Естественные права биологических видов

А. В. Гринь

 

В рамках экологического права обнаружена неявная тенденция формирования правового статуса у биологических конгломератов, начиная с уровня популяции. Обозначение правосубъектности для популяций, совокупности популяций и биологических видов с определением их имущественных интересов позволит эффективно использовать нормы гражданского права в природоохранной деятельности.

В качестве возможного механизма обсуждаются принципы формирования возмездного «гражданского экологического протектората», который позволит демонополизировать малоэффективную природоохранную функцию государственных органов.

 

Современное законодательство воспринимает биологические ресурсы, в качестве территориальной собственности государств, что составляет фундамент местами противоречивой конструкции традиционных норм экологического права. Однако государственная природоохранная функция недостаточно эффективна, поэтому необходимость действенной охраны живой природы порождает радикальные попытки ввести в обиход понятие «прав животных», в основном для того, чтобы придать делу уровень более высокий, чем интересы национальной бюрократии. Предполагается, что жизнь животных должна иметь ценность такую же, как права и жизнь самого человека.

 

Во всём изобилии попыток закрепить «права животных» в структуре норм современного права, фактически не решается принципиальный вопрос, возникающий изначально.

Обладать какими-нибудь правами, т.е. правовым статусом (в теории - единством прав и обязанностей) может лишь полноценный субъект права, составляющий лишь две разновидности «физическое» или «юридическое» лицо. При этом современное право давно утвердилось на теоретической основе, утверждающей, что физическим лицом может являться лишь правоспособный и дееспособный человек, а юридическим лицом – некая организация, возглавляемая теми же правоспособными и дееспособными физическими лицами. В этом закрытом перечне нет места для таких субъектов, права для которых пытаются провозгласить защитники природы. Каким тогда образом можно сконструировать правовой статус животных, которые в принципе не могут обрести дееспособность, если, конечно, грубо не нарушать законов логики?

 

 

Не видя путей решения этой основной проблемы, но, согласившись с необходимостью усиления правовой защиты существования видов, специалисты от юриспруденции решили просто обойти её путём подмены термина. Поэтому под давлением практической необходимости был установлен особый порядок для правовой защиты «биологического разнообразия», который формально по доброй воле государств фактически ограничивает возможности распоряжаться некоторыми объектами живой природы на правах собственности. Смысл «биологического разнообразия» заключается в запрете на действия, направленные на исчезновение биологических видов. В этом запрете, установленном «Конвенцией о биологическом разнообразии» (1), просматривается ограничение прав собственности государств на биологические виды в части определения «судьбы» предмета собственности. (Для справки: существенным атрибутом права собственности считается право собственника определять «судьбу» вещи вплоть до её уничтожения). Здесь обнаруживается некоторый момент, который обычно ускользает из внимания. Если допустимо стать собственником одной единственной особи, то по смыслу Конвенции ни одно физическое, ни одно юридическое лицо, ни государство в целом, не может и не должно приобретать право собственности на биологический вид в целом, поскольку не может уничтожать предмет собственности, ни совершать иные действия, ведущие к критической редукции численности популяций. Таким образом право в этих своих формулировках фактически дистанцирует весь вид от представителей вида и запрещает государствам в полной мере «определять судьбу» биологических видов. Здесь «судьба» определяется однозначно – биологические виды не должны вымирать, возможности иного «выбора» в принципе не предлагается.

 

Для примера, - фермер-собственник определяет судьбу собственной коровы, отправляя её на мясокомбинат, но, согласно положениям Конвенции, не имеет права отправить на мясокомбинат всех представителей вида, если даже потенциально приобретёт право собственности на всех этих представителей поштучно.

 

«Конвенция о биологическом разнообразии» с одной стороны провозглашает суверенное право государств на определение судьбы биологических ресурсов, в частности их единичных представителей, с другой стороны – тут же отрицает неограниченное «право собственности» на биологические виды в целом.

 

 

Это ограничение не должно в принципе иметь исключения. Тотальный запрет на действия, ведущие к исчезновению биологического вида, исключает существенный атрибут права собственности на биологический вид глубже, чем в схеме простого ограничения права собственности, например, при сервитуте. Фактически биологический вид получает юридически обозначенное «право на жизнь» и перестаёт быть собственностью так же, как перестаёт быть собственностью человек при отмене рабства.

 

Это видно из того, что на основе концепции «биологического разнообразия» экологическое право получает особенный путь дальнейшей эволюции, ветвь которой всё равно начинает обрастать обилием норм, напоминающих систему защиты естественных прав человека, но в специфических терминах и дефинициях.

 

Эти параллели и аналогии наводят на мысль, что правосубъектность биологических видов всё-таки может неявно существовать в каком-то виде в правовом поле так же, как существовали юридические лица задолго до их теоретического открытия и явного закрепления в правовых нормах.

 

Поэтому мы попытаемся ещё раз проанализировать этот вопрос, уделяя особенное внимание на внутреннем содержании категории «биологического разнообразия».

Для этого нам придётся обратиться к содержанию правосубъектности.

Не смотря на то, что тема правосубъектности остаётся одной из самых туманных и противоречивых (2), дело не столь безнадёжно, если использовать метод аналогий. Для этого можно провести параллель между правовым статусом новорожденного ребёнка и правовым статусом биологических видов.

 

Говоря о правовом статусе биологических видов, что необычно, мы в качестве гипотезы сейчас определяем биологические виды (а также популяции и породы) как потенциальных носителей правосубъектности. То есть, обозначаем для биологических видов возможность иметь такие же права, какие от рождения имеет каждый человек согласно нормам Конституции (5). В доказательство мы попытаемся показать, что сама правовая практика, обгоняя менее поворотливую в данном случае теорию, под давлением собственных потребностей, незаметно развивается в сторону восприятия биологических видов в качестве носителей естественных прав. Далее попытаемся сформировать некоторую правовую модель, в которой реализуется этот статус, и покажем, что она не противоречива в системе современных принципов права и, возможно, достойна практического использования.

Конечно, данная тема весьма сложна для её всестороннего анализа в рамках одной небольшой публикации. Однако пока мы ограничимся постановками нескольких взаимоувязанных проблем и обозначим пути их решения.

Сразу возникает вопрос «зачем»?

Дело в том, что явное правовое обозначение правосубъектности биологических видов способно эффективно подключить систему гражданской отрасли права к защите жизненных прав и роли биологических видов в коммунальных процессах их сосуществования на планете. Не следует думать, что это совершенно нечто новое для правовой практики. Мы укже отмечали, что сейчас фактически отдельные нормы гражданского законодательства переписываются заново для защиты жизненных, в том числе имущественных интересов биологических видов, только с использованием иных дефиниций. Например, аналогией нормы Гражданского кодекса, устанавливающей необходимость восполнения материально ущерба истцу, выглядят попытки законодателя выстроить систему «восполнения ущерба окружающей природной среде» со стороны физических лиц и хозяйствующих субъектов (15). И там и там «ущерб» получает конкретную стоимостную оценку. В этой связи кажется нерациональным дублировать Гражданский кодекс в некотором примитивном варианте отдельно для защиты прав биологических видов. Зачем развивать ветвь, основанную на «биологическом разнообразии», если проще объявить биологический вид субъектом гражданского права. Пусть это не покажется странным, что это именно те самые гражданские права, которые относятся к имуществу биологических видов. И в правовой тенденции демократические принципы государственного устройства под давлением практики постепенно распространяются не только на социальное бытие человека, но и на весь конгломерат биологических видов, включающий разумного человека в качестве равноправного элемента, что в связи с нынешними возможностями антропогенного вмешательства является жизненно необходимым.

Изучение проблемы усложняется её междисциплинарным характером. При попытках обсудить эту тему юристы с удивлением просят показать целиком хотя бы одну популяцию, а биологи заявляют, что животные для хранения имущества элементарно не имеют карманов.

О каком же «имуществе биологических видов» может идти речь?

Если пристальнее вглядеться, то можно заметить некоторые биологические виды обладают огромными материальными ценностями, – по сути, экономическими активами. Поскольку биологические популяции вынуждены обеспечивать жизненные потребности друг друга в биотопах, то каждая популяция «жертвует» своей частью для процветания соседних видов. Эта отторгаемая часть составляет своеобразное имущество популяции. Например, промышленные уловы рыб, превращаясь в продукты питания для человека, приобретают конкретную рыночную стоимостную оценку. Этот имущественный продукт произведён, в некотором смысле, «трудовыми» усилиями популяции. В отличие от полезного ископаемого, не имеющего «автора» или произведённого только путём разрядки природного хаоса, получение биологического продукта связано иногда с весьма напряжённой организационно-системной работой некоторого составного субъекта – включающего популяцию, который современная наука лишь совсем недавно научилась различать с точностью, достаточной для его юридического обозначения. Более того, человек считает себя вправе изымать части популяций по собственному усмотрению, устанавливая, например, квоты на вылов императивными нормами права. Насколько значительно эти императивные нормы отличаются, например, от императивных норм налогового законодательства? И там и там мы обнаружим много одинаковых посылок, функций и принципов. Не следует ли из этого, что популяции иногда неявно обременены подобием налогов, и в процессе хозяйственной деятельности несут конкретный имущественный ущерб от конкретных физических или юридических лиц? При этом правовая защита популяций сейчас фактически использует некоторую легитимную компиляцию (7,8,11,12), – в сравнении составляющую примитивный эрзац развитых правовых систем, защищающих «естественные права» человека.

 

Вполне очевидно, что практическая потребность в качественно иных формах охраны живой природы всё более осознаются законодателем, что отражается в самом возникновении понятия «защиты биологического разнообразия» и провозглашении её общенациональной значимости.

 

В развитии современного экологического права можно усмотреть тенденцию к обозначению естественных прав биологических видов, что следует обсудить подробнее.

Анализ показывает, что права человека, закреплённые в конституциях государств, можно разделить на две категории. К первой категории можно отнести такие «естественные права», которые присущи человеку как индивиду ближе к полюсу его биологической природы, а к другой категории – естественные права, которые соответствуют, скорее, защите прав личности и личного достоинства в сфере социального и духовного бытия.

 

Так, например, право на жизнь и жилище – защищает индивида независимо от его личностного содержания, а право на образование, свободу совести направлено на охрану «разумного», личностного содержания человека.

 

Вполне очевидно, что для биологических видов защита личностного содержания фактически не актуальна, на столько же, насколько это не актуально для новорожденного ребёнка. (Например, норма, защищающая свободу совести). Но право на жизнь, которое камуфлируется в термине «защита биологического разнообразия», юридически значимо. Аналогично право на жилище и его неприкосновенность, соответствует правовой охране мест обитания биологических видов (13). Право на свободное перемещение для человека, в аналогии соответствует нормам, защищающим популяции, которые совершают трансграничные миграции и т.п.

 

Вполне очевидно, что «личностные» права могут быть реализованы лишь дееспособным человеком. Недееспособный человек (новорожденный ребёнок) в этих «личностных» правах потребности фактически не испытывает до достижения определённого возраста, но пользуется «индивидуальными» правами фактически даже до момента собственного рождения.

 

Теория права утверждает, что ребёнок является субъектом права независимо от дееспособности, которую он «заимствует» у опекунов (родителей) до достижения определённого возраста (1). Однако смысл этого «заимствования» никем не рассматривался в связи с кажущейся очевидностью истолкования. Однако здесь стоит обратить внимание, что в этом «заимствовании» могут скрываться многие логические противоречия. Не всякий признак можно «позаимствовать». Невозможно, например, позаимствовать белый цвет нашей рубашки без «заимствования» самой рубашки. Соответственно, невозможно «позаимствовать» дееспособность опекуна, являющееся неотъемлемой частью его личностного содержания без «заимствования» самой личности, что сделать в принципе невозможно.

 

Приходится согласиться, что новорожденный ребёнок сам по себе не является субъектом права до достижения совершеннолетия, поскольку в природе отсутствует технический механизм заимствования дееспособности опекуна. Поэтому будет правильнее рассматривать конгломерат ребёнка и его опекуна в качестве целого субъекта права. Здесь мы имеем дело с т.н. «составным субъектом права», который, по сути, напоминает юридическое лицо.

Если признать справедливость подобной конструкции, то открывается возможность аналогичного использования самого принципа для обозначения конгломерата недееспособного биологического вида его дееспособного опекуна – физического или юридического лица в качестве холического составного субъекта права.

 

Фактически субъект права «биологический вид – опекун» уже неявно существует. Всевозможные егерские службы или рыбинспекции осуществляют опекунские функции для биологических видов, как представители государства. В аналогии – это опекунские комиссии, которые со стороны государства заботятся о правах детей, и которые призваны защищать правовые интересы детей даже от иногда неправомерных действий собственных родителей.

 

Необходимо ли тогда что-либо менять в существующих механизмах экологического права?

 

Несомненно. Государство, присваивая прерогативу защиты окружающей среды, конечно, может защитить биологические виды от кого угодно, кроме самого себя. Монополия на природоохранную функцию автоматически порождает неблагоприятные следствия, в частности - бюрократию и коррупцию, что делает только государственную охрану природы мало эффективной. Однако поскольку биологические виды не имеют дееспособных родителей, демонополизировать природоохранную функцию на первый взгляд представляется затруднительным.

Возможно в данной ситуации окажется полезным, например, формирование правовой системы «гражданского экологического протектората» - профессионального и возмездного опекунства для популяций силами физических или юридических лиц.

В этой схеме общественные или научные организации, а, может, и физические лица наряду с государственными органами, принимая на себя заботу об имущественных правах популяций, по сути, сформируют некоторое составное «экологическое лицо», включающее биологический вид в качестве основного элемента. Эти «экологические лица» должны иметь возможность инициировать гражданские судебные иски по поводу нарушения жизненных интересов популяций, за что «опекунам» должно поступать часть средств, в судебном порядке компенсирующих ущерб популяции со стороны третьих лиц. Основная же часть компенсации, которая определяется, например, по претензии или по решению суда, должна поступать в фонд поддержания численности конкретной популяции или их обозначенной группы. Поступая в специализированный фонд конкретной популяции, эта основная часть средств должна расходоваться на мероприятия по поддержанию численности данной популяции (биологического вида) или нескольких взаимосвязанных популяций. Для этого специальные экологические комиссии на конкурсной основе (в число которых должны входить не только представители государства, а также специалисты общественных и научных организаций), определяют наиболее эффективные проекты восстановления численности и обеспечения жизнедеятельности популяций.

 

Ключевым моментом в данном случае является то обстоятельство, что биологические виды становятся не только субъектами права, но и собственниками таких активов, которые способны обеспечить возмездную, а, стало быть, наиболее эффективную правовую защиту собственных прав. Кроме того, это позволит развивать рациональную «хозяйственную деятельность популяций».

Обозначение правосубъектности биологических видов и популяций наделяет их гражданскими правами и включает развитой механизм правовой защиты. И не только имущественных интересов, если популяция понесла ущерб. Если этот ущерб субъекту права необратим, то включается, например, уголовное законодательство по факту геноцида. (Например – истребление осетровых рыб в бассейне Волги) Это – в перспективе, которая пока сильно отличается от нынешней практики, когда интересы биологических видов фактически и сколько-нибудь действенно защищает только административное и в меньшей степени уголовное право (6, 16).

 

Можно заметить, что предлагаемая схема отличается от современной схемы «взимания платы за пользование биологическими ресурсами и восполнения ущерба окружающей среде со стороны хозяйствующих субъектов». Ныне эти денежные компенсации в большей части централизуются на федеральном уровне. Попытки передачи этих средств в региональные и местные бюджеты также не обнаружили достаточной эффективности. Наше предложение состоит в том, чтобы в значительной степени исключить государственную централизацию тех средств, которые соответствуют размерам ущерба биологическим видам, в бюджетах любого уровня, но объявить эти средства собственностью конкретных «экологических субъектов» права. А затем использовать накопленные имущественные ресурсы в реализации конкурсных проектов поддержания численности конкретных популяций.

 

Конечно, можно предвидеть массу вопросов и возражений по поводу предлагаемой схемы охраны «биологического разнообразия». Однако сейчас наша скромная цель как раз в том и состояла, чтобы, во-первых, обнаружить эти вопросы и возражения, во-вторых, показать, что право развивается в обозначенном направлении независимо от этих вопросов и возражений, в-третьих, - попытаться назвать вещи – своими именами, поставив знак равенства между «охраной биологического разнообразия» и «естественным правом на жизнь» для биологических видов.

 

В дополнение можно заметить некоторый курьёз, - факт появления «Конвенции о биологическом разнообразии» естественным образом порождает фундаментальный элемент некоторой неписанной межнациональной общепланетарной Конституции, которая и провозглашает естественные права биологических видов, среди которых человек становится всего лишь равноправным элементом. Всё остальное, о чём здесь говорилось – становится следствием, которое может быть выражено в иной форме, но в той же самой сути.

 

 

 

Список использованной литературы:

 

1. Конвенция о биологическом разнообразии от 5 июня 1992 Рио-де-Жанейро.

2. С.А.Зинченко, В.В.Галов. «О природе правосубъектности в гражданском и предпринимательском праве» , журнал "Северо-Кавказский юридический вестник", №1, 2000 год (эл. версия опубликована на этом же сайте)
3. Гринь А.В. «Системные принципы организации объективной реальности», м., 2000. 300 стр.

4. Декларация по окружающей среде и развитию (Рио-де-Жанейро, 14 июня 1992 г.)

5. Конституция РФ,
6. Уголовный кодекс, гл.26,
7. Лесной кодекс Российской Федерации от 29 января 1997 г. N 22-ФЗ
8. Водный кодекс Российской Федерации от 16 ноября 1995 г. N 167-ФЗ.Статья 109
9. ФЕДЕРАЛЬНЫЙ ЗАКОН от 10.01.2002 N 7-ФЗ (ред. от 31.12.2005) "ОБ ОХРАНЕ ОКРУЖАЮЩЕЙ СРЕДЫ" (принят ГД ФС РФ 20.12.2001)

10. Закон РСФСР от 19 декабря 1991 г. N 2060-1 "Об охране окружающей природной среды" (с изм. и доп. от 21 февраля 1992 г. и 2 июня 1993 г.)
11. О животном мире: ФЗ от 24.04.94 №52-ФЗ\\СЗРФ 1995 № 15 ст.1462
12. Федеральный закон от 23 ноября 1995 г. N 174-ФЗ "Об экологической экспертизе" (с изм. и доп. от 15 апреля 1998 г.)
13. Федеральный закон от 14 марта 1995 г. N 33-ФЗ "Об особо охраняемых природных территориях"
14. Декларация по окружающей среде и развитию (Рио-де-Жанейро, 14 июня 1992 г.)

15. «Методические указания по оценке и возмещению вреда, нанесённого окружающей природной среде в результате экологических правонарушений». (утв. Госкомэкологии РФ 06.09.1999)

16. Кодекс об административных правонарушениях "Собрание законодательства РФ", 07.01.2002, N 1 (ч. 1), ст. 1.