ЭратовИскендер Тажибаевич –

ст. преподаватель кафедры гражданского права и процесса

Кыргызско-Российского Славянского университета

Тел.: +996 550 200 241

e-mail: e_isken@mail.ru

Инвестиционные соглашения в сфере недропользования

В настоящее время бурными темпами идет процесс глобализации мировой экономики. По своей сути глобализация является новой, более высокой ступенью интернационализации мировой хозяйственной жизни. Процесс глобализации начался на волне бурного развития научно-технической революции. В конце 90-х годов XX в. он вступил в свою зрелую стадию. Для нее характерны значительный рост и либерализация трансграничных перемещений товаров, услуг и капитала, интенсивный обмен информацией и технологиями. Происходит своеобразное «стирание национальных границ», мировая экономика постепенно приобретает общую основу. Ее компонентами являются транснациональное производство, глобальная финансовая система, построенная на согласованных правилах система международной торговли, формирующееся единое информационное пространство.¹

Международно-правовое сотрудничество государств в области недропользования является одной из актуальных проблем международного права. Рост зависимости государств от поставок энергоносителей влияет на то, что вопрос правового регулирования системы недропользования приобретает существенное значение. Сфера недропользования является областью максимального сопряжения правовых, экономических и геополитических интересов. Одним из основных регуляторов отношений недропользования является инвестиционное соглашение.

Будучи проблемным аспектом, вопрос о правовой природе инвестиционных соглашений остается открытым. По-мнению одних ученых инвестиционное соглашение – это и есть международный договор.² Другие ученые - Г.Е. Вилков, В.Н. Дурденевский, И.И. Лукашук, В.П. Мозолин, Н.Л. Платонова, В.И. Сапожников, Г.И. Тункин и др. всегда последовательно выступали против подобного международно-правового подхода к международным инвестиционным контрактам, относя их к чисто внутренним актам суверенных государств.³

Согласно законодательству Кыргызской Республики (далее - КР), существует нормативное противоречие между правовым статусом самого инвестиционного соглашения, которая определяется законом КР «О международных договорах КР» от 21 июля 1999 года и правовой природой вообще инвестиционного соглашения, которая частично отражается в инвестиционном законодательстве (в частности, в законе КР «О соглашениях о разделе продукции при недропользовании» от 10 апреля 2002 года, в законе Республики Кыргызстан «О концессиях и концессионных предприятиях в Республике Кыргызстан» от 6 марта 1992 года). Так, согласно статьи 11 закона КР «О международных договорах КР», среди международных договоров КР, подлежащих ратификации выделяют - договоры об инвестициях; договоры об использовании природных ресурсов другими субъектами международного права и иностранными компаниями. Тем самым, вышеперечисленные договоры приравниваются к международным.

И данное двойственное, причем дифференцированное определение правового статуса инвестиционного соглашения внутри самого законодательства КР, чревато дефектностью не только инвестиционного соглашения, заключаемого на основе такого законодательства, но дефектностью последнего, т.е. дефектностью (несостоятельностью) законов КР, но не во всех положениях функционирования законов, а только касательно той части, которая связана с односторонней попыткой закона КР определения правового статуса инвестиционного соглашения не внутригосударственным правом, а международным правом.

Так, в рамках вышеописанной ситуации приводящая к дефектности как инвестиционное соглашение, так и нормативно-правового акта противоречие между определением правового статуса инвестиционного соглашения законом КР «О международных договорах» (которое можно было бы считать скорее отклонением от адекватной правовой сущности инвестиционного соглашения понятийного аппарата, содержащегося в инвестиционном законодательстве КР) и определением таковой инвестиционным законодательством (в особенности, двумя вышеназванными законами КР о концессиях; о соглашении о разделе продукции; а также законом КР «Об инвестициях в КР» от 27 марта 2003 года) заключается в том, что в отличие от определения инвестиционного соглашения как «документа», «договора», «соглашения», т.е. как договора, регламентируемых и основанных на внутригосударственном праве (инвестиционное законодательство), Закон КР «О международных договорах» определяет инвестиционные соглашения в качестве международного договора КР (а согласно статьи 2 этого же закона - международный договор КР – это равноправное и добровольное соглашение КР с одним или несколькими государствами, международными организациями или с другими субъектами международного права относительно прав и обязанностей в области международных отношений), т.е. важно отметить договор между субъектами международного права.

Сторонники второй точки зрения относят инвестиционные соглашения к области административного (публичного) права. Например, профессор В.П. Мозолин выделил три вида инвестиционных соглашений: акты об одобрении (Instruments of Approval), концессионные договоры (Concession Contracts) и соглашения о гарантиях (Guarantee Agreements)⁴. По мнению ученого существенной разницы между ними нет, за исключением того, что в актах об одобрении права и обязанности иностранного инвестора определяются в соответствии с инвестиционным законодательством государства – импортера капитала. Что же касается документов в форме концессионного договора и соглашения о гарантиях, то они, как правило, выдаются инвесторам, когда принимающее зарубежные капиталовложения государство вообще не имеет инвестиционного законодательства или когда правовое положение иностранного инвестора не может быть определено на основании имеющегося закона об иностранных инвестициях. Такого рода индивидуализация, по мнению В.П. Мозолина, и создает иллюзию договорных отношений, из которой вытекает ложный вывод о частноправовой природе инвестиционных отношений. Мозолин В.П. отрицает договорную природу инвестиционных соглашений как таковую, полагая, что правовой базой для выдачи соответствующих документов являются «бланкетные полномочия, заранее предоставляемые государствами своим правительственным органам, или же постановления индивидуального характера, принимаемые высшими органами государств по конкретным иностранным инвестициям».⁵

Более осторожную, но также находящуюся в рамках административно-правового подхода точку зрения занимает М.И. Кулагин. Он, в частности, отмечает: «Полностью разделяя и поддерживая административно-правовую трактовку природы инвестиционных соглашений, нельзя согласиться с В.П. Мозолиным, когда он сводит административные акты лишь к одной их форме - административным сделкам, и даже противопоставляет административные документы договорным. Ошибочно сравнивать качественно разнородные понятия – содержание договора и его форму. Это неверное суждение приводит автора к неоправданному отрицанию договорного характера соглашений о гарантиях и концессионных договоров».⁶

Сторонники третьей точки зрения исходят из гражданско-правовой трактовки инвестиционных соглашений. Впервые инвестиционные соглашения были определены как гражданско-правовые договоры Л.А. Лунцем. Он писал: «Доктрина, по которой соглашение между частным лицом, иностранной компанией и государством выводится из сферы гражданского права, имеет своей предпосылкой тезис о возможности для частноправовой организации и для отдельного физического лица быть субъектом международно-правовых отношений – тезис, стоящий в прямом противоречии с принципом государственного суверенитета».⁷

Цивилистическая концепция в дальнейшем была полнее раскрыта в трудах Н.Н. Вознесенской. Не подлежит сомнению, что государство может выступать субъектом гражданско-правовых отношений, содержащих иностранный элемент, сохраняя при этом ряд специфических особенностей, порожденных наличием у него суверенитета. Данное положение можно распространить, по ее мнению, и на инвестиционные соглашения. При этом властные полномочия государства, например возможность расторгнуть договор в одностороннем порядке, не противоречат частноправовой природе данных отношений.⁸

Принципиальное значение в исследуемой сфере имеет раскрытие содержания инвестиционных правоотношений и инвестиционной деятельности. Инвестиционные правоотношения являются разновидностью гражданско-правовых, обладают общими с ними чертами, их можно определить как общественные отношения, связанные с инвестициями и инвестиционной деятельностью, урегулированными нормами гражданского права, в результате чего у участников этих правоотношений возникают имущественные и личные неимущественные права и обязанности, а под инвестиционной деятельностью понимается вложение материальных и нематериальных ценностей в объекты предпринимательской и других видов деятельности, а также фактические действия по реализации инвестиций с целью извлечения прибыли, достижения положительного социального эффекта от использования этих объектов в будущем.⁹

А.Н. Ошенков считает, что инвестиционные соглашения заключают как государства, имеющие специальное инвестиционное законодательство, так и строящие свои отношения с иностранными инвесторами на индивидуальной основе. Последние закладывают в условия контракта определенные гарантии публично-правового характера в качестве своих обязательств перед иностранным инвестором. В случаях же, когда национальным инвестиционным законодательством предусмотрены все правовые гарантии, и каждый конкретный случай не требует применения специальных норм, например, введения особого режима, мы имеем дело с договорами, заключаемыми по поводу гражданских прав и обязанностей. Иначе говоря, когда гарантии публичного характера предоставляются государством не в самом инвестиционном соглашении, а действующим инвестиционным законодательством, мы можем говорить о гражданско-правовой природе таких соглашений. Для подтверждения своего тезиса он приводит такой пример, что источниками международного частного права являются международные договоры, не позволяют нам усомниться в цивилистическом характере отношений, регулируемых международным частным правом.¹⁰

А.Г. Богатырев соглашается с аргументом, что государство может вступать в гражданско-правовые отношения и, следовательно, быть стороной гражданско-правового контракта. Но он утверждает, что инвестиционные соглашения не регулируют чисто гражданско-правовые отношения, а регулируют особые инвестиционные отношения, которые по сути своей отличаются от гражданско-правовых, т.е. частноправовых отношений.¹¹

Особый интерес вызывает множественность лиц в инвестиционной деятельности. Так, даже в случае участия в инвестиционных соглашениях многих сторон и заключение отдельных по каждому из сторон соглашений не предусматривается, то в самом инвестиционном соглашении отмечается разграничение складывающихся правовых отношений между каждой стороной соглашения. К примеру, в статье 25 Концессионного соглашения по исследованию и разработки месторождений нефти между арабской Республикой Египтом и Холдинговой нефтяной компанией Ganoub El-Wadi и другими фирмами подрядчиками от 2000 года отмечается, что «права, обязательства и ответственность по отношению GANOPE и фирм-подрядчиков должны быть отдельными, но не совместными или коллективными, и данное Соглашение не подлежит толкованию в том смысле, что она учреждает ассоциацию или корпорацию или партнерство».¹²

Привлечение крупномасштабных иностранных инвестиций в экономику страны является одной из важнейших задач государства. Оно рассматривается в качестве одного из средств выхода страны из экономического кризиса.

Таким образом, согласно нашему мнению, инвестиционные соглашения в большей степени имеют гражданско-правовой характер, и, уровень развития национального законодательства о договорных формах взаимоотношения государства с иностранными инвесторами существенным образом определяет инвестиционный климат в стране. От того, в какой степени разработаны и урегулированы нормами права соответствующие договоры в правовой системе государства, и как они защищают права и законные интересы инвесторов, зависит, в конечном счете, присутствие или отсутствие иностранных инвестиций в данной стране.