Еще один урок Европейского Суда по правам человека по защите свободы совести.

Султанов Айдар Рустэмович,
начальник юридического управления ОАО «Нижнекамскнефтехим»,
судья Третейского энергетического суда,
член Ассоциации по улучшению жизни и образования

Наиболее значимым из Постановлений Европейского Суд по правам человека (далее ЕСПЧ), вынесенных по делам о защите свободы совести из России, было Постановление ЕСПЧ по делу «Кимля и другие против РФ» от 01.10.2009.¹ Оно отличается от других дел рассмотренных ЕСПЧ и связанных с препятствием в осуществлении свободы совести, таких «Армия спасения против РФ», «Саентологическая Церковь Москвы против РФ», «Кузнецов и другие против РФ», «Баранкевич против РФ» тем, что в вышеуказанных Постановлениях нарушение положений Конвенции было установлено в связи с фактом нарушений российских законов. В деле «Кимля и другие против РФ» нарушение Конвенции было установлено фактом исполнения положений федерального закона «О свободе совести и религиозных объединениях». Таким образом, утверждение, что «с точки зрения Конвенции российское … законодательство может выступать в качестве объекта исследования ( на предмет его соответствия Конвенции), но не как регулятор»,² подтверждено теперь практикой ЕСПЧ. Можно сказать, что ЕСПЧ напомнил России о том, что требования о том, что участник международного договора не может ссылаться на положения своего внутреннего права в качестве оправдания для невыполнения им договора,³ в полной мере распространяются и на сферу исполнения международно-правовых обязательств в области уважения и соблюдения прав и свобод человека. Такое напоминание тем более актуально, что зачастую разработчики различных законопроектов, движимые желанием урегулировать все и вся, к сожалению, не понимают, что иная законопроектная деятельность не является деятельностью по наделению правами и свободами, а является вмешательством в права и свободы. Причем такое вмешательство в силу ч. 1 и ч. 4 ст.15 Конституции РФ может быть действием по подготовке закона, не подлежащего применению, факт принятия его законодателем также не может считаться его легитимизацией, такой закон будет противоречить и Конституции РФ и международному праву. В частности, в качестве примера можем привести опубликованный на сайте Министерства Юстиции РФ проект закона федерального закона «О внесении изменений в Федеральный закон «О свободе совести и о религиозных объединениях» и в Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях»⁴, который под видом регулирования миссионерской деятельности, является попыткой вмешательства в права и свободы, защищаемые ст.9, 10 Конвенции, ст. 28, 29 Конституции РФ, попыткой их ограничить вопреки требованиям данных статей. ⁵

Прежде чем перейти к обсуждению Постановления ЕСПЧ по делу «Кимля и другие против РФ» (далее Постановление ЕСПЧ от 01.10.2009), считаем необходимым немного осветить сложившуюся ситуацию до вынесения данного Постановления ЕСПЧ. Компетенция ЕСПЧ возникает лишь, когда внутринациональные средства защиты не смогли дать должной защиты правам и свободам гарантируемых Европейской Конвенцией о защите прав человека и основных свобод (далее Конвенцией).

Наш комментарий будет в основном касаться жалобы №32782/03 второго и третьего заявителей, которая была разрешена в Постановлении ЕСПЧ от 01.10.2009 вместе с жалобой № 76836/01.

Все началось с подачи заявления о государственной регистрации местной религиозной организации «Саентологическая Церковь города Нижнекамска». Заявление было подано в 1999 году, уже после принятия ФЗ «О свободе совести и религиозных объединениях», который был принят с целью ограничить возможность наделения правосубъектностью религиозные общины новых религиозных движений или по утверждению апологетов этого закона, для противодействия нетрадиционным религиям и сектам.⁶

Можно было ожидать, что результатом такого обращения будет оставление заявления без рассмотрения в связи с отсутствием справки, выданной органом местного самоуправления, о пятнадцатилетнем существовании. Но долгое время, не было никаких действий регистрирующего органа. Что породило почти двухлетнюю переписку, в которой учредители требовали государственной регистрации и обращали внимание регистрирующего органа на то, что право создание юридического лица является неотъемлемой частью свободы совести, а также на то, что отсутствие регистрации является нарушением не только Конституции РФ и Конституции РТ, но и международно-правовых обязательств России. В 2001 году регистрирующий орган после получения очередного такого требования ответил письмом с отказом в государственной регистрации в связи с тем, что не была проведена религиоведческая экспертиза. То есть, регистрирующий орган «фактически возложил ответственность за бездействие государства на церковь». ⁷

Такой отказ, конечно же, в полной мере отражает отношение правоприменителя к правам и свободам человека, как не считающего себя связанным нормами Конституции РФ и Конвенции. Вряд ли нужно этому удивляться, ведь ФЗ «О свободе совести и религиозных объединениях» был принят и подписан, хотя о его противоречии Конституции РФ и Конвенции, законодателю было известно. Президент РФ письмом №Пр-1201 от 21.07.1997 отклонял принятый Госдумой РФ закон, причем в качестве оснований для отклонения закона был указан факт противоречия нового закона нормам Конвенции. Подписанный в сентябре 1997 года, закон практически сохранил недостатки, отклоненного проекта.

То есть, неуважение к нормам Конституции РФ и нормам международного права в первую очередь породил законодатель. Можно даже утверждать, что именно законодатель заложил нарушение прав и свобод религиозных групп.⁸ В преддверии ратификации Конвенции и ее вступления в силу на территории Российской Федерации в 1997 году группой независимых экспертов была проделана скрупулезная исследовательская работа по выявлению возможных направлений приведения российского законодательства, а также правоприменительной практики, в соответствие с европейскими нормативами. Эксперты в частности, рекомендовали либерализовать в более демократическом смысле закон о свободе совести. Закон 1997 года был признан отступлением от Закона 1990 года, более терпимого по отношению к так называемым нетрадиционным религиям.⁹ О противоречии ФЗ «О свободе совести и религиозных объединениях» нормам Конвенции еще в 1998 году обращал внимание доктор юридических наук А.И. Ковлер.¹⁰

Но мы не склонны обесценивать роль исполнительных органов, которые, принимая правоприменительные акты, также связаны требованием ч. 1 ст. 15 Конституции РФ, и должны принимать правоприменительные акты в строгом соответствии с Конституцией РФ. К сожалению, правоприменитель зачастую, воспринимает нормы Конституции РФ и международных договоров, не как нормы прямого действия.

Здесь мы под правоприменителем имели ввиду, не только исполнительные органы, но и суды. Несмотря на целый ряд Постановлений Пленума Верховного Суда РФ порой суды в своих актах игнорируют доводы, основанные на Конституции РФ и международных договорах, в частности Конвенции.

Сталкиваясь с такой проблемой и ранее, первый заявитель, оспаривая отказ в государственной регистрации, заявил не только требование о признании отказа незаконным и об обязании зарегистрировать религиозную организацию, но также и признании отказа в государственной регистрации, противоречащим Конституции, а также в качестве самостоятельного требования признать отказ нарушением Конвенции в толкованиях данных ЕСПЧ.

Можно спорить о правильности такого способа защиты, но формулирование требований таким образом связывает суд обязанностью рассмотреть обжалуемый ненормативный акт на предмет не только закону, но и Конституции и Конвенции. Конечно же, такая обязанность у суда существует в силу ст. 11 ГПК РФ, впрочем, также как и выносить справедливые судебные решения. Но сформулированные таким образом требования, по крайней мере, гарантируют, что в судебном акте будет проведен хоть какой-то анализ необходимости применения норм Конституции РФ и Конвенции.

Кроме того, заявленные таким образом требования, на наш взгляд, должным образом показывают суду, что при разрешении данного спора возникли уже не только гражданско-процессуальные правоотношения, но также иконституционно-правовые и конвенционно-правовыеотношения¹¹. Что имеет важное значение, поскольку одно осознание судом того, что суд становится участником конституционно-правовых и конвенционно-правовых отношений должен мотивировать суд надлежащим образом рассмотреть вопрос о нарушении прав и свобод в том виде, в котором они защищены Конституцией РФ и Конвенцией.

Другим важным практическим аспектом является то, что такой специальный субсидиарный способ защиты нарушенных конвенционных прав, как обращение в ЕСПЧ, предполагают что заявитель должен доказать, что он прибегал к защите на основании положений Конвенции в национальных органах.

Когда же, речь идет о нарушении прав и свобод неконституционной нормой закона, то у суда, рассматривающего дела возникает обязанность обратиться в Конституционный Суд РФ с запросом о конституционности нормы, подлежащей применению при рассмотрении дела.

Пытаясь оппонировать заявленным требованиям в одном из судебных заседаний, предшествовавшим обращению в ЕСПЧ, представитель управления Министерства Юстиции РФ утверждал, что федеральные законы имеют большую силу, чем нормы международного права. Хотя это находится в прямом противоречии с ч. 4 ст. 15 Конституции РФ, но в полной мере отражает правосознание чиновника, для которого впрочем, и приказ начальника, может означать необходимость игнорировать требования закона.

Суд первой инстанции был поставлен перед вопросом о признании отказа в регистрации религиозной организации нарушающим положения Конвенции гарантирующим свободу совести и свободу объединений, запрет дискриминации.

То как нижнекамский городской суд разрешил данный вопрос частично воспроизведено в Постановлении ЕСПЧ от 01.10.2009:

«[Второй заявитель] считает, что отказ в регистрации был незаконным и нарушает его право на свободу совести и вероисповедания. Суд с этим не может согласиться… Ни [второму заявителю], ни кому-либо другому не запрещается и не препятствуется исповедовать Саентологию единолично или совместно с другими. Отказом в предоставлении статуса юридического лица может быть нарушено лишь право гражданина на объединение…».

Надо отметить, что данный вывод был сделан судом первой инстанции, несмотря на то, что в материалах дела имелся переводПостановления ЕСПЧ по делу "Бессарабская Митрополия и другие против Молдавии" от 13 декабря 2001 г. (Metropolitan Church of Bessarabia and Others v. Moldova), жалоба N 45701/99, §114, ECHR 2001-XII). В данном Постановлении ЕСПЧ установил непосредственную связь между правом на свободу вероисповедания и правом на свободу объединения, тем самым признав право на создание религиозных объединений составной частью системы основных прав и свобод человека.¹² То есть, применение судом правовых позиций ЕСПЧ, дающих обязательное толкование Конвенции, могло бы исключить нарушение конвенционных прав и свобод.

ЕСПЧ в рассматриваемом деле, также разъяснил, что возможность образовывать субъекты права, для того чтобы действовать сообща в области совместных интересов, является одним из важнейших аспектов права на свободу объединения, без которого это право было бы лишено всякого смысла. Отказ властей страны предоставить статус юридического лица объединению лиц, религиозному или нет, представляет собой вмешательство в осуществление права на свободу объединения (см. делоГоржелик и другие против Польши [GC], № 44158/98, § 52 и везде, 2004-I ECHR, и дело Сидиропулос и другие, §31). Ранее Суд признал, что отказ властей зарегистрировать группу непосредственно затрагивает как саму группу, так и ее президента, учредителей и отдельных участников (см. дело Объединенная македонская организация «Илинден» и другие против Болгарии, № 59491/00, § 53, 19 января 2006 года; делоПолитическая организация «Партидул комунистилор (непечеристи)» и Унгуряну против Румынии, № 46626/99, § 27, 3 февраля 2005 года; дело APEH Üldözötteinek Szövetsége и другие против Венгрии (декабрь), № 32367/96, 31 августа 1999 года). Когда речь идет об организации религиозной общины, отказ признать ее в качестве юридического лица также представляет собой вмешательство в право на свободу религии в соответствии со Статьей 9 Конвенции, осуществляемое как самой общиной, так и его отдельными членами (см. дело Религиозная община Свидетелей Иеговы и другие, §§ 79-80, и дело Бессарабская Митрополия и другие, § 105).

ЕСПЧ, анализируя обстоятельства дела, указал, что «… в ходе разбирательства по данному делу ни разу не прозвучало, что заявители – как лично, так как и в качестве религиозной группы – занимались или собираются заниматься какой-либо незаконной деятельностью или преследуют какие-либо цели, отличные от исповедания своих убеждений в богослужении, обучении, отправлении религиозных и культовых обрядов. Основание для отказа в регистрации было чисто формальным и не связанным с их фактической деятельностью. Единственным «преступлением», в совершении которого заявители были обвинены, было их намерение зарегистрировать объединение, которое было «религиозным по своей природе» и не существовало на данной территории в течение как минимум пятнадцати лет».

Суд также обратил внимание, что оспариваемое положение Закона о религиях было нацелено только на местные религиозные общины, не имеющие возможности подтвердить ни свое существование на данной территории России, ни свою принадлежность к централизованной религиозной организации. ЕСПЧ в своем анализе пришел к выводу, что только эти новые религиозные группы, не являющиеся частью строгой иерархической церковной структуры, подвержены действию «Правила пятнадцати лет» и отметил, что российские власти не представили никаких объяснений такой разнице в подходах.

В конечном итоге ЕСПЧ пришел к заключению, что вмешательство в права заявителей на свободу религии и объединения не было «необходимым в демократическом обществе» и имело место нарушение Статьи 9 Конвенции в свете Статьи 11.

Таким образом, из данного Постановления можно извлечь следующий урок: свобода совести и вероисповедания включает в себя свободу создания юридических лиц, а нормативное «регулирование» правоотношений, связанных с ограничением прав и свобод является вмешательством в права и свободы и может быть признано соответствующим европейским стандартам – европейскому публичному правопорядку лишь, когда такое вмешательство является соразмерным и необходимым в демократическом обществе. Соответственно, когда страна-участница Конвенции не учитывает этого и когда справедливость не умещается в прокрустово ложе национальных законов, жители стран-участниц Конвенции в праве рассчитывать на защиту их свобод ЕСПЧ.

 

 

Опубликовано в «Арбитражный и гражданский процесс», №2, 2010

 

(с) 2009 Султанов Айдар Рустэмович