О сроке исковой давности по антикоррупционным искам – ЗА и ПРОТИВ

В связи с принятием к рассмотрению Конституционным Судом РФ  дела о проверке конституционности статей 195, 196, пункта 1 статьи 197, пункта 1 и абзаца второго пункта 2 статьи 200, абзаца второго статьи 208 Гражданского кодекса Российской Федерации в связи с запросом Краснодарского краевого суда

Большинство людей считает
неразрешимыми те проблемы,
решение которых мало их устраивает.

Сергей Довлатов

В последнее время все чаще встречаются в новостных строках сообщения о новых исках прокуратуры, причем порой предметы исков уже настолько покрыты пылью давности, что у них не должно быть шансов на удовлетворение. Ан нет. То там, то тут их удовлетворяют, изобретая новые и новые способы обхода сроков исковой давности и даже процессуальных сроков.

Так, например, спустя двадцать пять лет  - 08.08.2024 Арбитражным Судом Поволжского округа была принята кассационная жалоба Генеральной прокуратуры Российской Федерации на постановление Одиннадцатого арбитражного апелляционного суда от 10.03.2009 по делу № А55-15555/2008[1].

В свете этого мы с огромным воодушевлением восприняли направления запроса Краснодарского краевого суда о проверке конституционности статей 195, 196, пункта 1 статьи 197, пункта 1 и абзаца второго пункта 2 статьи 200, абзаца второго статьи 208 Гражданского кодекса Российской Федерации.

Данной воодушевление быстро исчезло после ознакомления с текстом данного запроса.

Запрос содержит в себе описание двух разных подходов применения сроков исковой давности в антикоррупционных конфискационных исках – один позволяющий не применять срок исковой давности к антикоррупционным искам прокуроров, а другой традиционный обязывающий применять срок исковой давности при заявлении об этом стороны.

Причем сам Краевой суд полагает, что «Конфликт правовых подходов не обусловлен различными обстоятельствами дел. Его причины сводятся к вопросу возможности распространения частноправового института исковой давности на публичные отношения в сфере борьбы с коррупцией».

Соответственно Краевой суд полагает, что «для этого требуется выявление его правовой природы и возможности экстраполяции норм частного права на публичные правоотношения, что относится к исключительной компетенции Конституционного Суда Российской Федерации».

Прежде всего отметим, что в Постановлении Конституционного Суда РФ от 29.11.2016 № 26-П "По делу о проверке конституционности подпункта 8 пункта 2 статьи 235 Гражданского кодекса Российской Федерации и статьи 17 Федерального закона "О контроле за соответствием расходов лиц, замещающих государственные должности, и иных лиц их доходам" в связи с запросом Верховного суда Республики Башкортостан" правовая природа конфискационной антикоррупционной меры уже определена:

«Предусмотренное Федеральным законом "О контроле за соответствием расходов лиц, замещающих государственные должности, и иных лиц их доходам" обращение в доход Российской Федерации имущества, в отношении которого государственным (муниципальным) служащим не представлены доказательства его приобретения на законные доходы, является, по существу, особой мерой государственного принуждения, применяемой в случае нарушения лицами, выполняющими публичные функции, антикоррупционного законодательства.

Данная мера заключается в безвозмездном изъятии такого имущества у собственника по решению суда в связи с предполагаемым и не опровергнутым совершением государственным (муниципальным) служащим неправомерного деяния коррупционной направленности, т.е., как следует из части 1 статьи 4 и статьи 17 названного Федерального закона, в случае, если стоимость приобретенного в отчетном периоде им и перечисленными в законе членами его семьи имущества - недвижимости, транспортных средств, ценных бумаг, акций (долей участия, паев в уставных (складочных) капиталах организаций) - превышает их общий доход за три предшествующих года, а государственный (муниципальный) служащий не может доказать законность происхождения средств, достаточных для его приобретения. Переход такого имущества в собственность Российской Федерации осуществляется в соответствии с подпунктом 8 пункта 2 статьи 235 ГК Российской Федерации, закрепляющим в качестве основания прекращения права собственности принудительное изъятие у собственника имущества по решению суда и обращение его в доход государства при недоказанности законного происхождения доходов, направленных на его приобретение».

Соответственно, очевидно, что помещение конфискационной нормы в ГК РФ связывает ее применение со всем инструментарием гражданского законодательства. Это не единственная конфискационная норма в ГК РФ, конфискационная мера в виде взыскания полученного по сделке в пользу федерального бюджета предусматривается, в том числе, ст. 169 ГК РФ.

Было бы удивительно, если бы при применении гражданско-правовых способов использовались иные сроки давности, нежели сроки исковой давности, установленные ГК РФ.

Полагаем, что законодатель, имея выбор, в каком порядке осуществлять конфискацию имущества, полученного с нарушением коррупционного законодательства, мог выбрать административный или уголовно-правовой порядок, где установлены сроки давности, которые применяются ex officio, где установлена в качестве общего правила презумпция невиновности и др. элементы должной правовой процедуры.

Однако законодатель выбрал гражданско-правовой порядок, причем с установлением презумпции незаконности непродекларированного дохода, с пониженным стандартом доказывания по сравнению с административной и уголовно-правовой процедурами.

Таким образом, законодатель, имея возможность использовать другие процедуры, где другие сроки давности и порядок исчисления сроков, предпочел гражданско-правовой порядок и не предусмотрел иного срока исковой давности для «антикоррупционного иска».

Надо также отметить, что в отличие от ФЗ «О защите конкуренции», в котором также имеется конфискационная норма о взыскании дохода, полученного от нарушения антимонопольного законодательства, в федеральный бюджет и в котором ранее до вмешательства Конституционного Суда РФ не было никаких сроков давности,  антикоррупционная  конфискационная мера установлена в ГК РФ, а не Федеральным законом "О контроле за соответствием расходов лиц, замещающих государственные должности, и иных лиц их доходам", в котором не установлена собственная процедура.

Соответственно, не существует пробела о применимых сроках давности, препятствующего защите прав и свобод человека, аналогичного рассмотренному в Постановлении Конституционного Суда РФ от 24.06.2009 N 11-П "По делу о проверке конституционности положений пунктов 2 и 4 статьи 12, статей 22.1 и 23.1 Закона РСФСР "О конкуренции и ограничении монополистической деятельности на товарных рынках" и статей 23, 37 и 51 Федерального закона "О защите конкуренции" в связи с жалобами ОАО "Газэнергосеть" и ОАО "Нижнекамскнефтехим".

Таким образом, фактически в запросе краевого суда на самом деле ставится вопрос не о разрешении неурегулированной законодателем ситуации, а о несогласии с правовым регулированием, осуществленным законодателем, но не с фактом размещения публично-правовой санкции в ГК РФ  - (подпункт 8 пункта 2 статьи 235 ГК РФ), а с общим сроком исковой давности при применении подпункта 8 пункта 2 статьи 235 ГК РФ.

При этом, когда в ГК РФ включалась норма подпункта 8 пункта 2 статьи 235 ГК РФ, Федеральным законом от 03.12.2012 № 231-ФЗ "О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с принятием Федерального закона "О контроле за соответствием расходов лиц, замещающих государственные должности, и иных лиц их доходам" никаких изменений в положение о сроках давности не вносилось.

То есть, фактически ставится под сомнение конституционность норм статей 195, 196, пункта 1 статьи 197, пункта 1 и абзаца второго пункта 2 статьи 200, абзаца второго статьи 208 Гражданского кодекса Российской Федерации, в связи с включением в ГК РФ антикоррупционной нормы – подпункта 8 пункта 2 статьи 235 ГК РФ.

Можно утверждать, что в данном случае причиной запроса стала убежденность краевого суда, что при рассмотрении антикоррупционных дел вообще не нужно применять сроки давности, а не только сроки исковой давности.

Это следует из текста запроса, в котором приводятся доводы против применения вообще сроков давности и по фактической их отмене:

«Осознание коррупционером наличия такого периода придаст его злоупотреблениям смысл и перспективу. После истечения срока нелегальные активы не могут быть обращены в доход государства в судебном порядке. Они продолжат составлять благосостояние чиновника и вовлекаться им в гражданский оборот. Последний будет разрушаться от поступления в него коррупционного капитала, поскольку позволит его обладателям действовать вне конкуренции и подавлять честную инициативу добросовестных предпринимателей.

Тем самым замешанные в коррупции должностные лица не только не понесут ответственности за свои антиобщественные деяния, но и получат необоснованные преимущества, что подрывает надлежащее функционирование рыночной экономики, веру граждан в законность и справедливость в государстве».

Фактически краевой суд полагает, что единственным средством обеспечения неотвратимости наказания за антикоррупционные нарушения может быть отмена сроков давности.

Причем доводы, приводимые в качестве основания для неприменения сроков исковой давности могут быть применены практически к любому нарушению публичного права, будь то административное или уголовное правонарушение.

Соответственно, толкование любого публичного правонарушения, как направленного на защиту правопорядка и тем самым на защиту нематериальных благ[2], открывает дорогу для обхода сроков исковой давности.

Безусловно, неотвратимость наказания важная часть правопорядка, но она не единственная ценность в российском праве.

В п. 6 вышецитированного Постановления Конституционного Суда РФ от 24.06.2009 N 11-П было обращено внимание на то, что «В силу правовых позиций, сформулированных Конституционным Судом Российской Федерации относительно института исковой давности, давности взыскания налоговых санкций и давности привлечения к административной и уголовной ответственности, целью установления соответствующих сроков давности является как обеспечение эффективности реализации публичных функций, стабильности правопорядка и рациональной организации деятельности правоприменителя, так и сохранение необходимой стабильности правовых отношений и гарантирование конституционных прав лица, совершившего деяние, влекущее для него соответствующие правовые последствия, поскольку никто не может быть поставлен под угрозу возможного обременения на неопределенный или слишком длительный срок (Постановления от 27 апреля 2001 года № 7-П и от 14 июля 2005 года № 9-П, Определение от 3 ноября 2006 года № 445-О).Наличие сроков, в течение которых для лица во взаимоотношениях с государством могут наступить неблагоприятные последствия, представляет собой необходимое условие применения этих последствий»[3].

Сроки давности устанавливаются также для ограничения временем правоприменителя и побуждением тем самым правоприменителя осуществлять возложенные на него функции быстро и эффективно.

Именно быстрое изъятие незаконно полученного имущества исключит вовлечение данного имущества в гражданский оборот и исключение ситуаций, когда его изъятие может быть невозможно осуществить без нарушения прав третьих лиц.

Именно быстрое, а не затянутое по времени изъятие незаконно полученного коррупционного дохода будет способствовать возрождению веры в справедливость и доверия к государству и будет надлежащим уроком для других.

Полагаем, что направление запроса осуществлено без учета правовых позиций Конституционного Суда РФ, в которых содержатся общеобязательные конституционно-правовые толкования:

«Конституционные требования, предъявляемые к правовому регулированию ответственности за административные правонарушения, в полной мере распространяются и на сроки давности привлечения к административной ответственности, представляющие собой установленные законодательством об административных правонарушениях периоды, по истечении которых лица, совершившие административные правонарушения, не могут быть подвергнуты административному наказанию, при том что истечение срока давности привлечения к административной ответственности является одним из обстоятельств, исключающих возбуждение производства по конкретному делу об административном правонарушении или влекущих его прекращение.

Устанавливая сроки давности привлечения лиц, совершивших административные правонарушения, к административной ответственности и правила их исчисления, федеральный законодатель должен в силу конституционных принципов справедливости и сбалансированности прав и обязанностей ориентироваться на закрепление таких временных параметров наступления административной ответственности, которые, с одной стороны, обеспечивали бы ее неотвратимость, в том числе с учетом необходимости значительных организационных, процессуальных и иных усилий для выявления отдельных категорий административных правонарушений, а с другой - предотвращали бы неоправданно длительное пребывание совершивших административные правонарушения лиц (как физических, так и юридических) под угрозой возможности административного преследования и применения административного наказания.

Соответственно, закрепляя сроки давности привлечения к административной ответственности и правила их исчисления в целях создания условий, необходимых для рационального (разумного) применения административной ответственности, компетентные органы законодательной власти обязаны проявлять надлежащую заботу о качестве устанавливаемых ими правовых норм, с тем чтобы исключить их неоднозначную интерпретацию в правоприменительной практике. (Постановление Конституционного Суда РФ от 17.05.2022 № 19-П "По делу о проверке конституционности части 1 статьи 4.5 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях в связи с жалобой гражданки О.А. Мельниковой").

«…как неоднократно указывал Конституционный Суд Российской Федерации, федеральный законодатель, закрепляя сроки давности привлечения к административной ответственности и определяя правила их исчисления, связан вытекающим из статей 17 (часть 3) и 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации требованием соблюдения баланса частных и публичных интересов при осуществлении правового регулирования прав и свобод человека и гражданина и должен создать условия, необходимые для обеспечения неотвратимости административной ответственности, и одновременно не допустить того, чтобы совершившие административные правонарушения лица - как физические, так и юридические - в течение неоправданно длительного времени находились под угрозой возможности административного преследования и применения административного наказания (постановления от 14 февраля 2013 года № 4-П, от 15 января 2019 года № 3-П; Определение от 7 октября 2014 года № 2323-О). (Определение Конституционного Суда РФ от 02.07.2019 № 1835-О "По запросу Костромского областного суда о проверке конституционности части 2 статьи 2.6.1, части 1 статьи 4.5, пункта 5 части 1 и пункта 6 части 4 статьи 28.1, части 3 статьи 28.6 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях")

Полагаем, что принцип неотвратимости в рассматриваемом случае не решает проблему коррупционных правонарушений отменой срока давности для применения гражданско-правовых последствий.

 Во-первых, по всем коррупционным правонарушениям установлен срок давности. Было бы удивительно, если бы для привлечения к более жесткой мере ответственности применялись сроки давности, а к гражданско-правовым последствиям не применялись. Тем более, что в УК РФ в настоящее время предусмотрена такая санкция как конфискация.

Соответственно, исключение сроков исковой давности для гражданско-правовых последствий может породить проблему нарушения равенства всех перед законом. Так, лица, привлекаемые к уголовной ответственности, могут рассчитывать на отказ в уголовном процессе в связи с пропуском давности, а те, к кому прокурор обратится с иском гражданском порядке, могут оказаться в худшей ситуации.

Надо отметить также, что чаще всего применение гражданско-правовых последствий к антикоррупционным нарушениям применяется в результате дисциплинарных нарушений государственных служащих.

Однако, ученые, изучающие дисциплинарную ответственность на государственной гражданской службе, отмечают, что в ее установлении нет ни следа принципа неотвратимости. Действующее законодательство, говоря о применении мер дисциплинарной ответственности, оперирует понятиями "имеет право", "может", "вправе" и т.п. "Формула "имеет право" (но не обязанность) порождает два вида: во-первых, само решение привлекать или не привлекать к ответственности передано на усмотрение работодателя (руководителя), во-вторых, если и состоится привлечение к ответственности, какое взыскание назначить - тоже на усмотрение руководителя[4].

Как справедливо отмечал Н.В. Витрук, «неотвратимость юридической ответственности означает решение проблемы латентности правонарушений, повышения эффективности правоохранительной деятельности компетентных государственных органов и должностных лиц»[5]. Им абсолютно правильно названы проблемы для достижения неотвратимости юридической ответственности, в число, которых он не включал отмену или уменьшение сроков давности.

Срок исковой давности защита коррупционеров или правопорядка?

…И ты бросаешь все это, чтобы защищать кого? Преступников. Людей настолько привилегированных, что им в голову не приходит, что их можно поймать за руку. Людей, которые думают, что закон написан для тех, у кого годовая зарплата меньше девяти цифр. Людей, которые думают, что у закона есть расовые и имущественные границы".

Ханья Янагихара. Маленькая жизнь.

Безусловно, мы против коррупции, как, впрочем, и против всех других преступлений.

 Если обратиться к обстоятельствам, послужившим основанием для иска прокурора, то видно, что коррупционная деятельность была известна сотрудникам правоохранительных органов, однако они не только не остановили, а наоборот способствовали должностному лицу в оказании незаконного давления на других лиц, ради корыстных интересов должностного лица.

Соответственно, именно отношение к должностным лицам как «неприкасаемым» создает условия для коррупции, а не гражданско-правовые сроки давности. Поэтому, на наш взгляд, в запросе краевого суда выбрана неправильная цель для атаки – срок исковой давности.

Сроки давности имеют много целей, среди которых — гарантирование правовой защищенности путем установления срока для действий и воспрепятствование посягательству на право на защиту, которое могло бы быть скомпрометировано, если бы суды выносили решения, доказательственная база по которым была бы неполной в силу истекшего времени.

Интересы защиты права собственности и стабильности гражданского оборота предопределяют не только установление судебного контроля за обоснованностью имущественных притязаний одних лиц к другим, но и введение в правовое регулирование норм, которые позволяют одной из сторон блокировать судебное разрешение имущественного спора по существу, если другая сторона обратилась за защитой своих прав спустя значительное время после того, как ей стало известно о том, что ее права оказались нарушенными. В гражданском законодательстве это предназначение норм об исковой давности, под которой Гражданский кодекс Российской Федерации понимает срок для защиты права по иску лица, чье право нарушено (статья 195). Согласно данному Кодексу общий срок исковой давности составляет три года (статья 196); нормы об исковой давности распространяются на всех участников гражданских правоотношений, включая Российскую Федерацию, субъекты Российской Федерации и муниципальные образования, к которым применяются нормы, определяющие участие юридических лиц в отношениях, регулируемых гражданским законодательством, если иное не вытекает из закона или особенностей данных субъектов (пункт 2 статьи 124)[6].

Институт исковой давности имеет целью упорядочить гражданский оборот, создать определенность и устойчивость правовых связей, дисциплинировать их участников, способствовать соблюдению договоров, обеспечить своевременную защиту прав и интересов субъектов гражданских правоотношений, поскольку отсутствие разумных временных ограничений для принудительной защиты нарушенных гражданских прав приводило бы к ущемлению охраняемых законом прав и интересов ответчиков и третьих лиц, которые не всегда могли бы заранее учесть необходимость собирания и сохранения значимых для рассмотрения дела сведений и фактов; применение судом по заявлению стороны в споре исковой давности защищает участников гражданского оборота от необоснованных притязаний и одновременно побуждает их своевременно заботиться об осуществлении и защите своих прав (Определение Конституционного Суда Российской Федерации от 3 ноября 2006 года № 445-О)[7].

Правопорождающее и правоотменяющее свойство изменения времени – истечение определенного срока или наступление определенного момента времени характерно для права в целом. Государство применяет временные координаты для организации и упорядочивания общественных отношений.

Особенно важное значение имеет как юридический факт давность, т.е. истечение известного количества времени, которое при наличии других условий способно прекратить юридическое отношение, а в некоторых случаях превратить фактическое состояние в юридическое отношение. Каково же социальное основание давности, способной производить такие юридические последствия? Само по себе время, как бы оно ни было продолжительно, не может иметь влияния на юридические отношения^[8].

Проанализировав различные точки зрения по данному вопросу, профессор Шершеневич Г.Ф. пришел к выводу: «Действительное основание давности заключается в том, что общество нуждается в прочном порядке и всякая неопределенность отношений, способная колебать приобретаемые права, возбуждает против себя протест. На этом основывается ограничение собственника при строгом осуществлении его права собственности в торговом обороте, на этом же основывается и давность. С течением времени утрачиваются доказательства, умирают свидетели; и возбужденный через много лет спор способен нарушить целый ряд установившихся отношений. По воле законодателя время прекращает такую неопределенность»^[9].

С течением времени общественная опасность совершенного правонарушения уже исчезает: «Со временем вредные последствия, причиненные правонарушением, теряют свое значение, изменяется политическая и экономическая обстановка в обществе, социальная и правовая оценка содеянного. Происходят существенные перемены в личности виновного, его взглядах и привычках, отношении к содеянному»^[10].

«Лицо, совершившее преступление, - отмечал В.Е. Смольников еще в советское время, - представляет общественную опасность не бесконечно долгое время. Со временем общественная опасность такого лица уменьшается и, в конечном счете, утрачивается. Наибольшую опасность представляет лицо в момент совершения им преступления, она исчезает со временем, в результате положительного воздействия на личность всей совокупности условий... действительности»^[11].

Другой советский криминалист - В.Д. Филимонов еще в 1957 году отмечал, что когда уже нет общественной опасности правонарушителя, применение наказания «произвело бы на общество тот же эффект, что и наказание невиновного»^[12]. «Отпадение общественной опасности лица, совершившего преступление, - писал В.Е. Смольников, делает наказание ненужным с точки зрения задач, как общего, так и специального предупреждения преступлений. Наказывать лицо, не представляющее опасности для общества, значило бы ему мстить»^[13].

Подход советских криминалистов, выработанный и высказанный в период тоталитарного государства, подтверждает, что научная общественность всегда должна развивать правовую науку и совершенствовать право, помогая тому, чтобы право оставалось искусством добра и справедливости.

Этот подход советских криминалистов был воспроизведен и уже российскими учеными криминалистами: «если наказание применяется к виновному по истечении продолжительного времени после совершения преступления, оно в значительной мере (если не полностью) утрачивает свое как частно-, так и общепредупредительное значение и может быть воспринято как акт неоправданной мести, поскольку время в значительной мере сглаживает актуальность и общественную значимость совершенного преступления»^[14].

Давность может определяться как право, предоставляемое законом лицу, совершившему преступление, больше не быть преследуемым или судимым после истечения определенного срока с момента совершения деяний. Мы уже выше писали, что срок исковой давности – «гарантирование правовой защищенности путем установления срока для действий и воспрепятствование посягательству на право на защиту, которое могло бы быть скомпрометировано, если бы суды выносили решения, доказательственная база по которым была бы неполной в силу истекшего времени». Здесь же отметим, что вышеуказанное положение имеет прямую связь с принципами неотвратимости наказания и недопустимости привлечения к ответственности невиновного.

Несмотря на то, что антикоррупционные нормы предусматривают незаконность незадекларированных доходов и имущества, это не отменяет право доказывать обратное лицу, привлекаемому к этой особой мере государственного принуждения.

Это одновременно является гарантией того, что не будет привлечения к ответственности невиновного лица и тем самым освобождения настоящего виновника от ответственности. По своей сути привлечение к ответственности невиновного лица является фактическим освобождением от ответственности настоящего виновника и тем самым принцип неотвратимости наказания оказывается нарушенным.

И тот и другой факты приносят правопорядку вред, поскольку привлечение невиновного к ответственности и непривлечение к ответственности виновного подрывают доверие к эффективности правовой системы и государству.

 Поскольку с течением времени доказывание становится проблематичней, в том числе, в связи с утерей доказательств, опровергающих невиновность обвиняемого, обвинение может быть успешным не потому, что лицо действительно является виновным, но лишь потому, что с течением времени доказательства не сохранились.

То есть, с течением времени вполне возможно привлечение невиновного лица из-за того, что защита не сможет опровергнуть обвинение лишь потому, что доказательства не сохранились. Само существование данной возможности будет нарушать принцип виновной ответственности и принцип неотвратимости наказания.

Соответственно, в правовом государстве опровержение презумпции незаконности должно осуществляться в пределах сроков давности.

При этом трехлетний срок исковой давности является более чем достаточным для обнаружения и фактов недекларирования, и фактов незаконного приобретения имущества на коррупционные доходы.

О правовых позициях Верховного Суда РФ

«Решающим моментом при оценке права является не абстрактное содержание законов, не справедливость на бумаге и нравственность на словах, а то, как это право объективируется в жизни, энергия, с которой все, признанное необходимым, исполняется и проводится в действительности».

Рудольф фон Иеринг

В запросе краевого суда не отражены правовые позиции Верховного Суда РФ, которые имеют важное значение для данного дела, поскольку поставленные краевым судом вопросы уже разрешены в Определении Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации от 25.06.2024 № 45-КГ24-6-К7.

 В данном определении было отмечено:

«Дискреция федерального законодателя при осуществлении регулирования исковой давности может выражаться также во введении специальных сроков исковой давности - как сокращенных, так и более длительных по сравнению с общим сроком (пункт 1 статьи 197 Гражданского кодекса Российской Федерации).

В соответствии с частью 2 статьи 123 Конституции Российской Федерации судопроизводство осуществляется на основе состязательности и равноправия сторон.

В Российской Федерации признаются и защищаются равным образом частная, государственная, муниципальная и иные формы собственности (статья 8 Конституции Российской Федерации)

Таким образом, на требования государственного органа распространяются все материальные и процессуальные положения с учетом необходимости соблюдения принципа правовой определенности.

В связи с этим позиция судов по настоящему делу о том, что положения гражданского законодательства об исковой давности не применяются к требованиям, заявленным по настоящему делу, противоречит правовым позициям Конституционного Суда Российской Федерации.

Как следует из приведенной выше хронологии принятия нормативных актов в сфере борьбы с коррупцией, с принятием данных положений, в том числе с принятием подпункта 8 пункта 2 статьи 235 Гражданского кодекса Российской Федерации, порядок исчисления срока исковой давности (срока привлечения в ответственности) не менялся.

Федеральный закон от 25 декабря 2008 г. № 273-ФЗ "О противодействии коррупции" или какой-либо иной нормативный акт не содержат специальных сроков исковой давности.

Таким образом, вывод суда о нераспространении срока исковой давности на требование об обращении в доход государства акций юридических лиц является необоснованным и сделан судом в нарушение конституционных принципов равенства участников судопроизводства и принципа правовой определенности.

Вывод судов о том, что прокурором заявлено требование о защите нематериальных благ в связи с чем отсутствуют основания для применения срока исковой давности, также нельзя признать обоснованным.

Согласно статье 208 Гражданского кодекса Российской Федерации исковая давность не распространяется на требования о защите личных неимущественных прав и других нематериальных благ, кроме случаев, предусмотренных законом.

Между тем, в исковом заявлении прокурор просил обратить в доход государства акции, применив к спорным правоотношениям положения статей 169, 235 Гражданского кодекса Российской Федерации.

Из статьи 150 Гражданского кодекса Российской Федерации следует, что к нематериальным благам относятся жизнь и здоровье, достоинство личности, личная неприкосновенность, честь и доброе имя, деловая репутация, неприкосновенность частной жизни, неприкосновенность жилища, личная и семейная тайна, свобода передвижения, свобода выбора места пребывания и жительства, имя гражданина, авторство, иные нематериальные блага, которые принадлежат гражданину.

В соответствии с частью 1 статьи 46 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в случаях, предусмотренных органы государственной власти, органы местного самоуправления, организации или граждане вправе обратиться в суд с заявлением в защиту прав, свобод и законных интересов других лиц по их просьбе либо в защиту прав, свобод и законных интересов неопределенного круга лиц.

Заместитель Генерального прокурора Российской Федерации обратился в суд за защитой интересов общества и государства.

Требований в защиту нематериальных благ гражданина, который по состоянию здоровья, возрасту, недееспособности и другим уважительным причинам не может сам обратиться, которые перечислены в статье 150 Гражданского кодекса Российской Федерации, прокурором не заявлялось».

Данное определение Верховного Суда РФ призвано также обеспечивать единообразное применение права и поэтому можно утверждать, что в настоящий момент неопределенности в поставленных вопросах краевого суда нет и производство по делу Конституционным Судом должно быть прекращено.

Что касается порядка исчисления срока исковой давности, полагаем, что разграничение информированности государственных органов и органов прокуратуры, будет противоречить конституционному принципу единства системы публичной власти.

Как разъяснил Конституционный Суд РФ, под единством системы публичной власти понимается прежде всего функциональное единство.

«…Положения Конституции Российской Федерации, провозглашающие цель утверждения гражданского мира и согласия (преамбула), правовой и демократический характер Российского государства, чья обязанность - признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина как высшей ценности (статья 1, часть 1; статья 2). Реализация этих положений требует согласованного функционирования органов государственной власти исходя из органического единства системы таких органов, которое вытекает из статьи 3 (часть 1) Конституции Российской Федерации о многонациональном народе Российской Федерации - носителе суверенитета и единственном источнике власти и находит отражение в положениях ее статьи 5 (часть 3) о единстве системы государственной власти как одной из основ федеративного устройства.

В своем функциональном предназначении единство публичной власти выражается и в том, что человек, его права и свободы являются высшей ценностью, права и свободы человека и гражданина определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления (статьи 2 и 18 Конституции Российской Федерации), что во всяком случае предполагает согласованное действие различных уровней публичной власти как единого целого во благо граждан. (Заключение Конституционного Суда РФ от 16.03.2020 № 1-З "О соответствии положениям глав 1, 2 и 9 Конституции Российской Федерации не вступивших в силу положений Закона Российской Федерации о поправке к Конституции Российской Федерации "О совершенствовании регулирования отдельных вопросов организации и функционирования публичной власти", а также о соответствии Конституции Российской Федерации порядка вступления в силу статьи 1 данного Закона в связи с запросом Президента Российской Федерации").

Соответственно, исчисление сроков давности должно осуществляться с момента, когда о нарушении стало известно или должно было стать известно уполномоченному органу государственной власти.

На основании вышеизложенного, полагаем, что дело о проверке конституционности статей 195, 196, пункта 1 статьи 197, пункта 1 и абзаца второго пункта 2 статьи 200, абзаца второго статьи 208 Гражданского кодекса Российской Федерации в связи с запросом Краснодарского краевого суда должно быть прекращено, поскольку отсутствует неопределенность в правовом регулировании, а осуществленное правовое регулирование не находится в противоречии с конституционно-правовыми принципами соразмерности, правовой определенности.

Длительное бездействие правоохранительных органов не может быть оправданием для отмены сроков исковой давности и для данной категории споров.

Изменение сроков давности и установлении специальных сроков давности находится в дискреции законодателя, который, впрочем, тоже связан правовой природой деяния и не может при их установлении действовать произвольно.

Султанов Айдар Рустэмович, кандидат юридических наук, Заслуженный юрист Республики Татарстан, арбитр Арбитражного центра при РСПП,  Руководитель Представительства Пепеляев групп в Республике Татарстан, a.sultanov@pgplaw.ru

Россия: 125047, г. Москва, ул. 3-я Тверская-Ямская, д. 39, стр. 1