные отношения или какая из них представляется более или менее ценной и требует более или менее интенсивной уголовно-правовой охраны. Однако это отнюдь не означает, что какая-либо сторона общественного отношения может выступать в качестве объекта преступления. Социальная сущность каждой из данных сторон не может совпадать с самим отношением ни по содержанию, ни по объему. Всякое общественное отношение представляет собой интегрированную систему. Поэтому ни один из элементов этой системы не способен отражать должным образом сущность такого отношения.
В этой связи необходимо отметить, что субъективное право является одной из сторон содержания правоотношения, которое в свою очередь является одним из видов общественного отношения. То есть субъективное право – не что иное, как производный элемент общественного отношения.
Различные материальные блага играют роль предметов общественного отношения. Но предмет общественного отношения сам по себе не выражает какое-либо общественное отношение. Напротив, данные предметы могут являться элементами различных общественных отношений, сами при этом оставаясь асоциальными.
Вышесказанное является еще одним доказательством того, что ни право собственности, ни имущество не могут быть объектом преступлений против имущества. Только общественные отношения по поводу имущества могут считаться объектом данного посягательства.
В итоге отметим, что все изменения, в том числе и законодательного порядка, не должны иметь характер самоцели. Любое нововведение должно представлять собой совершенствование уголовного закона, его качественное изменение в лучшую сторону. Однако никакое совершенствование закона немыслимо без научного обоснования.
С другой стороны, относительно метода исследования уголовного права, необходимо подчеркнуть, что наука уголовного права осуществляет, в том числе и критический анализ норм и институтов уголовно-правовой отрасли. Данный тип анализа представляет собой исследование упомянутых структур с целью выявления их недостатков, как-то: несоответствие между их формой и содержанием; различие между целью, им придаваемой и результатом, к которому они приводят на практике; пробелы и небрежности позитивного права и др. Вот почему критический анализ уголовного закона, начиная с его проектного варианта, должно стать необходимостью, целью, являясь гарантированием правильного толкования и применения уголовного закона, в строгом соответствии с научной методологией.

О необходимости научной обоснованности концепции об объекте преступлений против имущества согласно уголовному праву Республики Молдова