Заказ саженцев на сайте pitomnik-rose.ru - это удобно и выгодно.
Добавлено: 18.01.2009
БОРЬБА С ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ПРЕСТУПНОСТЬЮ в СССР в 1930-е гг.
С.В. Богданов
канд. ист. наук, доцент Губкинского филиала Московского государственного открытого университета (Белгородская обл., РФ)
Одним из мифов сталинской эпохи являлось утверждение о масштабном искоренении преступности, в том числе и в сфере экономики. Это искаженное представление из десятилетия в десятилетие перекочевывало из учебника в учебник, из научных статей в научные статьи. Однако советская повседневность 1930-х гг. свидетельствовала о сохранении значительного криминального потенциала, проистекавшего из базисных оснований утверждавшейся на руинах новой экономической политики планово-централизованного хозяйства. В то же время нельзя понять особенности воспроизводства экономических преступлений в годы первых пятилеток, если не вернуться в предшествующее десятилетие.
Новая экономическая политика (НЭП) открыла простор предпринимательской инициативе. С октября по декабрь 1921 г. частниками было выбрано 185 тысяч патентов, в первом полугодии 1922 г. – около 450 тыс. и во втором полугодии – 522 тыс. патентовi. Только за два месяца 1921 и 11 месяцев 1922 г. было сдано в аренду (по 30 губерниям) 3069 предприятий, а на 1 января 1923 г. уже 4330 предприятий обрабатывающей промышленности, что составляло 15-16% от всей национализированной промышленностиii.
Именно новые социально-экономические условия способствовали созданию чрезвычайно благоприятных условий для широкого распространения разнообразных хищений и махинаций на возродившемся товарном рынке, в государственном аппарате. В таблице 1 представлены наиболее часто вскрываемые в 1920-е гг. правоохранительными органами страны механизмы разворовывания государственных средств, финансовых афер и мошенничества при непосредственном участии отдельных коррумпированных совслужащихiii.
Таблица 1.Наиболее распространенные методы и приемы преступной деятельности в сфере экономики и управления в СССР в период НЭПа
Сфера проявления
Приемы и методы преступного обогащения
Использование служебного положения для организации или содействия нелегальной коммерческой деятельности
Использование всех связей и знакомств для проникновения в госаппарат на правах служащего или для использования госаппарата в корыстных целях
Организация торговых предприятий из подставных лиц с участием негласных пайщиков-служащих в госорганах
Создание фиктивных частных посреднических контор, орудовавших государственными материальными: ценностями между госорганами
Подряды в госорганах без всяких денежных и материальных ресурсов, без технической и рабочей силы у подрядчика
Поставки «воздуха» и поставки похищенного из государственных складов
Контрагентства на государственной продукции
Хищническая аренда госпредприятий
Финансовое мошенничество
Кредитные операции в Госбанке на «дутые» документы и чужое имущество или без всякого обеспечения
Привлечение денежных средств населения под фиктивные проекты (жилищное строительство)
Лжепредпринимательство
Дутая реклама частником своих дутых предприятий
Дутые акционерные общества
Дутые «потребиловки», т.н. лжекооперативы
Дутые концессионные предприятия
Работа частника под фирмой госучреждения, кооперации или в форме уполномоченного, но на правах подрядчика
В целом, к началу активных мероприятий по свертыванию НЭПа основные статистические данные в сфере экономической преступности оказались безрадостными. Практически по всем показателям в 1920-е гг. криминализация экономики и сферы государственного управления оказалась весьма наглядной и недвусмысленной.
В таблице 2 приведены сведения о количестве граждан СССР, привлеченных за различные виды экономических преступлений к уголовной ответственности в 1924-1930 гг.iv
Таблица 2.Количество граждан СССР привлеченных к уголовной ответственности граждан СССР по обвинению в преступлениях
в сфере экономики в 1924-1930 гг., человек
Вид преступления
1924 г.
1925 г.
1926 г.
1927 г.
1928 г.
1930 г.
В % 1930 г. к
1924 г.
присвоение, растрата, подлог
220
368
1817
1947
3634
3151
143,2
получение взятки
364
454
2564
113
4407
2849
782,6
контрабанда
604
578
8880
9542
9357
3638
602,3
фальшивомо-
нетничество
729
999
1979
1388
1551
502
68,8
Анализируя основные показатели борьбы с экономическими преступлениями во второй половине НЭПа, бросается в глаза, что практически по всем показателям произошел масштабный прирост. Особенно значительное увеличение наблюдалось по таким составам как «получение взятки» и «контрабанда». Единственный состав корыстного преступления, по которому произошло снижение, оказалось фальшивомонетничество.
Естественно, факты чрезвычайно быстро криминализировавшейся экономики и части советского государственного аппарата не могли не вызывать озабоченности у партийно-государственной элиты страны. Не случайно уже в первые годы реализации нового экономического курса часть партаппарата не просто им тяготилась, но и высказывала свое отчетливо выраженное негативное отношение к НЭПу. В глазах партийной номенклатуры НЭП уводила страну от намеченного социалистического идеала, причем год от года все дальше и дальше.
В конце 1920-х гг. – начале 1930-х гг. НЭП была свернута. Непомерное налогообложение частно-хозяйственной деятельности сделали всякие ее проявления не просто неэффективными, но и бессмысленными. Предпринимательство в большинстве своем перестало существовать как вид хозяйственной деятельности. Естественно, такое массированное наступление на хозяйчика и сферу негосударственных коммерческих отношений объективно имели своим следствием сужение сферы воспроизводства экономических преступлений.
Ограничение поля деятельности частного предпринимательства, товарный голод конца 1920-начала 1930-х гг. практически свели на нет теневые капиталы, нажитые в период «военного коммунизма», а впоследствии приумноженные и частично легализованные в период НЭПа. Более того, демонстрировать свое материальное благосостояние стало не безопасно. Не случайно накануне крупных пролетарских праздников в практику вошли рапорты территориальных органов ОГПУ-НКВД об «ударных темпах» выявленных валютчиков, расхитителей государственной и общественной собственности, привлеченных к ответственности спекулянтов, самогонщиков, шинкарей и т.п.
По мысли высшего руководства страны и утвердившегося представления о социальной справедливости подавляющего большинства населения страны, у обычного труженика и доходы должны были быть весьма скромными. Все кто не попадали под эту обыденную схему обывательского восприятия и своеобразного понимания социального равенства решительно отторгались общественным мнением. Главенствующим вектором общественного развития с начала 1930-х гг. являлась ориентация на всеобщее социальное равенство и его государственную поддержку, создание препятствий на пути обогащения отдельных граждан.
В связи со свертыванием частной предпринимательской деятельности становилось не актуальным ростовщичество. Если раньше крупные предприниматели пускали день в рост – это было гораздо выгоднее, нежели размещать их в производство с постоянно увеличивающимся налоговым бременем, то теперь такой канал был перекрыт.
С другой стороны, заработанные на нелегальных валютных операциях, скупке золота, контрабанде денежные средства на протяжении всего периода существования НЭПа довольно часто отмывались через частные фирмы. Причем для этого существовали и объективные причины. Более того, в 1920-е гг. спекулятивные операции и масштабные лжепредпринимательские аферы остро нуждались в теневых финансах. Слабость же органов финансового и налогового контроля, помноженная на практически повсеместную коррумпированность советского государственного аппарата, делали попытки наведения порядка в этой сфере мало результативными. Теперь эти операции становились технически невозможными.
В целом, к концу 1920-х гг. репрессивная машина Советского государства работа достаточно активно и масштабно. Однако это вовсе не означало того, что вместе с несоциалистическими отношениями в экономике и социальной сферах автоматически исчезала спекуляция (перепродажа товаров из госторговли по завышенным ценам всевозможным дельцам), различные способы мошенничества, фальшивомонетничество, хищения государственного и общественного имущества, контрабанда, присвоения и растраты должностными лицами вверенного им социалистического имущества в целях личного обогащения.
В самом начале 1930-х гг. в массовом сознании советских людей продолжалось сохраняться представление о массовом разворовывании государственных и общественных средств. Например, в спецсводке органов ОГПУ от 10 марта 1930 г. сообщалось, что 5 марта текущего года ленинградские рабочие лесопильного завода им. Калинина отказались от двухчасовой отработки в фонд коллективизации, мотивируя это тем, что «кругом воровство и растраты и наши деньги в прок не пойдут»v.
Безусловно, воспроизводство преступных проявлений в сфере экономики происходило в принципиально новых исторических условиях, возникших после отказа высшей партийно-государственной элиты СССР от принципов нового экономического курса, реализовывавшегося в стране с 1921 г.
Разрушив хрупкий рыночный баланс продовольственного снабжения, сложившийся за годы НЭПа, Советское правительство сделало ставку на централизованное обеспечение жителей городов. Введенная с начала 1930 г. карточная система снабжения, по мысли ее создателей, должна была обеспечить минимальным набором самых необходимых для поддержания физиологического минимума продуктов питания. Но столь масштабное мероприятие как переход на карточную систему снабжения, да еще и в масштабах такой страны как СССР, не могло быть осуществлено быстро и без явных изъянов. Нарушение товарного обеспечения широких слоев городского населения способствовало всплеску спекулятивных операций, хищений государственной и общественной собственностиvi.
К одному из наиболее существенных отрицательных результатов экономически необоснованного форсированного вытеснения капиталистических элементов из народного хозяйства относилось возникновение так называемых торговых пустынь. Так, например, только 31 % из числа закрывшихся частных розничных предприятий в Сибири был восполнен вновь открывшимися предприятиями государственной торговли и кооперацииvii.
Что касается сохранения фактов спекуляции после свертывания НЭПа, то большевистское руководство, как это уже стало традицией, объясняло их в большей степени субъективными факторами, нежели объективными обстоятельствами. Выступая на январском 1933 г. объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП (б) И.В. Сталин безапелляционно провозглашал: «Советская торговля - есть торговля без капиталистов - малых и больших, торговля без спекулянтов - малых и больших»viii.
Далее, продолжая свою мысль о возможности рецидива спекуляции в социалистическом обществе, естественно, он видит исключительно «большевистские» базисные причины ее воспроизводства: происки затаившихся враждебных элементов, и изначальную мелкобуржуазную сущность крестьянства. Руководитель советского государства говорит следующее: «Мы добились того, что за последний период вышибли совершенно из товарооборота частных торговцев, купцов, посредников всякого рода. Конечно, это не исключает того, что могут вновь появиться в товарообороте по закону атавизма частные торговцы и спекулянты, используя для этого наиболее удобное для них поле, а именно - колхозную торговлю. Более того, сами колхозники иногда не прочь пуститься в спекуляцию, что не делает им, конечно, чести. Но против этих нездоровых явлений у нас имеется недавно изданный закон Советской власти о мерах пресечения спекуляции и наказании спекулянтов. Вы знаете, конечно, что закон этот не страдает особой мягкостью. Вы поймете, конечно, что такого закона не было и не могло быть в условиях первой стадии НЭПа»ix.
Нехватка толкала хронически недоедавших рабочих, индустриальных новобранцев и членов их семей заниматься различными махинациями. В итоге тысячи рабочих в силу обстоятельств были вовлечены в мошеннические действия. Например, органами ОГПУ в Ростове было изъято 50 тыс. карточек, полученных мошенническим путем, в Баку - 20 тыс., на московском заводе им. Парижской коммуны – 5 тыс.x
Часть рабочих вынуждена была идти на продажу вне завода даже своих талонов на обеды, создавая рынок «купонной валюты». Родственники и друзья составляли тщательно разработанные мошеннические схемы, используя поддельные документы о родстве и удостоверения о местожительстве, которые давали право на незаконные пайки большому количеству людей.
Довольно широкое распространение получила практика, когда продавцы кооперативных магазинов перепродавали или многократно использовали пайковые купоны, которые они принимали от покупателей. Они припрятывали продукты для перепродажи на рынке и скрывали потери, манипулируя купонами, которые служили расписками в получении, продавали покупателям товары без купонов и присваивали себе деньгиxi.
Таким образом, неприглядной стороной советской повседневности в 1930-е гг., в условиях лишений и нехватки становится то, что каждый гражданин, не защищенный особой заботой государства, мог стать потенциальным «спекулянтом». Хотя наличие особых привилегий в виде относительно высокой заработной платы, доступа к распределению товарно-материальных ценностей не всегда удерживали отдельных работников торговли, распределения от корыстных преступлений: хищений, растрат, спекуляции. В то же время экономические преступления провоцировали и «снизу». Недостаточные рационы питания и голод порождали бесконечное разнообразие изобретательности, остроумных происков для нахождения источников дополнительных заработков. При этом заметим, что практически подавляющее большинство вскрытых фактов мошеннических действий с продовольственными талонами совершались скорее в целях выживания, а не личного обогащения.
Перекрывая один канал распространения спекуляции, власть оказывалась не в состоянии закрыть другие бреши, куда она просачивалась. Порой она принимала экзотические формы, вовлекая в сферу своего влияния совсем молодых людей. Довольно щепетильной проблемой, вставшей перед властями в начале 1930-х гг., стала так называемая «детская спекуляция», против которой велась особенно яростная борьба. У многих детей, родившихся после революции и не видевших капитализма, смутно помнивших НЭП неожиданно просыпалась коммерческая жилка, чего серьезно опасались власти.
В справке, подготовленной к заседанию Оргбюро ЦК ВКП (б) от 7 мая 1933 г. отмечалось: «Подавляющее большинство ребят, торгующих на улицах папиросами, занимающихся чисткой сапог и т.д. – школьники. Некоторые из них – пионеры. Все они дети работающих родителей. Собранные материалы свидетельствуют о том, что, как правило, дети идут спекулировать на улицу не вследствие нужды и бедственного материального положения, а вследствие крайне слабой работы школы и пионерской организации в области удовлетворения запросов детей».
И далее в документе в качестве вывода констатировалось: «Борьба с детской спекуляцией по Москве ведется слабо, а в ряде городов, как, например, Ростов, Новороссийск и другие – совсем не ведется, так как отделы народного образования и школы считают, что этим должна заниматься милиция, милиция считает, что этим должна заниматься школа и отдел народного образования, пионерская организация совершенно стоит в стороне»xii.
31 июля 1934 г. руководитель НКВД Г.Г. Ягода направил в СНК СССР докладную записку о мерах по борьбе со спекуляцией. В документе приводились следующие цифры: «Органы НКВД в борьбе со спекуляцией привлекли к ответственности за первое полугодье 1934 года – 58.314 чел. За этот же период, кроме того, было выслано из крупнейших городов Союза - 53.000 лиц без определенных занятий шатавшихся на рынках, спекулировавших …. Несмотря на такое большое количество привлеченных и высланных рынки наводнены спекулятивным элементом»xiii.
Не смотря на массированную борьбу с советского государства со спекуляцией, вступившую в новую фазу после принятия специального закона об усилении борьбы с этим видом преступлений в 1932 г., она по-прежнему существовала, постоянно приспосабливаясь и видоизменяясь в условиях неблагоприятной для нее политической и правой обстановки.
Так, например, в конце июля 1934 г. Комиссия партийного контроля направила докладную записку за подписью М.Ф. Шкирятова на имя В.М. Молотова с красноречивым названием: «О широком использовании частником комиссионных магазинов». В записке говорилось о том, что «спекулятивный элемент, вследствие отсутствия контроля со стороны органов регулирования торговли широко использовал комиссионные магазины, как легальную форму для спекуляции и сбыта краденых вещей и государственного имущества. … Использование частником в больших размерах комиссионных магазинов в целях своей наживы стало возможным в результате засоренности аппарата комиссионных магазинов классово-чуждым и преступными элементами, многие из которых фактически состояли на службе у этих спекулянтов…»xiv.
Советская печать первой половины 1930-х гг. публиковала многочисленные материалы о фактах спекуляции дефицитными товарами, получаемыми из торговой сети. Статьи фактически по «горячим следам» выходили как в общесоюзных, так и в местных газетах. Как правило, республиканские газеты перепечатывали из центральных газет статьи и сообщения о борьбе с расхитителями социалистической собственности, спекулянтами. В качестве примера можно привести статью из газеты «Правда, Южного Казакстана» от 1 июня 1935 г.xv
«В открытой коммерческой сети за последнее время появилась в продаже мануфактура, обувь и готовое платье улучшенного ассортимента и высокого качества, но еще не в таком количестве, чтобы полностью удовлетворить растущий спрос.
Этим обстоятельством воспользовались спекулянты. Скупая в магазинах Восторга эти дефицитные товары (костюмы, драп, коверкот, патефоны и прочее), они сдают их по значительно повышенным ценам в комиссионные магазины, наживая на этом огромные суммы. Например, купленный в универмаге за 600 рублей отрез сукна тотчас же сдается в комиссионный магазин за 945 рублей, патефон, стоящий в гормосторге 245 руб., сдается в комиссионный магазин деткомиссии за 600 рублей.
Кустари, особенно изготавливающие обувь и кожаные пальто, используют комиссионные магазины для сокрытия своих доходов от обложения налогов; они сдают свои товары в комиссионные магазины большими партиями в 2-3 раза дороже цен открытой коммерческой сети.
Таким образом, в результате отсутствия бдительности и контроля, комиссионные магазины вместо содействия трудящимся в сбыте случайных и поношенных вещей, превратились в погоне за увеличением оборота, в прикрытие спекулятивной деятельности частников, посредников, спекулянтов, перекупщиков и кустарей, укрывающихся от финобложения.
Наркомторг, МСПО, Гормосторг, Ленпромторг и деткомиссия при ВЦИК, в ведении которых находятся эти магазины, не контролировали их работу и не интересовались, чем и по какой цене они торгуют.
Отсюда понятно отношение комиссионных магазинов к трудящимся и многочисленные случаи обмана их. Признав, что политическую ответственность за условия, при которых комиссионные магазины были широко использованы частниками для спекуляции, несут заместитель наркомвнуторга Хлоплянкин и заместитель председателя президиума Центросоюза Эпштейн, Комиссия партийного контроля на непосредственных виновников безобразного руководства этими магазинами наложило суровые партийные взыскания, а пособники спекулянтов - расхитители, воры и жулики, присосавшиеся к этому делу, были арестованы и преданы суду еще в ходе проверки»xvi.
В отдельных местах, видимо осознавая свое бессилие в борьбе со спекуляцией, власти пытались найти своеобразные «компромиссные» решения. В октябре 1935 г. Комиссия партийного контроля направила В.М. Молотову докладную записку «О спекуляции промтоварами на базарах», в которой приводился пример г. Харькова. Партийные функционеры информировали СНК о следующем: «В Харькове спекуляция фактически легализована. Милиция установила там такой порядок: спекулянт, постоянно торгующий на рынке, помимо разового сбора - (2 р.) уплачивает ежедневно милиции пять-десять р. штрафу, после чего легально производит свои спекулятивные операции»xvii.
Для воспроизводства спекуляции в СССР в годы первых пятилеток сложился преимущественно комплекс объективных причин. Среди них: ухудшение снабжения горожан товарами повседневного спроса, масштабное увеличение денежной массы на руках отдельных социально-профессиональных групп работников, введение «закрытой» торговли для некоторых групп населения. Эти факторы создавали благоприятные условия для «блата», взяток, спекулятивных операций со стороны работников торговли, их родственников, знакомых.
Ажиотажный спрос на многие продовольственные и промышленные товары стал расти после отмены карточной системы в 1935 г. С начала 1940 г. фактически повсеместно наблюдались проблемы со снабжением населения товарами первой необходимости, что вело к росту цен на колхозных рынках, а с другой стороны – закладывало прочный фундамент под многочисленные спекулятивные операции. Сообщения с органов внутренних дел мест, письма граждан во власть убедительно свидетельствовали о тенденциях нарастания товарного дефицита.
Картина с ажиотажем вокруг торговли одеждой была представлена в письме жителя Киева Н.С. Ковалева, адресованного Председателю СНК СССР В.М. Молотову. Он писал следующее: «Многотысячные очереди к магазинам собираются за мануфактурой и готовой одеждой еще с вечера. Милиция выстраивает очереди где-нибудь за квартал в переулке и потом «счастливцев» по 5-10 человек гуськом один за другого в обхват (чтобы кто не проскочил без очереди), в окружении милиционеров, как арестантов ведут к магазину. В этих условиях расцветает спекуляция жуткая, произвол милиционеров и говорят, что не без взяток…
Честный рабочий человек, если он даже крайне нуждается, не может купить себе белья, брюки и пр. самое необходимое, разве что у спекулянтов за удвоенную цену»xviii.
Нарастание продовольственных трудностей фиксировалось также и в ведомственной переписке. В соответствии с докладной запиской начальника Главного Экономического Управления НКВД СССР Б.З. Кобулова наркому торговли страны А.В. Любимову от 13 апреля 1940 г., с начала текущего года торговля продовольственными товарами в Свердловской области происходит с перебоями. У продуктовых магазинов выстраиваются большие очереди. Рыночные цены на продукты питания сильно возросли: цена 1 кг мяса доходит до 25 руб., 1 кг масла до 50 руб., 1 кг картофеля до 3-5 руб.xix
Обычные трудящиеся и городские обыватели, не включенные в списки специального снабжения, свое неприятие такой социальной ущемленностью, выливали на страницы своих писем, обращений, жалоб, доносов, адресуемых в высокие партийные и государственные инстанции.
2 июля 1940 г. гражданин П.Г. Гайтцук писал А.Я. Вышинскому: «Блат порождает спекуляцию. Всякий, кто спекулирует, он это делает, пользуясь блатом. Блат мешает плановому снабжению. Блат разъедает и разлагает работу и работников государственных, общественных и кооперативных организаций. Он враг всякой справедливости и законности. Блат – это ловко замаскированная открытая дорога ко всякому безобразию и разгильдяйству. Блат подрывает авторитет и внушает недоверие к честным работникам, которые им не охвачены. Он чужд и враждебен нашему обществу, нашему государству. Почему партия и правительство терпят такое безобразие? Это можно и нужно убить одним крепким большевистским ударом. Этому нужно положить конец. Блат нужно убить и похоронить»xx. И далее автор предлагает разработать специальный закон против т.н. блата, считая его новой формой мошенничества и разгильдяйства.
Еще одним из факторов, который стимулировал деятельность правоохранительных органов по борьбе со спекуляцией, являлись письма, жалобы, доносы рядовых граждан в высшие органы власти СССР с указанием конкретных примеров, тех или иных должностных лиц, причастных к противоправным действиям. В качестве примера можно сослаться на письмо Зайченко, жительницы Казани и реакцию на него власти.
Яркие факты о ситуации в снабжении жителей Казани были приведены в письме гражданки Зинченко, направленное в СНК В.М. Молотову. Автор обращения пишет о крайне неудовлетворительном снабжении жителей города продовольственными товарами. При этом жительница Казани весьма критично отзывается о деятельности органов охраны правопорядка. «Милиция бездействует. Она сама смотрит, где бы чего бы получить без очереди. Для нее это, как правило, получать без очереди. Большинство жен милиционеров занимаются спекуляцией, перепродают по базару или ходят по домам. Милицией это все покрывается. Вот почему у нас не могут изжить спекуляцию. Да и как ей не быть. Работники прилавка на глазах растаскивают редко бываемый товар. И ничего. Пишут, говорят об этом, волнуются, но толку никакого. Работники прилавка тоже занимаются спекуляцией, перепродают через третьи руки… Кроме спекулянток достать невозможно и негде …
Спекуляция пустила большие корни. В детсаду работает руководительница татарка. Муж у нее военный, муж ее сестры работает в большом магазине ТУМ кем-то из главных. Так эта руководительница приносит и продает в детсаду десятками вязаные кофты по 160 р. (вместо 60 р.), перчатки, материалы, шелка и все в три раза дороже, а в магазине ничего нет. Она говорит, что будто бы это ей приносит спекулянтка»xxi.
Письмо Зайченко не оставили без внимания. Власть действовала очень оперативно. 14 июня 1940 г. письмо было зарегистрировано в Управлении делами Совнаркома СССР, а спустя неделю, 21 июня 1940 г., по указанию А.Я. Вышинского копии данного письма с сопроводительными записками были направлены в Народный комиссариат торговли СССР и НКВД страны «для принятия мер с сообщением в СНК СССР»xxii. В деле сохранилось сообщение Начальника ГУРКМ НКВД СССР инспектора милиции Галкина от 19 июля 1940 г. о принятых по письму Зайченко мерах:
«1. Начальнику Управления РК милиции НКВД Татарской АССР сообщено о всех конкретных фактах преступлений и неправильных действий в торгующих организациях г. Казани, указанных в письме гр. Зайченко и предложено немедленно принять меры к проверке и расследованию их. Одновременно с этим дано указание об общем усилении борьбы со спекуляцией.
2. Предложено немедленно проверить и расследовать содержащиеся в письме указания на незаконные действия работников милиции.
О результатах мер по письму Зайченко Начальнику УРКМ предложено информировать специальным донесением.
Сообщаем, что, согласно постановлению СНК СССР от 4 мая 1940 г. за № 660-217/с в г. Казани проводятся соответствующие мероприятия по борьбе с очередями за продовольственными товарами. В ходе проведения этих мероприятий уже вскрытии ряд дел о разбазаривании продуктов, предназначенных как для широкого населения, так и для детских учреждений, госпиталей и больниц»xxiii.
В советской повседневности 1930-х гг. крайне причудливо переплетались как спекуляция, так и ее моральное осуждение, что, по мнению американского историка Шейлы Фицпатрик (2001), может быть объяснено марксистской идеологией, но имеет и институциональные советские корни. В своей книге о повседневной городской жизни в сталинскую эпоху она делает краткое замечание относительно самооправдания той «постыдной деятельности», которая, по словам самих спекулянтов, осуществлялась против их совести, в условиях крайней нужды значительного количества советского населенияxxiv.
Запрещенное легальное предпринимательство ушло в «тень» и возрождалось в форме всевозможных нелегальных операций. Подтверждение тому появление практически повсеместно массовой скупки серебряной разменной монеты для последующей ее переплавки в слитки и реализации их в магазинах «Торговля с иностранцами» (Торгсины).
Магазины, созданные первоначально для торговли с иностранцами, с осени 1931 г. начали продавать свои товары и советским гражданамxxv. Но купить товары в Торгсине можно было не за советские денежные знаки, а за золотые, серебряные изделия, драгоценные камни, золотые червонцы старой чеканки, антиквариат, валютные переводы из-за границы. Страна остро нуждалась в валюте, драгоценностях, которые были на руках у отдельных граждан СССР. По расчетам властей, к началу деятельности Торгсина «на руках» у населения еще оставалось около 100 млн. руб. золотом плюс бытовое золото (примерно еще около 100 млн.)xxvi.
В октябре 1932 г. Торгсин стал принимать от советских граждан не только золото, но и серебро, предприимчивые люди начали скупать серебряные монеты советской чеканки и, расплавив их, сдавать слитки в Торгсин.
Эта ситуация вызвала острую реакцию со стороны руководства правоохранительных органов. 27 июня 1934 г. за подписью заместителя ОГПУ Г.Г. Ягоды и начальника ЭКУ ОГПУ Миронова на имя заместителя СНК СССР В.В. Куйбышева была направлена докладная записка «О спекуляции банковским и разменным серебром советской чеканки».
В сообщении отмечалось то, что за последние 6-8 месяцев повсеместно на территории СССР наблюдается усиленная скупка и спекуляция банковским и разменным серебром советской чеканки. Скупкой занимаются преимущественно лица без определенных занятий, бывшие кустари, торговцы, деклассированный элемент. Механизм спекулятивных операций был следующим. Скупщики серебра переплавляли его в слитки и изделия и сдавали их в магазины Торгсина в обмен на товарные книжки, которые в свою очередь продавали по цене от 45 до 60 рублей за один товарный рубль.
В документе приводились следующие цифры. На серебро советской чеканки установился курс, колеблющийся от 9 до 13 рублей за банковский и от 3 до 5 рублей за разменный серебряный рубль. От этих операций спекулятивные элементы получали большую прибыль, так как «Торгсин» принимал один слиток серебра 84-й пробы весом 1 кг за 14 валютных рублей. На выплавку такого слитка шло 50 штук банковских рублей.
По данным Госбанка страны на руках у населения оставалось 65 млн. банковской и 165 млн. разменной монеты советской чеканки, которая, по мнению руководства ОГПУ, может стать предметом спекуляции и нанесения ущерба финансовым интересам государства.
Предлагалось запретить «Торгсину» принимать от населения серебро в слитках, не имеющих государственных пробxxvii.
В целом, магазины Торгсина как легальный источник приобретения дефицитных продуктов и промышленных товаров стали привлекательным местом для всевозможных дельцов «черного рынка». Причем махинации осуществлялись как за стенами, так и внутри самой системы Торгсина. К примеру, в одном из отчетов Нижегородского Торгсина отмечалось, что специфическую группу покупателей составляют спекулянты, которые приобретают все подряд в зависимости от складывающегося спроса на различные товары. Именно они чаще всего посещают магазин. В большинстве случаев они расплачиваются дореволюционными золотыми монетами – «чеканкой». Купленные товары они перепродавали уже по спекулятивным ценамxxviii.
Возле магазинов Торгсина практически повсеместно сформировались своеобразные «черные биржи», на которых активно действовали группы перекупщиков. Они принимали непосредственное участие в определении спекулятивного курса торгсиновского рубля. Деятельность многих валютных маклеров была бы невозможна без тесных связей с работниками Торгсина: начиная от обычного продавца и заканчивая руководителем магазина. Так, в 1933 г. «за полное разложение, выразившееся в самоснабжении» был исключен из партии и отдан под суд директор московского универмага № 1 гражданин Палей, совершивший хищения на сумму 70 тыс. руб. золотомxxix.
Не смотря ни на какие попытки «очистить» Торгсиновскую систему от всевозможных маклеров, спекулятивных элементов, от собственных «нечистых на руку» работников, всевозможные нарушения продолжали сохраняться до тех пор, пока продолжали функционировать эти «оазисы» свободной торговли и товарного изобилия.
Органы НКВД СССР выявляли факты, свидетельствовавшие о разложении управленческого аппарата и сотрудников отдельных общественных организаций. Так, например, десятки тысяч рублей были похищены в 1935 г. руководителями ЦК профсоюза работников Наркомтяжпрома. Чиновники из Комитета заготовок СНК за счет государственных фондов сумели построить для личного пользования в Подмосковье целый дачный поселок, о чем Г.Г. Ягода доложил В.М. Молотовуxxx.
Между тем, всевластие ряда зарвавшихся номенклатурных кадров, с одной стороны, и крайне бедственное положение громадной массы низовых служащих превращали государственный и партийных аппарат в вотчину, все более неподконтрольную обществу.
Немаловажную роль в снижении должностных преступлений (растраты, взятки, хищения) в 1930-е гг. сыграло серьезное ужесточение исполнительской дисциплины среди партийных руководителей, служащих государственных и советских органов. На XVII съезде ВКП (б) И.В. Сталин обратил общее внимание на то, что «партию нельзя рассматривать, как нечто оторванное от окружающих людей. Она живет и подвизается внутри окружающей ее среды. Не удивительно, что в партию проникают нередко извне нездоровые настроения»xxxi.
Партия и государственный аппарат в 1930-е гг. находился постоянно в состоянии страха и потенциальной угрозы репрессий в отношении каждого, вне зависимости от должности, родственных связей и былых заслуг перед пролетарской революцией. В резолюции XVI партконференции было записано, что «чистка (советского аппарата) должна производиться... не только по признакам классового происхождения»xxxii.
Это позиция оказалась довольно примечательной для второй половины 1930-х гг. Для привлечения к уголовной или другой ответственности за те или иные преступления и проступки, принадлежность к партии уже не являлась фактом смягчения наказания, и тем более – освобождения от него.
Проверка вопиющих фактов «морального разложения», хищений, взяточничества, превышения служебных полномочий, в том числе в корыстных целях, становились неоднократно основаниями проверок со стороны партийных, государственных, контрольных, правоохранительных органов. В 1937 г. комиссия под руководством А.А. Жданова осуществляла проверку фактов морального разложения руководящего состава Башкирской, Татарской и Оренбургской партийных организаций.
Сохранились конспекты Жданова, составленные к пленуму Оренбургского крайкома. В материалах, собранных для Жданова, под грифом «не подлежит разглашению» содержится отчет ревизионной комиссии о результатах проверки крайкома за 1936 г. и первую половину 1937 г. Было установлено, что общая сумма ущерба, причиненного членами облисполкома государству, «определяется минимальною суммою 387 000 рублей»xxxiii.
Отдельно подчеркивался тот факт, что эти лица и не думали скрывать своих материальных возможностей, вели себя «по-барски»: устраивали шумные пьянки, раздавали деньги в качестве «чаевых» незнакомым людям «как богатый дядюшка». Особенно любопытна история о предпринимательской деятельности председателя Облисполкома Васильева, который за счет средств Облздравотдела закупил в Азово-Черноморском крае вина в бочках на сумму 49 000 рублей, а затем, вино разливалось в бутылки с этикеткой «Вино аптекоуправления» и реализовалось через аптеки области. Причем, этот факт не уникален, а является характерной приметой своего времени.
Всего по результатам работы комиссии А.А. Жданова в Башкирской, Татарской и Оренбургской партийных организациях было привлечено к ответственности 598, 342 и 232 человека соответственноxxxiv.
Организация борьбы с экономическими преступлениями в СССР в 1930-е гг. осуществлялась при помощи различных способов, методов и средств. Это противодействие осуществлялось посредством правоохранительных органов, партийных комиссий и проверок, государственно-контролирующих органов. Довольно часто власть реагировала на «сигналы с мест» о тех или иных нарушениях социалистической законности в сфере экономики, властно-распорядительной деятельности.
Безусловно, в настоящее время не представляется возможным определить, сколько человек в результате многочисленных чисток среди партийных и государственных служащих в 1930-е гг. было репрессировано действительно за экономические преступления, а сколько – попали под жернова гигантской машины практически случайных людей.
Примечательной чертой 1930-х гг. стали различные кампании, толчок которым давали те или иные партийные установки, решения государственных органов или даже инициативы И.В. Сталина. Наиболее отчетливо это проявилось в реализации Указа от 7 августа 1932 г. Правоохранительные органы начали масштабную реализацию этого нормативного акта. На 15 января 1933 г., то есть только за полгода реализации этого законодательного акта, на его основании были осуждены 103 тыс. человек. Из них (по разработанным данным о 79 тыс. осужденных) были приговорены к высшей мере наказания - 4880 человек или 6,2%, а к нижнему пределу санкции (10 лет лишения свободы) – свыше 26 тыс. человек (33%). Подавляющее большинство осужденных составляли крестьянеxxxv.
20 марта 1933 г. И.В. Сталину были представлены сведения об общем количестве граждан, привлеченных органами ОГПУ за хищение государственного и общественного имущества. Так, согласно докладу по состоянию на 15 марта 1933 г. таковых оказалось 127 318 человек. За хищения из магазинов и со складов товаропроизводящей сети и промышленных предприятий – 55 166 человек, за хищение из совхозов и колхозов – 72 152 человека. По наиболее крупным делам об организованных хищениях органами ОГПУ было осуждено 14 056 человек, из них к высшей мере наказания – 2 052 человека, от 5 до 10 лет лагерей – 7 661, менее 5 лет лишения свободы – 4 343xxxvi.
Однако и в последующие годы факты хищения продовольствия из рабочих столовых продолжали вскрываться. В качестве примера можно сослаться на докладную записку ОГПУ по противодействию экономическим преступлениям в системе рабочего снабжения с 1 января по 1 мая 1934 г. на промышленных предприятиях Донбасса, Днепропетровска и Харьковаxxxvii.
В документе указывалось на то, что к ответственности за этот период было привлечено 600 человек. Были выявлены факты сращивания ревизорского аппарата на местах с должностными лицами, занимавшимися вопросами рабочего снабжения. Согласно сведениям Донецкого областного отдела ОГПУ и обкома ВКП (б) из партии были исключены 32 работника снабжения, сняты со своих должностей 17 директоров отделов рабочего снабжения (ОРСов), 3 директоров торговых районов Доннарпита. Схожие мероприятия имели место в Ленинградской, Свердловской партийных организацияхxxxviii.
Во второй половине 1930-х гг. по-прежнему самыми распространенными видами экономических преступлений оставались хищения в государственной торговле и организациях общественного питания. География вскрываемых органами ОБХСС экономических преступлений охватывала практически весь Советский Союз.
Например, в Красногвардейском райпищеторге (г. Ленинград) за первое полугодие 1938 г. было зафиксировано хищений на 88 000 рублей (что составило почти десятую часть его оборота). Зачастую уличенные в растратах работники оставались трудиться на прежнем месте, возместив обнаруженную недостачуxxxix.
Итак, среди объективных причин сохранения экономических преступлений в 1930-е гг. можно указать: возникновение товарного голода и дефицита по широкому спектру товаров, чрезвычайная бюрократизация советского общества с неизбежным расширением системы клиентизма, ощущение всевластия и бесконтрольности определенными представителями партийно-государственного аппарата, наличие во властных структурах и правоохранительных органах коррумпированных элементов, сохранение определенных социальных групп профессиональными занятиями которых являлись криминальные промыслы в сфере экономики.
Борьба с экономическими преступлениями в СССР в период становления авторитарного режима И.В. Сталина характеризовалась развертыванием противодействия этим явлениям на различных направлениях: законодательном, организационном, оперативном, идеологическом. В эти годы наметилась тенденция чрезмерной политизации экономических преступлений. Это в свою очередь вписывалось в логику представления СССР как «осажденной крепости» как внешними, так и внутренними врагами. Именно в данном контексте следует рассматривать многие нормативно-правовые акты 1930-х гг., направленные на организацию
Источники
i Крон Ц.М. Частная торговля в СССР. М., 1926. С.10.
ii Романов М. Аренда национализированной промышленности / Экономическое обозрение. 1923. С. 11.
iii См.: Кондурушкин И.С. Частный капитал перед советским судом. Пути и методы накопления по судебным и ревизионным делам 1918-1926 гг. М.-Л., 1927.
iv Таблица составлена автором на основании: Мазохин О.Б. Право на репрессии: внесудебные полномочия органов государственной безопасности (1918-1953). М., 2006. С. 258, 262, 267, 273, 280, 289.
v Центральный архив Федеральной службы безопасности Российской Федерации (ЦА ФСБ РФ). Ф. 2. Оп. 8. Д. 655. Л. 240.
vi См. подробнее о механизмах спекулятивных операций на рубеже 1920-30-х гг.: Броневой А. Рвачи и комбинаторы: из практики спекулятивного капитала. Харьков, 1930.
vii Алексеев О.Г. Торговля и снабжение населения в городах Восточной Сибири в период карточной системы 1928-1935 гг.: автореф.…дис. канд. ист. наук. Красноярск, 2007. С. 17-18.
viii Сталин И.В. Вопросы ленинизма. Изд. 11-е. М., 1947. С. 390.
xxx Хаустов В.Н. Некоторые проблемы деятельности органов госбезопасности в 1920-1930-е годы / Исторические чтения на Лубянке. 1999 год. Отечественные спецслужбы в 20-30-е годы. М., 2000. С. 63.
xxxi ВКП (б) в резолюциях и решениях съездов конференций и пленумов ЦК. Изд. 5-е, М., 1936. Ч. 2. С. 564.
xxxii ВКП (б) в резолюциях и решениях съездов конференций и пленумов ЦК. Изд. 6-е, М., 1940. Ч. 2. С. 349.
xxxix Твердюкова Е. «Кто раньше ел, тот и сейчас, а мы только смотри». Продовольственное снабжение Ленинграда во второй половине 1930-х годов // Родина. 2006. № 6. С. 82.
Статья ранее ни в каких изданиях не публиковалась.
Автор: (С.В. Богданов)
22.09.2008 г.
В статье рассматриваются особенности трансформации причин воспроизводства основных форм экономической преступности (спекуляции, хищений государственной собственности, валютных махинаций, взяточничества) в условиях свертывания НЭПа и становления тоталитарного режима в СССР.
Ключевые слова: спекуляция, взяточничество, хищения государственной собственности, мошенничество, НКВД.
In article are considered particularities to transformations of the reasons reproducing the main forms to economic criminality (gamble, misappropriations to state property, exchange machination, bribery) in condition of the rolling up NEP and formations of the totalitarian mode in USSR.
Key words: gamble, bribery, misappropriations state property, fraud, NKVD.
Сведения об авторе
Ф.И.О. Богданов Сергей Викторович
ученая степень кандидат исторических наук
ученое звание доцент
место работы Губкинский институт (филиал) Московского государственного открытого университета
