ТОТАЛИТАРНАЯ ГОСУДАРСТВЕННОСТЬ И ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ПРЕСТУПНОСТЬ В СОВЕТСКОЙ РОССИИ
Тайная история разработки постановления ЦИК и СНК СССР
от 7 августа 1932 г.
К концу 1920-х гг. репрессивная машина Советского государства работала достаточно активно и масштабно. Однако это вовсе не означало того, что вместе с несоциалистическими отношениями в экономике и социальной сферах автоматически исчезала спекуляция, различные способы мошенничества, фальшивомонетничество, хищения государственной и общественной собственности, контрабанда, присвоения и растраты должностными лицами вверенного им имущества в целях личного обогащенияi.
Недовольство продовольственными сложностями, жизненной необустроенностью, дороговизной, пришедшими вместе с политикой форсированной индустриализации и сплошной коллективизации на смену новой экономической политике, было характерно для различных социальных слоев населения. Каждый из недовольных выражал его по своему: от разговоров в очередях и анекдотов в рабочих раздевалках и «курилках», доносов в правоохранительные органы, до анонимных писем в адрес высших советских руководителей.
Так, в письме участников съезда инженеров, проходившего в Москве 25 ноября - 1 декабря 1932 г., на имя В.М. Молотова едко отмечалось: «У нас «благополучие»: картошка, капуста, огурцы стали роскошью… Москва – столица «Социализма» - наводнена нищими. На железных дорогах, на каждой самой маленькой станции: толпы в лаптях, в рваных армяках, женщины, дети, семьи – едут – куда? Мечутся, бегут от социализма десятки миллионов здоровых и трудоспособных людей»ii.
Естественно, официальная пресса продолжала писать о победах на индустриальном и сельскохозяйственном фронтах. Однако это была однобокая правда. Намеренно выпячивались те факты, которые были выгодны политическому руководству страны. В то же время архивные источники свидетельствуют, что после отмены карточной системы, кризисы снабжения населения хлебом и другими продовольственными товарами не исчезли. Фактически вторая половина 1930-х гг. эта перманентное продолжение продовольственного кризиса, то вспыхивавшего, то затухавшего вновь в различных регионах страны. Эти факты нашли свои многочисленные подтверждения в сообщениях из крупных промышленных центров, различных провинциальных городов СССРiii.
В самом начале 1930-х гг. в массовом сознании советских людей продолжало сохраняться представление о массовом разворовывании государственных и общественных средств. Например, в спецсводке органов ОГПУ от 10 марта 1930 г. сообщалось, что 5 марта текущего года ленинградские рабочие лесопильного завода им. Калинина отказались от двухчасовой отработки в фонд коллективизации, мотивируя это тем, что «кругом воровство и растраты и наши деньги в прок не пойдут»iv.
Резкое обострение социально-экономического кризиса, рост недовольства сталинской внутренней политикой к лету 1932 г. сыграли определяющую роль в общем ужесточении карательной политики в отношении различных проявлений экономических преступлений в стране. По мысли И.В. Сталина основной удар следовало нанести по расхитителям государственной собственности и спекулянтам. Он считал, что именно здесь во многом скрываются серьезные проблемы, дестабилизирующие обстановку в стране, способствующие нарастанию отрицательного отношения к линии партии и правительства.
20 июля 1932 г. И.В. Сталин в письме, адресованному Л.М. Кагановичу и В.М. Молотову, обращал их внимание на необходимость скорейшего принятия более жестких мер уголовной репрессии в отношении расхитителей государственного имущества. Это он аргументировал следующими доводами.
«За последнее время участились, во-первых, хищения грузов на желдортранспорте (расхищаются на десятки мил. руб.), во-вторых, хищения кооперативного и колхозного имущества. Хищения организуются глав[ным] образом кулаками (раскулаченными) и другими антиобщественными элементами, старающимися расшатать наш новый строй. По закону эти господа рассматриваются как обычные воры, получают два-три года тюрьмы (формально!), а на деле через 6-8 месяцев амнистируются… Терпеть дальше такое положение немыслимо. Предлагаю издать закон (в изъятие или отмену существующих законов), который бы:
а) приравнивал по своему значению железнодорожные грузы, колхозное имущество и кооперативное имущество – к имуществу государственному;
б) карал за расхищение (воровство) имущества указанных категорий минимум десятью годами заключения, а, как правило – смертной казнью;
в) отменил применение амнистии к преступникам таких «профессий».
Без этих (и подобных им) драконовских социалистических мер невозможно установить новую общественную дисциплину, а без такой дисциплины – невозможно отстоять и укрепить наш новый строй»v.
И.В. Сталин, обосновывая свою инициативу необходимости ужесточения наказания за хищения государственного и общественного имущества, в своем письме от 24 июля 1932 г. Л.М. Кагановичу и В.М. Молотову писал: «Социализм не сможет добить и похоронить капиталистические элементы и индивидуально-рваческие привычки, навыки, традиции (служащие основой воровства), расшатывающие основы нового общества, если он не объявит общественную собственность (кооперативную, колхозную, государственную) священной и неприкосновенной. Он не может укрепить и развить новый строй и социалистическое строительство, если не будет охранять имущество колхозов, кооперации, государства всеми силами, если он не отобьет охоту у антиобщественных элементов, кулацко-капиталистических элементов расхищать общественную собственность. Для этого и нужен новый закон. Такого закона у нас нет. Этот пробел надо заполнить»vi.
24 июля 1932 г. под грифом «строго секретно» за подписью Кагановича и Молотова на имя Сталина, находившегося в это время на отдыхе в Сочи, была отправлена шифрограмма. Суть ее сводилась к тому, что в основу проекта постановления Президиума ЦИК СССР об усилении ответственности за хищение государственного и общественного имущества были положены письменные указания генерального секретаря.
Также предлагались конкретные меры по воплощению в жизнь этого нормативного акта:
Приравнять по своему значению железнодорожные грузы, колхозное и кооперативное имущество к имуществу государственному.
Применять в качестве меры судебной репрессии за хищения грузов на транспорте, а равно за хищение кооперативного и колхозного имущества – высшую меру социальной защиты – расстрел с конфискацией всего имущества с заменой при смягчающих обстоятельствах лишением свободы на срок не ниже десяти лет с конфискацией имущества.
Отменить применение амнистии к преступникам, осужденным по этим делам.
Поручить судебным органам Союза и союзных республик обеспечить наиболее быстрое рассмотрение этих делvii.
Таким образом, даже при поверхностном анализе в этих наставлениях И.В. Сталина можно обнаружить будущую конструкцию Указа Президиума Верховного Совета СССР о 7 августа 1932 г.
6 августа 1932 г. в «Правде» была опубликована речь видного большевистского партфункционера С.М. Кирова на совещании руководителей районного звена Ленинградской области. Это выступление явилось одним из элементов идеологической подготовки к обнародованию знаменитого своей жесткостью закона от 7 августа 1932 г. о борьбе с хищениями социалистической собственности, предложенного и сформулированного Сталиным. «Пора поднять нам ответственность людей, которые имеют отношение к колхозному и кооперативному добру, - говорил С.М. Киров. – Надо откровенно сказать, что наша карательная политика очень либеральна. Тут надо нам внести поправку. Ведь если мы какого-нибудь растратчика и засудим, то надо понять, что это такие людишки, которые во всякой обстановке умеют приспособиться, они обычно очень быстро попадают под амнистию, и суда как не бывало. Мы рассматриваем кооперативное колхозное добро как общественное достояние. Мне кажется, что в этом отношении колхозные и кооперативные организации пора приравнять к государственным, и если человек уличен в воровстве колхозного или кооперативного добра, так его надо судить вплоть до высшей меры наказания. И если уж смягчать наказание, так не меньше как на 10 лет лишения свободы»viii.
Уже 9 августа 1932 г. Каганович информировал Сталина о первых откликах на закон от 7 августа 1932 г., который, как отмечалось, «произвел очень сильное и хорошее впечатление». Однако руководитель Советского государства всегда оставался верен своему убеждению во всесилии аппарата и регламентирующих документов. Спустя два дня, 11 августа Сталин обращает внимание на необходимость издания и направления территориальным партийным и правоохранительным органам специальных разъясняющих инструкций по проведению в жизнь закона от 7 августа 1932 г.ix
17 августа Сталин направил Кагановичу письмо, в котором он в весьма резких тонах обрушивался на центральный печатный орган ВКП(б) – газету «Правду». Видимо, большевистского лидера крайне разочаровало то обстоятельство, что закон от 7 августа 1932 г. был опубликован не на первой, а на пятой полосе газеты. Руководитель партии отмечал, что «Правда» ведет себя глупо и бюрократически-слепо, не открывая широкой кампании по вопросу проведения в жизнь закона об охране общественной собственности. Кампанию надо начать немедля. Надо: а) разъяснять смысл закона по пунктам; б) критиковать и разоблачать те областные, городские и районные организации (а также сельские), которые стараются положить закон под сукно, не дав ему хода на деле; в) пригвождать к позорному столбу тех судейских и прокуроров, которые проявляют либерализм в отношении расхитителей грузов, урожая колхозного, запасов колхозных, кооперативного имущества, имущества госпредприятий и т.п.; г) публиковать приговора по таким делам на видном месте; д) мобилизовать соответственно своих корреспондентов, проинструктировать их и печатать их корреспонденции; е) хвалить и поощрять те организации, которые стараются добросовестно проводить закон и т.д. и т.п. Кампания эта должна быть систематическая и длительная. Надо долбить систематически в одну точку, чтобы заставить наших работников повернуться «лицом к закону» об охране обществ[енной] собственности»x.
Необходимо отметить, что указания И.В. Сталина начали реализовываться незамедлительно, а из критики в отношении центрального органа большевиков «Правды», сделаны соответствующие организационные выводы.
К началу сентября 1932 г. Политбюро назначило руководителя комиссии по разработке конкретных мер по реализации закона от 7 августа – заместителя председателя ОГПУ Акулова. Комиссии поручалось разработать перечень конкретных мер по практической реализации постановления ЦИК и СНК СССР со стороны ОГПУ, судов и прокуратурыxi.
Инструкция по применению постановления ЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932 г. об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности была утверждена на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) 16 сентября 1932 г., протокол № 116, пункт 31/16. Она имела гриф «секретно» и направлялась Верховному Суду СССР и прокуратуре Верховного Суда СССР, НКЮ союзных республик, председателям краевых (областных) судов, краевым (областным) прокурорам, председателям и прокурорам линейных судов, районным прокурорам, Председателю ГПУ Украины, полномочным представителям ОГПУ, ДТООГПУ, начальникам оперативных секторов.
В инструкции разъяснялось, какие преступления подпадали под действие Указа от 7 августа 1932 г. Это: хищения заводского и фабричного имущества, совхозной, колхозной, кооперативной собственности, имущества государственных торговых организаций, грузов на железнодорожном, водном транспорте и местном автотранспорте.
За данный вид преступлений государство предусматривало очень жесткие санкции. В отношении кулаков, бывших торговцев и иных социально-чуждых элементов, работающих в государственных (промышленных и сельскохозяйственных – совхозы) предприятиях или учреждениях, изобличенных в хищениях имущества или растратах крупных денежных сумм этих предприятий или учреждений, а также должностных лиц государственных учреждений и предприятий, применять высшую меру наказания; при смягчающих вину обстоятельствах (в случае единичных и незначительных хищений) высшую меру наказания заменять десятилетним лишением свободы. При хищениях, хотя и мелких, совершенных лицами указанных социальных категорий, но влекущих за собой расстройство или остановку работы госпредприятий (хищения частей агрегатов и машин, умышленное уничтожение или порча совхозного инвентаря и т.п.) – также применять высшую меру наказания.
В отношениях кулаков, бывших торговцев и иных социально-враждебных элементов, проникших в органы снабжения, торговли и кооперации, а также должностных лиц товаропроводящей сети, изобличенных в хищении товаров или продаже их на частный рынок и растратах крупных денежных средств – применять высшую меру наказания, и лишь при смягчающих вину обстоятельствах, в случаях незначительных размеров хищений, высшую меру наказания заменять десятилетним лишением свободы.
Той же мере наказания подвергать и спекулянтов, хотя непосредственно в хищениях не участвующих, но спекулирующих товарами и продуктами, зная, что товары эти похищены из государственных учреждений и кооперации.
В отношении лиц, изобличенных в хищении грузов на транспорте, применяется высшая мера наказания, и лишь при смягчающих обстоятельствах (при единичных случаях хищений или хищений незначительных размеров) может быть применено десятилетнее лишение свободы.
Если хищения на транспорте производятся при участии железнодорожных служащих и рабочих, то к ним должна применяться та же мера репрессии.
В инструкции также регламентировались особенности и сроки проведения санкция по делам о хищениях социалистической собственности. Допускалось применение репрессивных мер по делам, подпадающим под действие закона от 7 августа 1932 г. в отношении преступлений, совершенных до издания закона, в случаях, когда преступления имели общественно-политическое значение. Из подсудности сельских общественных и колхозных товарищеских судов изымались дела о хищениях колхозного имущества.
Судебно-следственным органам предписывалось заканчивать дела и выносить по ним приговоры не дольше, чем в 15-дневный срок с момента раскрытия преступления и возникновения дела. В качестве исключения допускалось проведение следственных действий и вынесение приговора по делам о хищении государственного имущества в срок не больше 30 дней, при условии, если по делу проходило большое количество обвиняемыхxii.
В то же время, одной из целей данной инструкции являлось охлаждение пыла наиболее ретивых исполнителей данного очень сурового законодательного акта. Так, например, высшую меру наказания предписывалось применять в случае систематических хищений, и исключить данный вид наказания за мелкие кражи государственного и общественного имуществаxiii.
Уже 7 августа 1932 г. Политбюро рассмотрело ситуацию с хулиганством и хищениями на транспорте. Заместителю наркома путей сообщения Г.И. Благонравову совместно с транспортным отделом ОГПУ поручалось через две недели представить в Политбюро сообщение о проводимых мероприятиях на транспорте по борьбе с хулиганством, хищениями, а также по охране железнодорожных грузов. ОГПУ и НКПС действовали «ударными» темпами. Уже 16 августа такой доклад был подготовлен и озвучен В.Р. Менжинским и Г.И. Благонравовымxiv.
Необычайно укрепившаяся к началу 1930-х гг. личная власть Сталина среди партийно-государственной элиты довольно часто являлась тем приводным механизмом, который давал толчок громоздкой государственно-бюрократической машине. Так произошло и с центральным органом ЦК ВКП(б) – газетой «Правда». Уже с 20 августа в газете началась регулярная публикация обширных подборок материалов под рубриками: «Расхитителей социалистической собственности – врагов народа – к суровой ответственности!», «Общественная собственность священна и неприкосновенна» и др. В целом, в стране началась мощная пропагандистская кампания, призванная внедрять в общественное сознание партийные предначертания в борьбе с хищениями социалистической собственности.
Оценивая роль этого закона, И.В. Сталин на январском 1933 г. объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б), говорил, что закон от 7 августа 1932 г. - «...есть основа революционной законности в настоящий момент». И далее он заявил, что «...решительная борьба с расхитителями общественного имущества является первейшей обязанностью органов советской власти»xv.
Преступления, караемые по закону 7 августа, были уголовно наказуемыми деяниями и до его издания, но степень их общественной опасности в силу закона 7 августа 1932 г. становилась качественно иной. Закон признал их тягчайшими преступлениями, направленными против основы советского строя, а виновников этих преступлений - врагами народа.
20 марта 1933 г. И.В. Сталину были представлены сведения об общем количестве граждан, привлеченных органами ОГПУ за хищение государственного и общественного имущества. Так, согласно докладу по состоянию на 15 марта 1933 г. таковых оказалось 127 318 человек. За хищения из магазинов и со складов товаропроизводящей сети и промышленных предприятий – 55 166 человек, за хищение из совхозов и колхозов – 72 152 человека. По наиболее крупным делам об организованных хищениях органами ОГПУ было осуждено 14 056 человек, из них к высшей мере наказания – 2 052 человека, от 5 до 10 лет лагерей – 7 661, менее 5 лет лишения свободы – 4 343xvi.
Однако и в последующие годы факты хищения продовольствия из организаций общественного питания, товаров из магазинов продолжали вскрываться. В качестве примера можно сослаться на докладную записку ОГПУ по противодействию экономическим преступлениям в системе рабочего снабжения с 1 января по 1 мая 1934 г. на промышленных предприятиях Донбасса, Днепропетровска и Харьковаxvii.
В документе указывалось на то, что к ответственности за этот период было привлечено 600 человек. Были выявлены факты сращивания ревизорского аппарата на местах с должностными лицами, занимавшимися вопросами рабочего снабжения. Согласно сведениям Донецкого областного отдела ОГПУ и обкома ВКП (б) из партии были исключены 32 работника снабжения, сняты со своих должностей 17 директоров отделов рабочего снабжения (ОРСов), 3 директоров торговых районов Доннарпита. Схожие мероприятия имели место в Ленинградской, Свердловской партийных организацияхxviii.
Не смотря ни на какие репрессивные меры в отношении расхитителей государственной собственности, данный вид преступлений в 1930-е гг. продолжал оставаться самым массовым среди остальных видов экономических преступлений.
Источники
i См.: Пашин В.П., Богданов С.В. Советская Россия в 1920-е годы: власть, общество, социальные аномалии. Курск, 2007.
ii Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ). Ф. Р.-5446. Оп. 89. Д. 21. Л. 103-104.
iii Российский государственный архив социально-полической истории (РГАСПИ). Ф. 78. Оп. 1. Д. 588. Л. 36, 49, 68
iv Центральный архив Федеральной службы безопасности Российской Федерации (ЦА ФСБ РФ). Ф. 2. Оп. 8. Д. 655. Л. 240.
