Законность, справедливость и целесообразность в ходе толкования законодательства военно-судебными органами

Глухов Е.А., подполковник юстици

Право в Вооруженных Силах. 2011 № 9 с. 63-72

Юристы поступают с законом так же, как сапожники с кожей: они его кромсают, растягивают, сдавливают, выворачивают наизнанку, лишь бы добиться желаемой для себя формы.

Людовик XII 

1. Необходимость толкования законодательства.

Законы создаются для того, чтобы они исполнялись, практически претворялись в жизнь, чтобы достигались те цели, на которые рассчитывал законодатель. В противном случае сам этот институт не имел бы смысла. Простое принятие всё новых и новых правовых норм не может само по себе дать желаемого социального эффекта[1]. Вместе с тем, мало написать хороший закон, надо ещё чтобы практика его применения была полезна и доступна людям.

Применять можно только уже известное в определённом обществе правило. Поэтому в целях ознакомления членов социума с содержанием источников права, с установленными законодателем правилами поведения в ходе различных правоотношений воля законодателя выражается во вне в виде нормативного правового акта.

Поскольку нормативный акт всегда имеет письменную форму, устанавливаемые им правила излагаются посредством письменной речи на определённом языке. Согласно ч. 1 ст. 68 Конституции РФ общим для всей территории Российской Федерации государственным языком является русский язык. Соответственно на русском языке официально публикуются тексты федеральных законов и иных нормативных правовых актов Российской Федерации (подп. 5 ч. 1 ст. 3 Федерального закона «О государственном языке Российской Федерации»[2]).

В соответствии с п. 6 ст. 1 данного закона при использовании русского языка как государственного языка Российской Федерации не допускается использования слов и выражений, не соответствующих нормам современного русского литературного языка, за исключением иностранных слов, не имеющих общеупотребительных аналогов в русском языке. Это правило относится и к нормативным правовым актам, где также не должно содержаться дефектов письменной речи и недоступных для восприятия оборотов.

Как правило, российские граждане изучают русский язык с детства, на этом языке ведётся учебный процесс в образовательных учреждениях, на русском языке вещают средства массовой информации, большинство граждан нашей страны в своё время сдавали экзамены по русскому языку. Эти факты дают основания думать, что среднестатистические россияне понимают, как минимум, общий смысл текста нормативного правового акта Российской Федерации, тем более адресованного для широкого круга граждан. Иначе законы не будут выполняться даже при отсутствии злого умысла у граждан ввиду затруднения их понимания.

Юридические нормы извещают субъектов о том, на что они имеют право, о том, что им запрещено, об ответственности за нарушение требований законодательства и о поощрении в случае достижения определённых результатов. Вместе с тем, в тексте правового акта нельзя предусмотреть всех возможных жизненных ситуаций, само описание которых могло бы занять многие тысячи томов. Поэтому текст правового акта излагается в сжатой, абстрактной форме. Чем абстрактнее норма права, тем большее количество отношений и жизненных ситуаций она охватывает. В то же время такая ситуация порождает необходимость интерпретации норм права, призванной уменьшить их абстрактность, приводить их к виду, необходимому для непосредственного их применения и реализации[3].

По своей сути применение законодательства, правоприменительная деятельность состоит в претворении предписаний правовых норм в жизнь. Как писал видный теоретик отечественной правовой мысли С.С. Алексеев все правоприменительные действия можно подразделить на три основные стадии:

1) установление фактических обстоятельств. Сюда относятся действия, касающиеся анализа фактов-доказательств, процесса доказывания и др., т.е. информации о фактах;

2) выбор и анализ норм права (установление юридической основы дела). Эту стадию образуют действия с самими юридическими нормами – нахождение точного текста нормативного акта, проверка его юридической силы, толкование акта и др. К данной стадии примыкают действия, связанные с восполнением пробелов в праве;

3) решение дела, выраженное в акте применения права. Здесь на основе анализа фактов и юридических норм выносится решение по юридическому делу, которое выражается в правоприменительном акте. Решение облекается в определённую форму и практически проводится в жизнь[4].

Решение юридического дела - это завершающая фаза, итог применения права. С формально-логической стороны оно представляет собой умозаключение, в котором конкретные факты (фактические обстоятельства) подводятся под норму права. При этом правоприменительный орган (например, суд) в силу властно-государственных правомочий распространяет общие правила, содержащиеся в законе, на своеобразные жизненные обстоятельства, осуществляет "привязку" юридических норм к данным обстоятельствам и говорит на основе всего этого свое "властное слово"[5].

В ракурсе нашего исследования особый интерес представляет вторая стадия правоприменения – действия правоприменителя с юридическими нормами и их толкование.

Под толкованием нормативного правового акта понимается определение его смысла, а при необходимости - и разъяснение данного смысла иным лицам.

Толковать законы в целях их выгодного применения в судебной практике придумали ещё древнегреческие прокуроры и юристы; российские судебные Уставы 1864 г. не только позволяли, но и обязывали суды толковать закон. В настоящее время толкование закона в судах – неотъемлемая часть процесса осуществления правосудия в самых различных судебных инстанциях.

Законодательство в наиболее наглядной форме получает движение благодаря усилиям судебной власти, деятельность суда всегда связывают с применением права (и его толкованием как составляющей данного процесса). Ниже будут проанализированы некоторые аспекты применения военными судами законодательства о статусе военнослужащих и о прохождения военной службы с точки зрения справедливости, ясности понимания и приемлемости для общества.

2. Примеры судебных прецедентов с участием высших судебных инстанций Российской Федерации, где толкование законодательства было осуществлено с дефектами правил грамматического толкования оборотов русской речи.

Для лучшей иллюстрации и концентрации предмета исследования в настоящей статье автором будут приведены сначала нормы законодательства, затем – краткие лингвистические комментарии приведённых правовых норм, а после них – постановления военных судов различного уровня по их применению. Причём, по мнению автора, значение самой правовой нормы и ее интерпретация судебными органами будут в корне отличаться друг от друга. Возможен и немного иной вариант – игнорирование судом наличия в законе определённых предписаний и требований, вынесение постановлений без их учёта.

Важная оговорка - нижеописанные случаи не относятся к единичным судебными прецедентам, и на момент написания настоящей статьи приведённая судебная практика является далеко не исключением из правил.

Пример № 1 Запрет на увольнение некоторых категорий военнослужащих[6] без их согласия и без обеспечения их жильём.

В соответствии с абз. 12 п. 1 ст. 15 Федерального закона «О статусе военнослужащих» военнослужащим, обеспечиваемым на весь срок военной службы служебными жилыми помещениями[7] и признанным нуждающимися в жилых помещениях в соответствии со статьей 51 Жилищного кодекса РФ при увольнении с военной службы по достижении ими предельного возраста пребывания на военной службе, по состоянию здоровья или в связи с организационно-штатными мероприятиями (далее указанные основания увольнения будут именоваться льготными) при общей продолжительности военной службы 10 лет и более предоставляются жилые помещения.

В соответствии с абз. 1 п. 1 ст. 23 того же закона военнослужащие, общая продолжительность военной службы которых составляет 10 лет и более, нуждающиеся в улучшении жилищных условий, без их согласия не могут быть уволены с военной службы по «льготным» основаниям без предоставления им жилых помещений.

По мнению автора, любой русскоязычный человек, читая два вышеприведённых абзаца, должен понять, что в связи с особым правовым статусом военнослужащим, отслужившим более 10 лет и увольняемым с военной службы по т.н. «льготным основаниям» государство перед увольнением гарантирует предоставить жильё. Стимул получить жильё от государства является мощным средством воздействия на военнослужащих, заставляя многих из них претерпевать тяготы и лишения военной службы, длительное время проживать в отдаленных гарнизонах и военных городках, не увольняться из рядов Вооруженных Сил по другим причинам и т.д.

Вряд ли заметят обычные граждане в указанных правовых нормах какой-либо подвох либо неопределённость в вопросе увольнения и обеспечения жильём военнослужащих. При ответе на вопрос «Что надлежит сделать сначала: уволить такого военнослужащего или обеспечить его жильем?» подавляющее большинство русскоязычных граждан наверняка дадут ответ – «обеспечить жильём» (такой ответ автору дали 96 опрошенных из ста).

Более того, поскольку в комментируемых правовых нормах использована конструкция «увольнение», а не «исключение из списков личного состава», то до обеспечения жильём военнослужащие не должны именно увольняться с военной службы. Иными словами законодателем введён запрет на издание приказов по личному составу об увольнении таких лиц с военной службы до их обеспечения жильём.

На практике же судебные органы обходят запрет на увольнение таких военнослужащих без жилья несколькими способами. Вот два из них:

а) увольнение законно ввиду обещания командования обеспечить военнослужащего жильём после приказа об увольнении.

По одному из дел, рассматриваемых Верховным судом РФ было установлено следующее:

Контр-адмирал Петренко И.А., прослуживший в Вооруженных Силах РФ более 38 лет, в декабре 2009 г. на основании Указа Президента РФ и приказа Министра обороны РФ был уволен с военной службы по состоянию здоровья без обеспечения его жильём в избранном после увольнения месте жительства и без его согласия на такое увольнение.

Рассматривая его заявление об оспаривании Указа Президента РФ и приказа Министра обороны РФ об увольнении Петренко И.А., Военная коллегия Верховного суда РФ указала:

«контр-адмирал Петренко И.А. поставлен на учёт, нуждающихся в обеспечении жильём, решением жилищной комиссии включен в список очередников, нуждающихся в получении жилого помещения в избранном месте жительства.

21 октября 2009 г. Петренко И.А. командованием флота предложена однокомнатная квартира № 62, дом 8, корпус 2 на Волжском бульваре в г. Москве, на получение которой он предварительно согласился, поэтому командованием флота было возобновлено представление Петренко И.А. к увольнению.

Указом Президента РФ от 17 декабря 2009 г. № 1448 и приказом Министра обороны РФ от 21 декабря 2009 г. № 1633 контр-адмирал Петренко И.А. уволен с военной службы по состоянию здоровья с направлением для постановки на воинский учет в военный комиссариат Красносельского района ЦАО г. Москвы.

Таким образом, Петренко И.А. был уволен с военной службы, не будучи реально обеспеченным жилым помещением в избранном месте жительства.

Вместе с тем, принимая во внимание, что решением жилищной комиссии Черноморского флота РФ от 2 февраля 2010 г. Петренко И.А. предложена однокомнатная квартира в г. Москве, которую он осмотрел и дал согласие на заключение договора социального найма, а также, что до надлежащего оформления жилого помещения он не исключен из списков личного состава флота и статус военнослужащего не утратил, представители Министерства обороны РФ гарантировали в судебном заседании оформление квартиры в г. Москве и представили в подтверждение своих обязательств соответствующие документы, Военная коллегия считает, что права и законные интересы Петренко И.А. не нарушены.

При таких обстоятельствах Военная коллегия Верховного Суда РФ приходит к выводу о необходимости отказать заявителю в удовлетворении его требований»[8].

б) увольнение военнослужащего без предварительного обеспечения жильём ввиду обеспечения его по месту военной службы служебным жильём[9].

Здесь необходимо напомнить читателям, что для военнослужащих установлена единая система правовой и социальной защиты, а также материального и иных видов обеспечения с учётом занимаемых воинских должностей, присвоенных воинских званий, продолжительности военной службы, выполняемых задач, условий и порядка прохождения ими военной службы (п. 1 ст. 3 Федерального закона «О статусе военнослужащих»). Важно обратить внимание, что в данном пункте перечень критериев, в зависимости от которых может дифференцироваться система правовой и социальной защиты, является исчерпывающим, и в нём нет указания на такой критерий как обеспеченность специализированным жилым помещением по месту службы на время службы в данной местности.

По мнению автора, анализ вышеприведённых правовых норм, взятых в совокупности, позволяет утверждать, что законодатель внёс в закон дополнительную гарантию обеспечения военнослужащих жильём, и из неё никоим образом не вытекает возможность увольнения по «льготным основаниям» определённых в законе категорий военнослужащих без жилья, за исключением случаев их собственного на то согласия. Причём такая гарантия предоставляется именно гражданам, проходящим военную службу – военнослужащим, а не гражданам, уже уволенным с неё. Ведь это разные категории лиц, с различным набором привилегий и социальных гарантий. До предоставления жилья такие военнослужащие не могут быть уволены с военной службы; иначе теряется весь смысл приведённых выше правовых норм и содержание их в тексте закона.

Применение же к правоотношениям по увольнению нуждающихся в жилых помещениях военнослужащих п. 1 ст. 3 данного закона позволяет утверждать, что гарантия на обеспечение жильём распространяется на всех военнослужащих, указанных в абз. 2 п. 1 ст. 23 того же закона (ведь в самом законе нет оговорок об исключении из установленного им правила).

Нетрудно заметить, что в данном случае право военнослужащих на жилищное обеспечение и право на труд тесно переплетаются. Военнослужащий имеет право на труд посредством прохождения военной службы (и на вознаграждение за труд путём получения денежного довольствия) до тех пор, пока не будет обеспечен жильём. Следовательно, можно говорить, что государством гарантируется и право военнослужащих на труд без какой-либо их дискриминации в зависимости от места прохождения ими военной службы и проживания во «временном жилье».

Но такие рассуждения, по мнению Военной коллегии Верховного Суда РФ являются ошибочными. В своём решении от 20 июня 2007 г. № ВКПИ07-30 Верховный Суд РФ[10] указал следующее:

«…норма закона, запрещающая увольнять военнослужащего до предоставления ему жилья, должна применяться к военнослужащим, изъявившим желание получить жильё по избранному ими после увольнения месту жительства, в зависимости от их обеспечения жильём по установленным нормам по последнему месту военной службы.

Иное толкование абзаца 2 пункта 1 статьи 23 Федерального закона "О статусе военнослужащих" уравнивало бы в социальных гарантиях как подлежащих увольнению военнослужащих, не имеющих никакого жилья, так и тех, кто полностью[11] обеспечен им, но выразил желание изменить место жительства в связи с увольнением. Между тем из закона такое равенство не вытекает.

…С учётом изложенного следует признать, что абзац 2 пункта 1 статьи 23 Федерального закона "О статусе военнослужащих", являясь одной из гарантий жилищных прав военнослужащих, устанавливает запрет на увольнение по указанным в нём основаниям военнослужащих, нуждающихся в улучшении жилищных условий и имеющих общую продолжительность военной службы 10 лет и более, без их согласия до обеспечения жильем именно по месту военной службы, т.е. в населённом пункте, где дислоцирована воинская часть».

Интересно отметить, что Верховный Суд РФ в тексте данного решения относит военнослужащих, обеспеченных по месту военной службы служебными жилыми помещениями, к категории лиц, полностью обеспеченных жильём. На этом основании Верховным судом РФ определён ещё один критерий законности увольнения некоторых категорий военнослужащих, нуждающихся в жилых помещениях, с военной службы – обеспечение их служебным жильём по месту прохождения военной службы.

Учитывая данную правоприменительную позицию, буквальное содержание абзаца 2 пункта 1 статьи 23 Федерального закона «О статусе военнослужащих» о запрете увольнения без их согласия и без обеспечения жильём всех указанных в данном абзаце Закона категорий военнослужащих судами до настоящего времени не применяется. Подтверждением тому является определение судьи Верховного Суда РФ от 5 мая 2011 г. № 201-Ф11-138, отказавшего в истребовании в надзорную инстанцию дела об увольнении такого военнослужащего.

Возвращаясь к рассмотрению вопроса равенства прав военнослужащих на труд посредством прохождения военной службы (и не увольнения некоторых из них до обеспечения жильём), то такое равенство, по мнению Верховного Суда РФ, отсутствует. Даже без специальной на то оговорки в законе[12].

Пример № 2. Гарантия реализации прав военнослужащих государством.

В соответствии с п. 4 ст. 3 Федерального закона «О статусе военнослужащих» реализация мер правовой и социальной защиты военнослужащих, граждан, уволенных с военной службы, и членов их семей возлагается на органы государственной власти, органы местного самоуправления, федеральные суды общей юрисдикции, правоохранительные органы в пределах их полномочий, а также является обязанностью командиров (начальников). Государство гарантирует исполнение обязательств, предусмотренных федеральными законами и иными нормативными правовыми актами Российской Федерации.

В некоторой мере корреспондирует с приведённой нормой закона и п. 1 ст. 32 Федерального закона «О воинской обязанности и военной службе», согласно которой контракт о прохождении военной службы заключается военнослужащим – с одной стороны и от имени Российской Федерации - Министерством обороны Российской Федерации или иным федеральным органом исполнительной власти, в котором законом предусмотрена военная служба[13] - с другой стороны.

Читая два предыдущих абзаца, каких-либо неясностей и кривотолков не усматривается. Любой прочитавший эти нормы может уяснить, что государство обещает военнослужащим выполнение принятых на себя обязательств, что принимать меры по реализации установленных законом прав военнослужащих должны командиры и органы государственной власти. И если с 2005 года[14] органы местного самоуправления были практически устранены от выполнения данной обременительной для них обязанности, то на федеральные органы власти положение данного закона должно распространяться в полном объёме. Вместе с тем, закон не называет те самые органы государственной власти, которые и обязаны обеспечить военнослужащему реализацию его социальных прав.

Применяя аналогию закона "Об обеспечении доступа к информации о деятельности государственных органов и органов местного самоуправления" можно сделать вывод, что к таким государственным органам относятся органы государственной власти Российской Федерации, органы государственной власти субъектов Российской Федерации и иные государственные органы, образуемые в соответствии с законодательством Российской Федерации, законодательством субъектов Российской Федерации[15]. Таким образом, перечень государственных органов, которые обязаны участвовать в процессе осуществления социальных прав военнослужащих, может быть довольно обширен и ограничивается лишь компетенцией государственных органов. Как минимум, к субъектам указанных правоотношений можно отнести и Правительство Российской Федерации (в части определения размера финансирования затрат, связанных с реализацией социальных прав военнослужащих) и Министерство обороны Российской Федерации (в части непосредственной реализации мер социальной защиты военнослужащих в Вооруженных Силах, расквартирования войск, управления жилищным фондом и т.д.). Косвенно правильность такого подхода, в частности, была подтверждена и Конституционным Судом РФ, который в своём определении от 4 марта 2004 г. № 136-О указал: «реализация обязанности государства по обеспечению военнослужащих жильём возложена на соответствующие органы исполнительной власти, распоряжающиеся жилищным фондом»[16].

Продолжая данную мысль, можно говорить о том, что раз у государственных органов есть обязанность по социальному обеспечению военнослужащих, то они могут быть привлечены к ответственности за ненадлежащее исполнение данной обязанности, а также должны существовать механизмы воздействия на указанные органы со стороны военнослужащих. Вместе с тем, материалы судебной практики военных судов свидетельствуют о том, что субъектом ответственности за невыполнение любых мер социальной поддержки военнослужащих признаётся конкретное должностное лицо, как правило, в лице руководителя военной организации (командира воинской части), но никак не орган государственной власти. В частности, в одном из определений[17] судья Верховного Суда РФ, отказывая заявителю-военнослужащему в истребовании соответствующего дела, сослался на то, что "за материальное и финансовое обеспечение личного состава отвечают только командиры, и реализация мер социальной защиты военнослужащих является исключительно обязанностью командиров и начальников"[18].

Такой вывод справедлив только отчасти: согласно статьи 81 Устава внутренней службы ВС РФ[19] командир (начальник) обязан обеспечивать реализацию положений законодательства о социальных гарантиях и компенсациях для своих подчиненных. Но, во-первых, лишь в пределах своих полномочий. А, во-вторых, с иных государственных органов и их должностных лиц такого рода обязанности также не сняты.

По общему правилу гражданского судопроизводства выбор ответчика (лица, предположительно нарушившего право человека) и способа восстановления нарушенного права принадлежит самому истцу (заявителю).

С другой стороны гражданским процессуальным законодательством предусмотрены различия в порядке рассмотрения дел, вытекающих из публичных и частноправовых отношений, в связи с чем особое значение приобретает правильное установление характера правоотношений сторон.

В феврале 2007 г. Пленум Верховного Суда РФ внёс изменения и дополнения в свое постановление от 14 февраля 2000 г. № 9, по смыслу которых «правоотношения, связанные с исполнением военнослужащими своих служебных обязанностей, являются публично-правовыми. Согласно правовым позициям, высказанным Европейским Судом по правам человека, споры, связанные с прохождением военной службы, не являются спорами о гражданских правах, в том числе при наличии требований материального характера»[20].

В разъяснениях Пленума указывалось, что требования военнослужащих, в том числе имущественного характера, непосредственно вытекающие из административно-правовых и иных публичных отношений, основанных на властных полномочиях одной стороны по отношению к другой, должны рассматриваться по правилам главы 25 ГПК РФ, т.е. не в исковом порядке, а в порядке рассмотрения заявления об оспаривании действий (бездействий) и решений.

Естественно, что юридически значимые для военнослужащего действия (бездействия) принимают должностные лица военных организаций, с которыми он взаимодействует по вопросам осуществления своих социальных прав и свобод. Ни с Правительством РФ, ни с Министерством обороны РФ военнослужащий, как правило, по таким вопросам напрямую не взаимодействует, поэтому их действия (бездействия) и решения выпали из сферы судебного контроля по спорам с участием военнослужащих.

Таким образом, хотя в нормах закона и задекларирована обязанность многих органов государственной власти участвовать в реализации мер правовой и социальной защиты военнослужащих, потребовать от них выполнения конкретных действий в этом направлении посредством судебного спора военнослужащий в настоящее время не может.

Пример № 3. Прекращение статуса военнослужащего без осуществления полного расчёта.

В соответствии с п. 16 ст. 34 Положения о порядке прохождения военной службы[21] военнослужащий, уволенный с военной службы, на день исключения из списков личного состава воинской части должен быть полностью обеспечен установленным денежным довольствием, продовольственным и вещевым обеспечением. До проведения с военнослужащим всех необходимых расчётов он из списков личного состава воинской части без его согласия не исключается.

Опять таки, полагаю, что данная правовая норма изложена ясным и недвусмысленным языком, содержит императивное требование о запрете издания приказов об исключении уволенных военнослужащих из списков личного состава воинских организаций до момента производства с ним полного расчёта по видам довольствия. Поскольку такие приказы подписывает командир воинской части (учреждения), то именно он и должен посредством начальников отделов и служб контролировать процесс обеспечения увольняемых военнослужащих всем необходимым до окончания их военной службы[22], не подписывать такие приказы ранее производства с ними расчёта. Однако на практике такого рода нарушения встречаются повсеместно.

Ранее военные суды по спорам об оспаривании бывшими военнослужащими приказов о своём исключении из списков личного состава до проведения с ними всех необходимых расчётов буквально толковали данную норму законодательства. Такие приказы признавались судами незаконными и недействующими с момента издания, что влекло их отмену, на командование возлагалась обязанность исключить заявителя из списков личного состава лишь после полного обеспечения всеми видами довольствия[23].

Однако за последние годы судебная практика по такой категории споров изменилась. Даже устанавливая факт исключения военнослужащего без производства с ним полного расчёта, приказ командира войсковой части о таком исключении подчинённого из списков личного состава суды более не признают незаконным и недействующим, военнослужащий не восстанавливается в списках личного состава даже при наличии такой просьбы в заявлении военнослужащего в суд. Вместо этого суды, как правило, обязывают командование или довольствующий орган обеспечить указанного бывшего военнослужащего довольствием по дату издания приказа об его исключении из списков личного состава. При этом дата исключения такого военнослужащего из списков личного состава воинской части может быть перенесена судом на более поздний срок[24].

По мнению автора, такая судебная практика не свидетельствует о восстановлении прав заявителей в полном объёме. Фактически происходит подмена требований заявителей: требование об отмене незаконного приказа об исключении из списков личного состава заменяется судом (по своей инициативе) на требование об удовлетворении уволенного своевременно неполученным довольствием.

Как видно, более свежая позиция военных судов позволяет командованию практически безболезненно игнорировать требования п. 16 ст. 34 Положения о порядке прохождения военной службы и сначала исключать военнослужащих из списков личного состава воинской части, а уже после этого принимать меры по их полному расчёту. И максимум, чем это чревато для командования – так это переносом даты исключения военнослужащего из списков личного состава на более поздний срок (на день получения им довольствия или его начисления) и обязанием обеспечить такого заявителя довольствием. При этом далеко не все такие уволенные граждане пойдут искать справедливости в суде, что также наверняка устраивает командование.

Следовательно, не смотря на определённость запрета исключения военнослужащих из списков личного состава военной организации без производства с ними полного расчетов, результативность данной нормы права невысока, в том числе и по причине неполного восстановления судебными органами прав заявителей по такой категории споров.

Пример № 4. Обеспечение военнослужащих служебными жилыми помещениями в трёхмесячный срок с момента прибытия их к новому месту военной службы.

В соответствии с абз. 2 п. 1 ст. 15 Федерального закона «О статусе военнослужащих» военнослужащим, и совместно проживающим с ними членам их семей предоставляются не позднее трёхмесячного срока со дня прибытия на новое место военной службы служебные жилые помещения по нормам и в порядке, которые предусмотрены федеральными законами и иными нормативными правовыми актами Российской Федерации.

В идеале на служебные жилые помещения вообще не должно быть очереди и срока их предоставления. Служебные жилые помещения предоставляются лицам, которые по характеру служебной деятельности должны постоянно проживать вблизи от места исполнения служебных обязанностей сразу с момента начала исполнения такого рода обязанностей и лишь на время их исполнения.

В главе 10 Жилищного кодекса РФ нет специального указания на то, что получение служебных жилых помещений должно осуществляться с применением принципа очерёдности. Данное положение позволяло многим командирам воинских частей и начальникам квартирных органов до 2010 г. предоставлять служебные квартиры по своему усмотрению тем военнослужащим и лицам гражданского персонала[25], кто им больше по нраву.

Однако установление специального максимально допустимого срока для обеспечения военнослужащего служебным жильем в законе «О статусе военнослужащих» направлено, в первую очередь, на конкретизацию его прав и само по себе не служит целям их ограничения. Поскольку как уже было указано выше, реализовывать права и социальные гарантии военнослужащих должны органы государственного (в т.ч. и военного) управления, командование, то указанный срок установлен для них.

Несмотря на наличие в законе ясных требований о сроке обеспечения военнослужащих служебных жильем, в настоящее время этот трёхмесячный срок, в течение которого государство гарантирует предоставление служебного жилья, остаётся всего лишь продекларированным лозунгом и повсеместно не соблюдается органами военного управления ввиду дефицитности жилья и отсутствия чёткого механизма реализации данного права.

Объясняется это следующим образом. Во-первых, количество семей военнослужащих, нуждающихся в получении жилья, в военном ведомстве всегда превышало количество свободных жилых помещений. А во-вторых, такому положению дел во многом способствовала и судебная практика, которая исходила из того, что вне зависимости от срока ожидания жилого помещения в приоритетном порядке обеспечиваются жильём лица, состоящие в списках нуждающихся в получении служебных жилых помещений с более раннего срока (аналогия со ст. 57 ЖК РФ). И поскольку по такой категории дел оспаривалось бездействие руководителя военной организации по своевременному обеспечению жильём, а тот, в свою очередь, ссылался на отсутствие свободного жилья в его распоряжении и наличие большого числа очередников на получение жилья, то действия командования судами признавались законными, а в удовлетворении заявленных требований военнослужащему суд отказывал[26].

Так, например, при рассмотрении одного из гражданских дел Московский гарнизонный военный суд указал: «суд приходит к выводу о том, что право заявителя на обеспечение его, в том числе, служебным жилым помещением должно быть реализовано в порядке очерёдности[27]». Кассационным определением Московского окружного военного суда данное решение суда первой инстанции оставлено без изменения, суды надзорных инстанций (в т.ч. и Верховный суд РФ) не нашли оснований для истребования данного дела и рассмотрения надзорной жалобы.

К слову сказать, принцип очерёдности предоставления служебного жилья заложен в ведомственных правовых актах Минобороны России и ФСКН России. В разрабатываемом Минобороны России законопроекте «О военной службе в Российской Федерации» (п. 8 ст. 76) также предлагается узаконить предоставление служебных жилых помещений и общежитий в порядке очерёдности, устранив из текста закона трехмесячный предельный срок ожидания его получения военнослужащим, но в настоящее время это всего лишь законопроект, который не должен влечь каких-либо правовых последствий для граждан.

Однако уже сегодня в сфере судебного правоприменения принцип очерёдности превалирует над императивной нормой закона о предельном трёхмесячном сроке обеспечения военнослужащих служебным жильём, что означает возможность игнорирования нормы абз. 2 п. 1 ст. 15 ФЗ «О статусе военнослужащих».

Таких примеров весьма специфическом языкового толкования оборотов русской речи, содержащихся в тексте законов, военно-судебными органами можно привести и более. Сюда можно отнести и уменьшение военнослужащим размера надбавки за сложность, напряженность и специальный режим военной службы по основаниям, не предусмотренным п. 4 ст. 13 Федерального закона «О статусе военнослужащих» (в самом законе лишь два критерия выплаты такой надбавки – состав военнослужащих и местность прохождения ими военной службы), и зачисление военнослужащих в распоряжение соответствующих командиров (начальников) свыше установленных законодательством сроков, и отказы в предоставлении военнослужащим отпусков за предыдущие годы[28], и др.

3. Причины и последствия несправедливого толкования законодательства судебными органами.

Что общего у всех из приведенных в данной статье судебных прецедентов?

Во-первых, все они приняты либо одобрены Военной коллегией Верховного Суда РФ – высшей судебной инстанцией, чьё мнение чрезвычайно важно для всех правоприменителей.

Во-вторых, они вынесены «не в пользу» заявителей-военнослужащих. Выигрыш от такого рода судебных постановлений в косвенной степени получили: а) государство в виде экономии траты бюджетных средств на обеспечение социальных гарантий заявителей, б) должностные лица органов государственного и военного управления, имеющих все основания результаты своей деятельности в приукрашенном виде.

А, в-третьих, в проиллюстрированных примерах суды, по мнению автора, очень вольно поступили с установлением юридической основы дела, исказив истинный смысл применяемых по рассматриваемым делам положений законодательства, т.е. допустили ошибку в толковании права. Ведь если большинство граждан страны понимают нормы законодательства иначе, чем органы судебной власти, значит такое законодательство выражено на чуждом для народа языке. Либо (что вряд ли возможно в правовом и социальном государстве) судебная власть зачастую не правильно применяет законодательство и не исправляет свои ошибки, что означает нарушение прав многих граждан страны. Что влечёт такое положение дел для обычных граждан?

Относительно первого варианта видный русский философ И.А.Ильин писал: «Нелеп и опасен такой порядок жизни, при котором народу недоступно знание его права, когда, например, право начертано на чуждом языке, или когда текст закона остаётся недоступным для народа, или же смысл права выражается слишком сложно, запутанно и непонятно. Тогда, в лучшем случае, между народом и правом выдвигается иерархия корыстных посредников, взимающих особую дань за «отыскание» правоты и обслуживающих народную темноту в свою пользу, им выгодно затемнить ясное дело, а не уяснить тёмное, спасти «безнадёжное» дело и внести кривду в суд, под их «опытными» руками толкование права быстро превращается в профессиональный кривотолк»[29].

Хороший юрист убедительно извращает факты – такому поверишь, что человек укусил собаку, а не наоборот. И в судах также случается, что чёрное называют белым, а белое – чёрным. В немалой степени этому способствует несправедливая по отношению к заявителям трактовка действующего законодательства, которая, кстати, может довольно часто меняться в противоположные стороны без изменения самой трактуемой правовой нормы.

Существуют различные приёмы толкования закона. По мнению профессора А.М. Эрделевского, с которым полностью согласен автор настоящей статьи, при толковании закона есть все основания ориентироваться на правила толкования договора, установленные в ст. 431 ГК РФ. Ведь договор представляет собой своего рода частный закон, правилам (условиям) которого поведение сторон в силу ст. 309 ГК РФ подчинено с той же степенью обязательности, какую имеют правила (нормы) закона для того круга лиц, на которых распространяется его действие[30].

Важнейшее правило грамматического толкования гласит: широкому смыслу слова принадлежит преимущество перед узким, ибо если бы законодатель намеревался ограничить содержание слова, то имел полную возможность особо на это указать. Это правило формулируется также как: "Lege non distinguente nec nostrum est distinguere" (лат.) - не следует проводить различия там, где их не проводит закон[31]. Поэтому, например, наделение военнослужащих, нуждающихся в жилых помещениях в избранном после увольнения месте жительства, различными правами с точки зрения данного правила толкования неоправданно.

Если же предположить второй вариант, что судебные инстанции применяют закон в угоду определённым интересам государства и должностных лиц, то теряется сам смысл осуществления правосудия. Такой процесс не может называться правосудием.

Депутат Государственной Думы В.И.Илюхин по этому поводу выразил такую мысль: «Судебная система – это часть государственной власти. И сколько ни говори о её самостоятельности, она, полагаю, никогда не будет полностью независимой от государства. У нас же и вовсе частенько происходит так, что суды сначала обслуживают власть, а потом, если руки дойдут или в них что-то положат, защищают интересы и права гражданина, который в споре с государством обычно терпит поражение»[32].

Вполне возможно, что правоприменители при вынесении юридически значимых для военнослужащих решений руководствуются соображениями государственной целесообразности в ущерб законности, используя при этом весьма специфический способ толкования правовых актов.

При этом сами судьи, скорее всего, осознают некорректность толкования норм права в пользу защиты интересов государства, но вынуждены следовать руководящей роли вышестоящих органов судебной власти. И хотя в российской Федерации официально не признаётся прецедентное право, но судебное постановление вышестоящей судебной инстанции является «направляющим маяком» для рассмотрения подобных споров нижестоящими судебными инстанциями. Именно копируя логику, к примеру, Верховного Суда РФ, будут в последующем истолковываться нормы законодательства гарнизонными и окружными военными судами.

Рассматривая причины увеличения количества судебных решений об отказе заявителям в удовлетворении их, казалось бы, стопроцентно выигрышных заявлений, можно заметить, что как раз с того времени, как в нашей стране наблюдается стремление к сохранению стабильности судебных постановлений, одновременно стал сокращаться и процент отменённых либо изменённых судебных решений в судах кассационной и надзорной инстанций. Таким образом, формально не являясь источником права судебные постановления высших судебных инстанций, тем не менее, существенно влияют на правоприменительную деятельность судей судов первой инстанции. Свою же позицию по многим вопросам и Верховный Суд РФ, и окружные военные суды доводят до сведений подчиненных судов в рассылаемых обзорах судебной практики, в телеграммах, на совещаниях и т.п.

Не следуя правилам толкования законодательства, изложенным в постановлениях Верховного Суда РФ, судья знает, что его собственное решение, пусть даже и полностью соответствующее букве и духу закона, с большой долей вероятности будет отменено судом кассационной или надзорной инстанции, что, в свою очередь, подпортит отчётность о работе такого судьи и бросит тень на его компетентность.

Кроме того любое должностное лицо органа судебной власти осуществляет свою деятельность не изолированно, а в системе, во взаимодействии как с иными членами судебной организации, так и с иными государственными органами на своём уровне. И, несмотря на продекларированную в Конституции России независимость судебной власти, в реале судьи зависят и от председателя своего суда, и от милости довольствующего органа, стараются выстраивать дружеские отношения со своими кураторами в вышестоящих судах. При такой организации зачастую происходит сращивание судей «верхов» с судьями «низов», уходит беспристрастность. Зависимость судьи от судебной системы означает также, что «группа зависимых и контролирующих лиц понимаются как субъекты, обладающие общими или одинаковыми интересами, иными словами, как единый субъект»[33].

Также необходимо напомнить о высоком социальном и материальном статусе судьи, определяющемся его вхождением в судейскую корпорацию, и обуславливающее у него наличие корпоративного интереса[34].

Профессиональная и корпоративная принадлежность являются достаточно значимыми для человека. Осознание себя значимой частью важной организации также питает чувство стабильности и безопасности. «Страх исключения из рядов сообщества за неисполнение профессиональных этических норм, что в ряде случаев означает и потерю возможности работать по профессии, представляет собой сильный рычаг для выполнения данных заповедей и норм»[35].

Поэтому выскажу предположение, что некоторые судебные постановления всё же могут приниматься исходя не из принципа верховенства закона, а руководствуясь принципом целесообразности, в интересах соответствия правилам определённого коллектива. Здесь уместно будет привести две строчки стихотворения Е.Евтушенко: «Он знал, что вертится Земля, но у него была семья…».

Если аргументированные, но всё же предположения автора реально существуют в действительности, то это объясняет, почему из 170 тысяч обращений, находящихся на рассмотрении европейского суда по правам человека, почти 40 тысяч - от российских граждан[36].

В связи с этим нельзя не отметить, что уровень доверия населения к судебной власти по-прежнему остаётся низким. В своем большинстве граждане России не верят в эффективность и объективность правосудия, особенно в тех случаях, когда их оппонентами выступают органы государственной власти, государственные учреждения[37]. Социологические опросы, проводившимся на протяжении последних 20 лет, свидетельствуют о том, что большинство населения видит в судебной власти не орган, осуществляющий правосудие и защиту прав граждан от произвола должностных лиц, а лишь место, где человека лишают свободы[38].

Судебная власть – это власть государственная, а суд – орган государства. Поэтому при рассмотрении споров человека с государством в государственном же органе власти включаются механизмы, воздействующие на справедливость и беспристрастность судебной системы. Постоянное истолковывание закона не в пользу граждан в спорах с государственными органами и их должностными лицами способствует поиску иных регуляторов общественных отношений, способных восстанавливать справедливость в понимании большей части общества. В результате граждане будут стремиться решать свои споры с государством не в правовой плоскости, что ведёт к правовому нигилизму, непринятии судебной системы в качестве независимого и справедливого арбитра и коррупции.

Подводя итог, считаю необходимым вернуть принцип торжества справедливости в качестве главного при осуществлении судебного производства, особенно в спорах, где сторонами являются человек и государство. Тесная согласованность содержания решения с моральными убеждениями общества образует справедливость судебного акта. От того, насколько убедительно и морально оправданно решение компетентного органа, во многом зависит его авторитет, воспитательное действие[39]. Соответствие же общественного мнения о принятом судебном решении моральным убеждениям общества зависит, в том числе и от оправдания ожидания применения судом правовых норм в том значении, в каком их понимает среднестатистический человек. Иначе существующая в русской национальной культуре поговорка «Закон, что дышло: куда повернул, туда и вышло» никогда не уйдёт в разряд архаизмов.