РОЛЬ УГОЛОВНОГО ЗАКОНА В ФОРМИРОВАНИИ ЦЕННОСТНОГО ОТНОШЕНИЯ К ГОСУДАРСТВУ

Поносов Егор Владимирович

ГОУ ВПО «Челябинский государственный университет»;

электронная почта:advocatus_dei@mail.ru

 

Введение…………………………………………………………………………3

Глава 1. Уголовно – правовое воздействие как средство реализации

государственных интересов………………………………………….7

§1. Проблема автономности и самодостаточности

уголовного законодательства по отношению

к иным отраслям права………………………………………………7

§2. Проблема соотношения уголовной ответственности с иными

видами юридической ответственности…………………………….14

Глава 2. Уголовная ответственности за совершение противоправных

деяний в интересах государственной власти……………………...22

§1. Предпосылки уголовной ответственности за совершение

противоправных деяний в интересах государственной

власти…………………………………………………………………22

§2. Последствия отсутствия уголовно – правовой оценки

противоправных деяний, совершенных в интересах

государственной власти …………………………………………….32

Заключение…………………………………………………………………….37

Список использованных источников…………………………………...........38

 

 

 

 



ВВЕДЕНИЕ

 

В общественном сознании непременно должно присутствовать ценностное отношение к государству и его институтам. Оно может быть положительным или отрицательным, но именно таким образом происходит самоорганизация и самосохранение самого общества.

Ценностное отношение к государству, в том числе, должно формироваться и через восприятие уголовного законодательства, содержание которого всегда несет определенное послание о намерениях государства и его политике¹. При этом необходимо учитывать, что произвольное, необоснованное, неконституционное использование ресурса уголовного закона как при криминализации противоправных деяний, так и в ходе привлечения к уголовной ответственности не может способствовать формированию положительного ценностного отношения к государству². Поэтому перед законодателем и правоприменителем стоит задача – решение проблемы уголовно – правового воздействия на правонарушителя в целях сохранения порядка и недопущения дезорганизации общественной системы. В этом контексте в представленной работе предлагается рассмотреть вопрос о причинах приоритета уголовно- правового воздействия перед другими видами правового регулирования (Глава1).

Конечно, отдельные противоправные деяния и преступность в целом принято относить к разряду негативных девиаций, дезорганизующих систему. Однако, отсутствие уголовно – правовой оценки некоторых видов отклоняющегося поведения может нанести гораздо больший вред. Рассмотрение некоторых видов девиантного поведения как преступного – закрепление этого факта в уголовном законе – это возможность в рамках правовой системы влиять на него.

В связи с этим следует обратить внимание на то, что уголовно – правовая оценка противоправных деяний, совершаемых в интересах государственной власти должна являться проявлением исключительно положительного ценностного отношения к государству, служить неотъемлемым элементом в механизме совершенствования деятельности последнего.

Д.А. Квон справедливо обращает внимание на то, что «в результате распространения преступлений политической направленности на демократические институты получения и распределения власти, политическая и государственная власть оказывается в руках не компетентных, а, порой и криминальных, коррумпированных лиц,вызывая социальное недовольство и общественное напряжение, что неминуемо влечет за собой падение легитимности, как государственной власти, так и демократических процедур и ценностей. Однако борьба с политической преступностью крайне затруднительна в виду отсутствия соответствующей нормативной базы. Уголовный кодекс Российской Федерации не выделяет в отдельный состав политические преступления, несмотря на то, что характер и степень общественной опасности «политических преступлений» значительно выше, чем у общеуголовных преступлений»³.

Впрочем, ввиду отсутствия уголовно – правовой регламентации т.н. преступлений политической направленности, будет корректнее вести речь о некриминализированной противоправной деятельности, осуществляемой в интересах государственной власти.

В Послании Федеральному Собранию РФ от 5 ноября 2008 года Президент РФ очень близко подошел к формулированию проблемы воздействия на подобного рода деятельность, указав, в частности, следующее: «в России на протяжении веков господствовал культ государства и мнимой мудрости административного аппарата. А отдельный человек с его правами и свободами, личными интересами и проблемами воспринимался в лучшем случае как средство, а в худшем – как помеха для укрепления государственного могущества… государственная бюрократия по-прежнему, как и 20 лет назад, руководствуется всё тем же недоверием к свободному человеку, к свободной деятельности. Эта логика подталкивает её к опасным выводам и опасным действиям. Бюрократия периодически «кошмарит» бизнес – чтобы не сделал чего-то не так. Берёт под контроль средства массовой информации – чтобы не сказали чего-то не так. Вмешивается в избирательный процесс – чтобы не избрали кого-нибудь не того. Давит на суды – чтобы не приговорили к чему-нибудь не тому. И так далее. В результате государственный аппарат у нас – это и самый большой работодатель, самый активный издатель, самый лучший продюсер, сам себе суд, сам себе партия и сам себе в конечном счёте народ. Такая система абсолютно неэффективна и создаёт только одно – коррупцию. Она порождает массовый правовой нигилизм, она вступает в противоречие с Конституцией, тормозит развитие институтов инновационной экономики и демократии. Сильное государство и всесильная бюрократия – это не одно и то же. Первое нужно гражданскому обществу как инструмент развития и поддержания порядка. Для защиты и укрепления демократических институтов. Вторая – смертельно опасна для него. Поэтому наше общество должно спокойно, настойчиво и не откладывая на потом развивать институты демократии»⁴.

Очевидно, что власть, не содействующая развитию различных сфер общественной деятельности, не принимающая во внимание законные интересы человека и гражданина способна вызвать противостояние. Учитывая, что такое противостояние должно проявляться не в криминализации общества, а в цивилизованном, правовом воздействии на институты государственной власти, в представленной работе предлагается проанализировать:

- предпосылки введения уголовной ответственности за совершение противоправных деяний в интересах государственной власти;

- последствия отсутствия уголовно – правовой оценки обозначенных деяний.

Рассмотрению данных вопросов посвящена Глава 2.

 

ГЛАВА 1. УГОЛОВНО - ПРАВОВОЕ ВОЗДЕЙСТВИЕ КАК СРЕДСТВО РЕАЛИЗАЦИИ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ИНТЕРЕСОВ

 

§1. Проблема автономности и самодостаточности уголовного законодательства по отношению к иным отраслям права

 

Формирование ценностного отношения к государству через восприятие уголовного законодательства предполагает, что его содержание несет определенное послание о намерениях государства и его политике. На сегодняшний день восприятие данного послания обществом гипертрофировано как на бытовом, так и научном уровне. Например, А.И. Тер – Акопов считает, что «сущность установления уголовной ответственности заключается в юридическом закреплении предписания, согласно которому лицо, достигшее установленное возраста и вменяемое, обязано соблюдать предусмотренные уголовным законом требования под угрозой применения к нему предусмотренных уголовным законом мер воздействия …Установление уголовной ответственности выполняет определенную детерминирующую роль … направляет жизнедеятельность человека в определенное русло, влияет на формирование его правосознания, определяет пределы дозволенного поведения …»⁵. Из приведенного утверждения может последовать вывод, что правомерность поведения индивида определяется исключительно его соответствием нормам уголовного законодательства.

По мнению Густава Радбруха подобное обоснование уголовно – правового воздействия «исторически уходит корнями в то время, когда государство не было выражением народной воли, народ не участвовал в его становлении, и оно противостояло индиви­ду»⁶. К сожалению и в 20 веке уголовное законодательство оставалось не воплощением социальной справедливости, а инструментом, который государство достаточно произвольно использовало для решения своих текущих задач⁷.

Характеризуя кризисное состояние современной уголовно – правовой доктрины, А.К. Романов обращает внимание на следующие аспекты проблемы:

- в рамках действующего законодательства статус индивида ограничен либо соблюдением уголовно – правовых запретов, устанавливаемых государством, либо их нарушением;

- как следствие, уголовный закон рассматривается в качестве единственного основания социального контроля, подчиненного политическим интересам⁸.

Таким образом, речь должна идти о преодолении как в научном, так и повседневном сознании стереотипа автономности и самодостаточности уголовного закона, а следовательно и государственных интересов.

С этой точки зрения справедливо утверждение Ю. Пудовочкина – «право государства на наказание преступника детерминировано его сущностью и функциями, заключающимися в поддержании установленного в интересах каждого отдельного человека и общества в целом правопорядка»⁹.

Правомерное поведение членов общества нельзя рассматривать исключительно как следствие действия уголовного закона. Если же исходить от обратного, то следует признать, что всё так называемое законопослушное население – это потенциальные преступники и, следовательно, воздействовать на них можно только самыми строгими карательными мерами или угрозой их применения.

Подобные идеи, воплощенные в последствии в теории борьбы с преступностью, сдерживания преступности означают только одно – основанную на уголовном законе борьбу с самим обществом и управление им только при помощи уголовно – правовых (карательных) мер. Очевидно, что концепция предупреждения преступности в таком случае ориентирована исключительно на устрашение, внешнее воздействие, отодвигая тем самым на второй план социальные, экономические, политические, духовные причины неправомерного поведения.

В целях предотвращения такой ситуации необходимо признать следующее:

1) недопустимо исследовать правомерное поведение членов общества исключительно как следствие действия уголовного закона;

2) уголовный закон может быть адресован только лицу, фактически нарушившему закон. Воздействие на остальных членов (точнее только на отдельных лиц) общества на его примере носит исключительно психологический и вероятностный характер;

3) уголовный закон должен восприниматься только как одно из возможных средств реагирования на конкретное противоправное деяние.

 

Прежде всего, стоит обратить внимание на то, что способность уголовного закона воздействовать на поведение человека воспринимается через институт уголовной ответственности, как разновидности юридической. В этом смысле речь может идти о воздействии на сознание и поведение только правонарушителей. С.С. Алексеев по этому поводу пишет следующее – «исторически понятие «юридическая ответственность» сложилось в связи с необходимостью отразить применение таких юридических санкций, которые выражают общественное осуждение поведения правонарушителя и преследуют цель глубокого воздействия на него, на его волю и сознание …Наиболее важная отличительная черта юридической ответственности – это претерпевание санкций … В соответствии с этим главной функцией правовой ответственности является штрафная … Применение мер государственно – принудительного воздействия к данному лицу «настраивает» его против новых правонарушений (частная превенция). Возможность применения мер государственно – принудительного воздействия, «пример» этого воздействия способствуют также выработке у лиц с антиобщественной психологией мотивов к соблюдению юридических норм (общая превенция)»¹⁰. Следуя данной логике, Ю. Ляпунов указывает на то, что предметом регулирования уголовного права являются «только реальные противоправные поведенческие акты людей … Правомерные действия законопослушных граждан в самых разнообразных сферах их жизнедеятельности абсолютно индифферентны для уголовного права, далеко лежат за пределами регулятивного воздействия его норм …»¹¹.

Приведенное мнение стоит признать справедливым еще и в том смысле, что уголовное право (уголовный закон) не должно определять, какое поведение является правомерным. Это задача других отраслей права.

 

Тем не менее, уголовное право до сих пор претендует на роль подчинения себе иных отраслей права. Так, традиционно уточняется, что запрещенность общественно опасного деяния уголовным законом делает его уголовно противоправным¹². Однако, при этом следует учитывать, что речь идет только о придании противоправности общественно опасного деяния качества «уголовно наказуемого». Сама же противоправность деяния – это отнюдь не следствие уголовного запрета (оно противоправно еще до признания его преступлением). Данный вывод подтверждается в общей теории права. Так, С.С. Алексеев указывает на то, что преступление наряду с проступками (административными деликтами, дисциплинарными проступками, гражданскими правонарушениями и т.п.) является разновидностью правонарушения. В свою очередь правонарушения наряду с объективно – противоправными деяниями является разновидностью противоправных (неправомерных) деяний. При этом от других правонарушений преступление отличается качеством общественной опасности (абсурдно считать, что другие правонарушения не общественно опасны, т.к. это означало бы, что они безвредны)¹³. Таким образом, преступность деяния – это качественная характеристика противоправности деяния, она не предопределяет последнюю. Например, деяние может не соответствовать требованиям гражданского или банковского законодательства, но не являться при этом уголовно запрещенным. Из этого не следует, что оно правомерно. Оно противоправно, но непреступно. Равно абсурдно считать, что правомерно только то деяние, которое не нарушает уголовный запрет, поскольку в таком случае гражданское или банковское законодательство не должно определять, что правомерно, а что нет (следовательно данные отрасли становятся «мертвыми»).

По всей видимости, именно данные обстоятельства подтолкнули С.С. Алексеева определить противоправное (неправомерное) действие, как волевое действие, которое не соответствует правовым предписаниям, ущемляет субъективные права, не согласуется с возложенными на лиц юридическими обязанностями¹⁴.

В науке уголовного права данной точки зрения придерживается Г.П. Новоселов. Ученый считает утверждение о том, что преступление есть нарушение не правовых требований вообще, а только уголовно-правовых необоснованным, поскольку запрет на совершение общественно опасных деяний возникает еще до момента их криминализации. В частности, он указывает следующее: «исходной в данном случае должна быть мысль о существовании в обществе не только уголовного права, но и иных социальных регуляторов: правовых норм (Конституции, гражданского права, административного права и т.п.) … Несомненно, в отличие от статей Особенной части УК, где речь идет об отклоняющемся поведении, многие социальные нормы чаще всего описывают должный, желаемый, одобряемый вариант поведения людей, некий его стандарт, образец. Выполняя такую функцию, они, однако, так или иначе, прямо или косвенно, очерчивают круг отклоняющегося, неодобряемого, порицаемого поведения. Существенно еще и то, что всякая социальная норма не просто информирует о добре или зле, хорошем или плохом, желаемом или не желаемом, но и содержит определенные предписания: разрешающие или запрещающие, управомочивающие или обязывающие. Можно ли игнорировать это обстоятельство …? Конечно, нет, и не только потому, что уголовный закон не может устанавливать уголовную ответственность за то, что с точки зрения других социальных регуляторов не должно считаться неправильным, запрещенным, но и потому, что возникает вопрос: для чего нужно при установлении уголовной ответственности запрещать деяния, которые уже были …запрещены? По каким соображениям оказывается необходимым или по крайней мере оправданным доказывать наличие уголовного запрета, к примеру, в статье, предусматривающей ответственность за уклонение от уплаты налогов? Существует налоговое законодательство, Конституция РФ, где прямо говорится: «Каждый обязан платить законно установленные налоги и сборы» (ст. 57) и, стало быть, еще до и вне зависимости от принятия данной нормы УК налогоплательщики были обязаны платить установленные налоги и сборы»¹⁵. В свою очередь использование понятий «уголовно-правовой запрет» и «нарушение уголовного закона» нельзя назвать точными, т.к. «применение статьи уголовного закона становится возможным лишь при условии тождества содеянного ее содержанию … деяние должно считаться преступным не тогда, когда оно противоречит содержанию уголовного закона, а, наоборот, если оно находится в точном соответствии с ним»¹⁶.

С этой точки зрения справедливо утверждение Д.Н. Бахраха о том, что «уголовно – правовые нормы …охраняют не сами себя, а социальные ценности, регулируемые другими отраслями права: конституционным, административным, гражданским, трудовым и др. Уголовная ответственность, как правило, наступает не за нарушение норм уголовного права, а за нарушение регулятивных норм, охраняемых нормами УК, если такие нарушения содержат признаки состава преступления. Нормы уголовного права охраняют постоянные … и временные … социальные ценности…»¹⁷.

Таким образом, признак исключительно уголовной противоправности преступления был бы приемлем при условии урегулирования всех отраслей права в одном акте – уголовном законе. Однако, предпосылкой последнего как раз и служит предварительная регламентация и закрепление социальных ценностей в законодательных актах иной отраслевой принадлежности.

При таких обстоятельствах попытка определить преступление только в качестве уголовно – противоправного может повлечь разрыв и несогласованность (противоречие) между отраслями права. Особая опасность такого подхода может быть выражена в следующем:

1) в уголовном законе появляются свои собственные нормы, регулирующие гражданские, банковские и др. отношения не во взаимосвязи с нормами, регламентирующими последние;

2) некоторые особо общественно опасные нарушения Конституции РФ, федерального законодательства могут быть не криминализированы, поскольку указанное определение преступления ставит процесс криминализации данных деяний в зависимость не от правовых оснований, а каких угодно – политических, религиозных, частно – коммерческих и пр.

В таких условиях возможность формирования при помощи уголовного закона положительного ценностного отношения по отношению к государству снижается.

По всей видимости, именно на этих соображениях строится уголовное законодательство ФРГ. А.В. Серебренникова обращает внимание – «по Уголовному кодексу 1871 года противоправность понималась только как уголовная противоправность, т.е. противоречие только уголовному закону. Сейчас же это понятие существенным образом расширилось и в настоящее время по германскому праву противоправность понимается в более широком смысле слова как противоречие деяния правопорядку в целом»¹⁸.

В противоположность данному примеру отечественный законодатель в ч. 1 ст. 14 УК РФ определил преступление как виновно совершенное общественно опасное деяние, запрещенное настоящим кодексом под угрозой наказания, т.е. выделяет только уголовную противоправность деяния.

 

§2. Проблема соотношения уголовной ответственности с иными видами юридической ответственности

 

В завершение данной главы следует проанализировать позицию государства по вопросу о возможности применения, наряду с мерами уголовно – правового воздействия на правонарушителей, иных видов юридической ответственности, поскольку от этого зависит восприятие уголовной политики государства как средства социальной реабилитации правонарушителя.

Конституционный Суд Российской Федерации неоднократно обращал внимание на то, что уголовный закон, будучи в силу своей правовой природы крайним средством, с помощью которого государство осуществляет реагирование на факты правонарушающего поведения, распространяет свое действие лишь на те сферы, регулирование которых с помощью правовых норм иной отраслевой принадлежности, в том числе норм, устанавливающих административную ответственность, оказывается недостаточным¹⁹. Если опираться на данный подход, то необходимо признать, что лицо, совершившее противоправное деяние, может быть привлечено к уголовной ответственности только при условии - если ранее оно было подвергнуто административно – правовому воздействию за совершение аналогичного правонарушения. Только данное обстоятельство может свидетельствовать о недостаточности регулирования правоотношений, возникающих в связи с доказанностью нарушения закона, нормами иной отраслевой принадлежности.

Конечно, в действительности дело обстоит иначе. Обратившись к статистическим данным МВД России несложно заметить отсутствие информации о привлечении лиц, в последующем совершивших преступления, к административной ответственности за аналогичные противоправные деяния. Например, в сведениях о состоянии преступности за январь-сентябрь 2008 года в разделе «Характеристика лиц, совершивших преступления» обращается внимание только на: возраст, пол, отсутствие места работы, наличие судимости, а также опасного или особо опасного рецидива²⁰. Следовательно, эффективность административной ответственности, с точки зрения профилактики последующего (повторного) противоправного поведения в целом (не только преступного), не исследуется. Причина такой ситуации кроется отнюдь не в ошибке аналитиков МВД, а в российском законодательстве.

Совершенно очевидно, что отечественный законодатель при установлении соотношения между мерами административного и уголовного воздействия исходит исключительно из их соответствия противоправному деянию, т.е. прежде всего, стремится установить различия между административным и уголовным правонарушением. Основным критерием для такого разграничения становится общественная опасность деяния. При этом, с одной стороны, утверждается, что ныне действующее законодательство сохраняет признак общественной опасности лишь за преступлением, а все иные виды правонарушений, в том числе и административные проступки, квалифицируются не как общественно опасные, а только как противоправные²¹.

Напротив, с другой стороны, Э.В. Георгиевский справедливо возражает – «если считать, что только преступления обладают свойством быть общественно опасными, а иные виды правонарушений (административные, гражданско-правовые, дисциплинарные и др.) таковым свойством не обладают, то пришлось бы признать что не уголовно-правовые деликты попросту безвредны и никакого ущерба, охраняемым уголовным законом объектам не причиняют. Как полагает А.И. Коробеев: «Грань между преступным и непреступным настолько тонка, что переход от допреступного поведения к уголовно наказуемому может быть правильно объяснен и понят только с позиции рассмотрения общественной опасности как общего свойства всех видов правонарушений»²². Впрочем, из приведенного рассуждения следует еще одно затруднение, связанное с необходимостью разграничения менее тяжких (административных) и более тяжких (уголовных) правонарушений. Критерием такого разделения служит степень общественной опасности. Однако, ответ на вопрос о том каким образом определяется та или иная степень опасности на сегодняшний день отсутствует. Более того, можно с уверенностью утверждать о произвольности ее определения. Например, в ст. 105 УК РФ предусмотрена уголовная ответственность за убийство, т.е. умышленное причинение смерти другому человеку. В то время как ст.116 УК РФ – за нанесение побоев. Характер и размер наказания за данные преступления существенно различается, что говорит о повышенной общественной опасности убийства по отношению к побоям. Почему в таком случае законодатель счел нанесение побоев уголовным правонарушением, а не административным – неясно. Тем более непонятно решение о декриминализации такого деяния, как нарушение правил дорожного движения, повлекшее причинение средней тяжести вреда здоровью и включение его в ч. 2 ст. 12.24 КоАП РФ. Поскольку до момента декриминализации данное уголовное правонарушение, исходя из характера и размера санкций, представляло большую общественную опасность, чем побои.

Другой пример - ознакомление с Главой 22 УК РФ свидетельствует о том, что порядка 20 неквалифицированных (предусмотренных в ч.1 статьи) составов преступлений в сфере экономической деятельности содержат обязательный признак – либо совершение в крупном размере или причинение крупного ущерба. Оба признака раскрываются как превышение определенного размера денежной суммы. Так, в соответствии с ч. 1 ст. 171 УК РФ с учетом примечания к ст. 169 УК РФ лицо подлежит уголовной ответственности за незаконное предпринимательство, если данное деяние причинило ущерб, превышающий 250 тысяч рублей либо сопряжено с извлечением дохода, превышающим такую же сумму. Правомерно выяснить – почему осуществление, к примеру, незаконного предпринимательства с получением дохода в 230 или 240 тысяч рублей менее опасно, чем то же деяние, но с получением дохода в размере 255 или 260 тысяч рублей. К сожалению, ни уголовный закон, ни законодательство, регулирующее предпринимательскую деятельность не дает ответ на этот вопрос. Более того, если при квалификации «отсутствие такого ущерба исключает признак уголовной противоправности … Уголовное дело о таком деянии не возбуждается, а возбужденное прекращается не за малозначительность деяния, а за отсутствием состава преступления - обязательного признака причинения крупного ущерба»²³. Следовательно, «крупный размер» не может служить основанием криминализации, поскольку не обосновывает общественную опасность рассматриваемой группы преступлений, но без его отсутствия иные признаки (отсутствие регистрации, лицензии и пр.) недостаточны для признания деяния преступлением.

Причина обозначенной проблемы видится в игнорировании целей и оснований криминализации. Законодатель упускает то обстоятельство, что правовое регулирование экономических отношений, определение рамок дозволенного в этой области – прерогатива отраслей отличных от уголовного права. Задача же уголовного закона – воздействие на правонарушителя.

Примечательно, что в федеральном законодательстве, регулирующем экономическую деятельность, также отсутствуют указанные выше критерии градации юридической ответственности.

Например, в соответствии со ст. 13 Федерального закона от 7 августа 2001 г. N 115-ФЗ "О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма" - лица, виновные в нарушении настоящего Федерального закона, несут административную, гражданскую и уголовную ответственность в соответствии с законодательством Российской Федерации. Согласно ст. 25 Федерального закона от 8 августа 2001 г. N 129-ФЗ "О государственной регистрации юридических лиц и индивидуальных предпринимателей" - за непредставление или несвоевременное представление необходимых для включения в государственные реестры сведений, а также за представление недостоверных сведений заявители несут ответственность, установленную законодательством Российской Федерации.

Данное обстоятельство еще раз может свидетельствовать о необходимости восприятия уголовного закона именно как крайнего средства воздействия на правонарушителя.

В этой связи первый заместитель председателя Верховного суда в отставке, руководитель центра Института законодательства и сравнительного правоведения при правительстве РФ В. Радченко считает, что «представление о том, что стратегия борьбы с преступностью требует ужесточения законодательства и усиления карательной практики судов, является ошибочным. Более того, становится фактором, ведущим к неблагоприятным изменениям в социальной структуре страны - способствует росту уровня криминальной среды. Общество насыщается людьми, имеющими судимость … Уголовный кодекс РФ, еще более жесткий, чем старый, советский, после многочисленных изменений и дополнений приобрел откровенно репрессивный характер. В результате рост судимости, включая лишение свободы, стал значительно опережать рост преступности. В 1991 году в России было осуждено 593,5 тысячи человек, в том числе к лишению свободы - 207,3 тысячи. Эти показатели постепенно возрастали и достигли в 2001 году 1244 тысячи осужденных, из них 368 тысяч - к лишению свободы. В то же время преступность возросла тогда всего на треть. В 2002 и 2003 годах произошла значительная либерализация законодательства в связи с принятием Государственной Думой 20 декабря 2001 года Кодекса об административных правонарушениях. Новый закон перевел ряд деяний из уголовных преступлений в административно наказуемые проступки. В 2003 году были внесены поправки в Уголовный кодекс. В результате в том же году число судимых сократилось до 774 тысяч, а лишенных свободы - до 252 тысяч. К сожалению, последующее развитие законодательства и новая тенденция на ужесточение его применения опять привели к росту судимости. В 2006 году число осужденных составило уже 910 тысяч, из них 314 тысяч - к лишению свободы … Широкое лишение свободы за преступления, не представляющие особой опасности для общества, дает определенный эффект в виде временной изоляции правонарушителя, но одновременно влечет и негативные последствия. У человека, оказавшегося в изоляции, особенно длительной, происходят изменения в психике, нарушаются прежние социальные связи, а при освобождении возникают проблемы с адаптацией к жизни на свободе, разрешить которые самостоятельно он может далеко не всегда … Нынешний Уголовный кодекс в сравнении с прежним по ряду аспектов отличается чрезмерной жестокостью. К такому же выводу приходишь, если сравнить наше уголовное законодательство с европейскими государствами, например ФРГ, Австрией, Италией. Ряд деяний, которые по степени общественной опасности являются скорее административными проступками - например, использование подложных документов для бесплатного проезда в городском транспорте, лов рыбы в небольшом количестве с применением рыболовных сетей, торговля на рынках без лицензий - трактуются как уголовные преступления. За них ежегодно осуждают десятки тысяч людей. По некоторым преступлениям разумнее было бы ввести административную преюдицию, когда уголовная ответственность наступает, если принятые меры административного воздействия оказались безрезультатны. Скажем, по делам о незаконном предпринимательстве, нарушении антимонопольного законодательства, некоторые экологические преступления»²⁴.

Необходимо учитывать, что уголовно - правовое воздействие при помощи административной преюдиции уже было реализовано в прежнем уголовном законодательстве.

Например, в ст. 162 УК РСФСР²⁵ 1960 года была предусмотрена ответственность за занятие кустарно-ремесленным промыслом или другой индивидуальной трудовой деятельностью, относительно которых имеется специальное запрещение, если оно совершено после наложения административного взыскания за такое же нарушение. Согласно ст. 162.1 УК РСФСР уголовно наказуемым признавалось уклонение от подачи декларации о доходах от занятия кустарно-ремесленным промыслом, другой индивидуальной трудовой деятельностью либо об иных доходах, облагаемых подоходным налогом, и в других случаях, когда подача декларации предусматривалась законодательством, либо несвоевременная подача декларации или включение в нее заведомо искаженных данных, если эти действия были совершены после наложения административного взыскания за такие же нарушения. Наконец, согласно ст. 162.4 УК РСФСР лицо подлежало уголовному преследованию за осуществление предпринимательской деятельности без регистрации либо без специального разрешения (лицензии), если такое разрешение (лицензия) обязательно, а также с нарушением условий лицензирования (незаконное предпринимательство), совершенное в течение года после наложения административного взыскания за такие же нарушения²⁶.

Конечно, у такого подхода к проблеме имеются противники. В частности, А.Н.Тарбагаев указывал на следующее – «можно ли утверждать, что административный проступок, совершенный повторно, после наложения взыскания за такое же нарушение, действительно становится преступлением? На этот вопрос, безусловно, следует ответить отрицательно. Повторное административное правонарушение не может образовывать новое качество, т. е. менять характер и степень общественной опасности. Это прямо следует и из текста закона, где сказано, что повторный проступок должен быть идентичен по своей природе тому, за который ранее применялись меры административного взыскания. Основанием уголовной ответственности может быть только преступление»²⁷. Однако, выше было обращено внимание, что так называемое качество противоправного деяния во многом определяется необходимостью воздействия на правонарушителя мерами уголовного закона, а не степенью и характером общественной опасности, т.к. попытки «повысить», обосновать, общественную опасность во многом зависят от субъективного взгляда законодателя. С этой точки зрения уголовно – правовое воздействие должно рассматриваться в единстве с иными мера правового воздействия на правонарушителя.

В рамках же заявленной темы, обозначенная проблема еще раз свидетельствует, что государство в лице законодательных органов наделено правом произвольного применения уголовной репрессии.

 

ГЛАВА 2. УГОЛОВНАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА СОВЕРШЕНИЕ ПРОТИВОПРАВНЫХ ДЕЯНИЙ В ИНТЕРЕСАХ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ВЛАСТИ

 

§1. Предпосылки уголовной ответственности за совершение противоправных деяний в интересах государственной власти

История убедительно свидетельствует о том, что общественно опасная деятельность в интересах государственной власти требует уголовного порицания. 18 октября 1991 года Президент РСФСР Б.Н. Ельцин подписал Закон «О реабилитации жертв политических репрессий». В преамбуле данного нормативного правового акта сказано: «За годы Советской власти миллионы людей стали жертвами произвола тоталитарного государства, подверглись репрессиям за политические и религиозные убеждения, по социальным, национальным и иным признакам. Осуждая многолетний террор и массовые преследования своего народа как несовместимые с идеей права и справедливости, Федеральное Собрание РФ …заявляет о своем неуклонном стремлении добиваться реальных гарантий обеспечения законности и прав человека…»²⁸. В ст. 1 этого же закона указано, что политическими репрессиями признаютсяразличные меры принуждения,применяемые государством по политическим мотивам, в виде лишения жизни или свободы, помещения на принудительное лечение в психиатрические лечебные учреждения, выдворения из страны и лишения гражданства, выселения групп населения из мест проживания, направления в ссылку, высылку и на спецпоселение, привлечения к принудительному труду в условиях ограничения свободы, а также иное лишение или ограничение прав и свобод лиц, признававшихся социально опасными для государства или политического строя по классовым, социальным, национальным, религиозным или иным признакам, осуществлявшееся по решениям судов и других органов, наделявшихся судебными функциями, либо в административном порядке органами исполнительной власти и должностными лицами и общественными организациями или их органами, наделявшимися административными полномочиями. Таким образом, законодательно были признаны незаконными действия, посягавшие на жизнь, свободу и другие неотъемлемые права личности, совершенные в интересах государственной власти.

Данный пример подтверждает, что в определенные моменты власть «становится силой, отличающейся неодолимыми импульсами к дальнейшему и неограниченному, все более интенсивному росту, к приданию своему императивному статусу свойства исключительности, некой святости, нетленности и неприкосновенности, к своему возвеличиванию и увековечиванию, к отторжению любой иной власти, всего того, что мешает ее функционированию и угрожает положению властвующих лиц. На этой основе обостряются … самые сильные человеческие эмоции: наслаждение властью и, что еще более …значимо, жажда власти, это стремление, не считаясь ни с чем, овладеть властью или любой ценой ее удержать, еще более усилить – одна из самых могущественных земных страстей …»²⁹. Более того, «если мы признали, что власть часто выступает не только как средство, но и как самоцель, что она есть одно из величайших вожделений духа, то станет понятно, что существует процесс самовоспроизводства власти, имеющий свою логику, свои замыслы»³⁰.

Однако, указанные внутренние законы государственной власти не препятствуют в ряде случаев идеализировать ее, в том числе применительно к уголовному праву. Например, А.К. Романов считает, что соотношение частных и публичных интересов в уголовно – правовых отношениях в современной России строятся на принципе формального равенства. По его мнению, «раньше это требование относилось лишь к адресатам государства. Само же государство и его интересы с позиций уголовно – правовой охраны пользовались исключительным приоритетом. Частный интерес и личность, с одной стороны, коллективный интерес и государство - с другой, с позиций советского уголовного права, конечно не были равны. Теперь же законодатель пересмотрел свою позицию кардинально: государство рассматривается им как сторона, участвующая наряду с другими в реальных уголовно – правовых отношениях … государство … становится таким же «пользователем» уголовного права, как и гражданин … уголовное право … перестает быть лишь одним из атрибутов политической власти …не может рассматриваться как исключительная принадлежность государства. Государство, по существу, лишается возможности бесконтрольно и безраздельно, т.е. по своему усмотрению, распоряжаться уголовным правом»³¹.

В таком случае справедливо задать ряд вопросов. Во – первых, адресован ли хоть один уголовный запрет государству? Во – вторых, содержатся ли в УК РФ нормы, позволяющие дать юридическую оценку деятельности государства и действиям лиц, совершенных в его интересах? Представляется, что нет.

По этому поводу очень четко и ясно высказал мнение А.А. Тер – Акопов. Он писал следующее: «что касается действий государства … то они не находятся под уголовно – правовым контролем. Негативные последствия …остаются без уголовно – правового реагирования. Общество в этих случаях лишено возможности сделать что – либо для нейтрализации зла, восстановления позитивной духовности … для государства … уголовные законы не существуют, в том смысле, что они, как юридические лица, субъектами преступлений не являются. Это приводит к тому, что там, где преступную деятельность осуществляет коллектив людей, использующий для этого свои организационные возможности, за содеянное несет ответственность один человек …»³². При этом ученый обращает внимание на опасные последствия подобного положения вещей, выраженные в том, что:

- не вскрывается вся полнота причин наступивших общественно опасных последствий, которые кроются не только в поведении обвиняемого, но в деятельности представляемой им организации в целом;

- общественно опасные последствия остаются без юридической оценки³³.

Например, не получает должной юридической (в первую очередь – уголовно – правовой) оценки смерть людей, не обращающихся за медицинской помощью из – за ее необоснованной дороговизны; смерть человека на хирургическом столе вследствие «веерных» отключений электричества; гибель служащих вследствие катастрофы на АПЛ «Курск» и т.д. Как считает А.А. Тер – Акопов «за всеми названными и подобными исключительно опасными ситуациями стоят государство, его органы власти и управления, не заботящиеся не только об установлении и осуществлении необходимого контроля за подчиненными подразделениями, но не решающих задачи правового регулирования в своей системе отношений …»³⁴.

В подтверждение актуальности рассматриваемой проблемы уместно рассмотреть определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ от 14 июня 2007 года №58-ДП07-9. В соответствии с фабулой дела – 22 марта 2006 года М. обратилась в прокуратуру Нанайского района Хабаровского края с заявлением, в котором содержалась просьба возбудить уголовное дело по ст. 286 УК РФ по факту нарушения Законодательной Думой Хабаровского края ст. 55 Конституции РФ, поскольку данным органом власти были отменены ранее предоставленные права на пособие по нуждаемости, что нарушает ее права, предусмотренные законами Хабаровского края. Судебная коллегия Верховного Суда, в части вопроса о возможности привлечения к уголовной ответственности законодательного органа субъекта РФ, указала следующее. Согласно ст. 19 УК РФ российское уголовное законодательство признает в качестве субъекта преступления и субъекта уголовной ответственности вменяемое физическое лицо, достигшее возраста, установленного УК РФ. В соответствии со ст. 48 ГК РФ законодательный орган власти является юридическим лицом, которое от своего имени может быть истцом и ответчиком в суде. Поэтому по уголовному законодательству России к уголовной ответственности привлекается только физическое лицо, в том числе и в случаях, когда оно действует (бездействует) в интересах юридического лица, выполняя решения органов управления данной организации. В этом проявляется принцип личной и виновной ответственности³⁵.

Впрочем, даже при таком подходе законодателя к определению субъекта уголовной ответственности нельзя согласиться с отказом от юридической оценки того факта, что преступление может быть совершено в интересах государственной власти, государственной службы и службы в органах местного самоуправления.

В ч. 1 ст. 1 Конституции РФ закреплено – Российская Федерация – Россия есть демократическое, федеративное правовое государство с республиканской формой правления. Следует признать, что данная норма – это отнюдь не констатация состоявшегося факта, а скорее требование, предъявляемое к государственной власти и цель, поставленная перед должностными лицами. Подтверждением того, что Конституция РФ не идеализирует государство, власть, служат ст. 52 и ст. 53, в которых к сожалению констатируется существование таких явлений, как злоупотребление властью, незаконные действия должностных лиц, причиняющих вред. Несомненно, что данное обстоятельство должно получить дальнейшее развитие. Иначе, как справедливо заметил Ю.Е. Пермяков, юриспруденция способна превратиться в жестко структурированную идеологическую систему, не способную замечать собственное несоответствие объективным данным. Так, «в учебниках и научных публикациях всеобщей закономерностью цивилизации выступают разделение властей, демократия, движение к правам человека и гласность. Вопрос же о том, каким образом это утверждение соотносится с исторической реальностью, в которой мы найдем вековое отсутствие вышеназванных институтов … остается без ответа»³⁶.

Анализ текста УК РФ позволяет говорить о том, что законодатель идеализирует представление о государственной власти, государственных интересах. В Особенной части уголовного закона отсутствуют нормы, которые бы предусматривали ответственность за преступления, совершенные в интересах государственной власти и службы. Например, законодатель исходит из того, что лицо, получившее взятку, злоупотребляющее должностными полномочиями, превышающее должностные полномочия, действует исключительно в личных интересах и поэтому противопоставляет себя государству (глава 30 УК РФ). Кроме того, в законе не предусмотрена ответственность за преступления против личности, совершенные в интересах государственной власти и т.д.

Цель настоящей работы – обратить внимание на тот факт, что уголовное законодательство не уделяет должного внимания системным проблемам российского государства, представляющих опасность для общества. Конечно, прежде всего, речь идет о так называемых должностных преступлениях. Предварительное ознакомление с нормами Главы 30 УК РФ заставляет обратить внимание на весьма «заниженную» оценку законодателем причин такого негативного явления как должностное преступление. Данные нормы не позволяют дать надлежащую юридическую оценку должностным преступлениям, как системному явлению, а не прихоти одного человека, облеченного властью. Только в двух статьях – 285 и 292 – указан мотив совершения преступления – корыстная или иная личная заинтересованность. В остальных положениях Главы 30 юридическая характеристика указанного элемента субъективной стороны отсутствует. В то же время даже такую формулировку мотива следует признать недостаточной. В п. 12 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 10 февраля 2000 года №6 «О судебной практике по делам о взяточничестве и коммерческом подкупе» указано – должностное лицо либо лицо, выполняющее управленческие функции в коммерческой или иной организации, предложившее подчиненному ему по службе работнику для достижения желаемого действия (бездействия) в интересах своей организации дать взятку должностному лицу, несет ответственность по соответствующей части статьи 291 УК РФ как исполнитель преступления, а работник, выполнивший его поручение, - как соучастник дачи взятки. Однако в цитируемом постановлении не дается аналогичное разъяснение в отношении действий взяткополучателей, т.е. игнорируется то обстоятельство, что взятка может быть получена не только в личных целях, но и в целях финансирования деятельности государственной власти в целом, которая взамен осуществляет покровительство взяткодателей и попустительствует их незаконным действиям. Данный механизм очень точно описан Е.Л. Логиновым – «анализ показывает, что доступ к распределению и перераспределению средств государственного бюджета обеспечивает значительно большие экономические выгоды субъектам хозяйствования, чем любая хозяйственная деятельность в современной России. В результате участники экономической деятельности начинают все больше средств и усилий направлять на то, чтобы влиять на распределительные процессы, «вкладывать» средства в установление особых отношений с теми государственными чиновниками, в чьей компетенции находится принятие судьбоносных для бизнеса решений, прежде всего связанных с распределением средств государственного бюджета, предоставлением налоговых и прочих льгот, обеспечением условий хозяйствования, гарантирующих получение коммерческими структурами сверхприбылей … эта борьба за законные и незаконные перераспределительные привилегии/полномочия и лежит в основе процессов борьбы за власть, передела собственности, общих направлений развития финансовой и производственной сферы»³⁷.

На необходимость уголовно-правового воздействия на такого рода взаимодействие в начале 90-х годов прошлого века обращал внимание В.А. Шабалкин. При этом он акцентировал внимание на проблеме криминализации девиантного политического поведения, выражающегося в нелегитимном использовании господствующей политической элитой государственных ресурсов в целях укрепления своей власти и обогащения. Прежде всего, ученый констатирует, что возможны две формы борьбы с так называемой «политической коррупцией». В первом случае к уголовной ответственности привлекаются только отдельные члены политической элиты, что в принципе не способно изменить структуру и принципы деятельности государственной власти. Во втором – требуется реформирование механизма власти³⁸.

Представляется, что наиболее важной задачей в достижении этой цели является соответствующая уголовно – правовая характеристика общественно опасных действий, совершаемых в интересах государственной власти.

Следует обратить внимание на то, что в зарубежных странах законодатель весьма принципиально подходит к решению обозначенной проблемы.

В Декларации независимости, принятой единогласно тринадцатью Соединенными Штатами Америки 4 июля 1776 года было провозглашено, что «все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью. Для обеспечения этих прав людьми учреждаются правительства, черпающие свои законные полномочия из согласия управляемых. В случае, если какая-либо форма правительства становится губительной для самих этих целей, народ имеет право изменить или упразднить ее и учредить новое правительство, основанное на таких принципах и формах организации власти, которые, как ему представляется, наилучшим образом обеспечат людям безопасность и счастье. Разумеется, благоразумие требует, чтобы правительства, установленные с давних пор, не менялись бы под влиянием несущественных и быстротечных обстоятельств … Но когда длинный ряд злоупотреблений и насилий, неизменно подчиненных одной и той же цели, свидетельствует о коварном замысле вынудить народ смириться с неограниченным деспотизмом, свержение такого правительства и создание новых гарантий безопасности на будущее становится правом и обязанностью народа»³⁹. В соответствии со ст. 2.07 Примерного уголовного кодекса США 1962 года к уголовной ответственности наряду с корпорациями к уголовной ответственности могут привлекаться неинкорпорированные объединения, т.е. учреждения, организованные в качестве правительственного органа или правительственным органом для выполнения правительственной программы⁴⁰.

6 апреля 2008 года в Соединенном королевстве Великобритании вступил в силу Акт «О корпоративном убийстве и непредумышленном причинении смерти» (The Corporate Manslaughter and Corporate Homicide Act 2007)⁴¹. Уникальность данного документа заключается в принципиально новом подходе к институту уголовной ответственности корпораций и неинкорпорированных объединений. Английские законодатели устранили недостатки применения принципа «отождествления» (установления круга руководящих лиц, агентов, служащих, чьи действия в интересах организации приравниваются к решениям и действиям самой организации). Например, А.С. Никифоров обращал внимание на преступления, которые являются результатом бездействия. В таких ситуациях, - указывает ученый, - «трудно установить личность конкретного служащего, ответственного за нарушение закона» (продажа фальсифицированных пищевых продуктов, когда вред от такого бездействия мог быть предотвращен на любом из этапов производства и распределения)⁴². Особенностью же The Corporate Manslaughter and Corporate Homicide Act 2007 является то, что в нем осуждается не столько единичное действие или бездействие, повлекшее опасные последствия, а сами принципы и методы управления и организации деятельности корпорации или неинкорпорированного объединения, которые приводят к подобным последствиям. Так, в разделе 1 рассматриваемого закона закреплено – организация признается виновной в совершении преступления, если способ организации ее деятельности или методы управления ею являются грубым нарушением возложенных на нее обязанностей, что повлекло за собой причинение смерти. Именно предпринятая английским законодателем попытка уголовно – правовой характеристики системных проблем в деятельности любой организации позволила в п. 2 раздела 1 The Corporate Manslaughter and Corporate Homicide Act 2007 включить в перечень организаций, подлежащих ответственности – государственные министерства и ведомства (перечень приводится в приложении к закону). Данный пример отнюдь не является предложением ввести в российское уголовное законодательство институт ответственности юридических лиц. Скорее речь идет о необходимости обсуждения и разработки оснований и принципов осуждения общественно опасных действий, совершенных в интересах государственной власти, что, несомненно, должно содействовать совершенствованию системы государственной власти.

 

§2. Последствия отсутствия уголовно – правовой оценки

противоправных деяний, совершенных в интересах государственной

власти

 

Отсутствие уголовно – правовой оценки противоправных деяний, совершаемых в интересах государственной власти, есть отсутствие правового механизма воздействия на неэффективные институты государственной власти. Как следствие – решение социально – экономических проблем общества не правовыми, в том числе преступными, способами. С этой точки зрения опасность кроется не в том, что преступность вносит определенный элемент дезорганизации, а в том, что преступное поведение становится альтернативой по отношению к правомерному.

В 1968 году в свет вышла работа профессора Чикагского университета Гэри Стенли Беккера «Преступление и наказание: экономический подход», в которой доказывалось, что преступники “рационально максимизируют удовлетворение собственного интереса (полезности), подверженного тем ограничениям (ценами, доходами), которые они встречают на рынке или где-либо еще. Таким образом, решение стать преступником в принципе не отличается от решения стать каменщиком, или плотником, или экономистом. Индивид рассматривает чистые затраты и выгоды каждой альтернативы и принимает на этой основе свое решение”⁴³. Беккер показал, что уровень преступности отрицательно коррелирует с альтернативными издержками, с вероятностью и строгостью наказания, но положительно - с выгодами от преступного поведения. Так, существенными издержками преступления будут время для занятий законной деятельностью, альтернативная стоимость, наказание (вероятность быть привлеченным к уголовной ответственности). Выгода же от преступного деяния (например, при преступлениях против собственности) может выражаться в величине украденного или степени неравенства доходов.

Позднее американский криминолог Сэмуэль Камерон предложил объяснение, почему и наказание не может сдерживать преступность. Представляют интерес следующие наблюдения ученого:

1) усиление сдерживающих мер может привести к перемещению криминальной деятельности в другие временные периоды или в другие районы;

2) эффективное сдерживание сокращает средний ожидаемый доход от преступления, так что для получения целевого дохода необходимо больше преступлений;

3) сдерживание может привести к образованию или усилению организованных преступных групп⁴⁴.

Впрочем ситуация осложняется тем, что организованная преступность – это не просто альтернатива правопорядку. В рамках рассматриваемой темы - это альтернатива всему государственному устройству.

Ошибочно воспринимать организованную преступность как проявление социальной дезорганизации и хаоса. Напротив, она является одним из способов преодоления последних. Известный итальянский государственный деятель, посвятивший себя борьбе с сицилийской мафией в 80 – 90 годах 20 века – Джованни Фальконе – в одном из интервью особо подчеркнул: «столкнувшись с «государством Мафия», я отдал себе отчет в том, насколько оно более функционально и эффективно, чем наше собственное государство … я верю в государство и полагаю, что именно отсутствие государственного чувства, восприятия государства как интериоризованной ценности с неизбежностью порождает нынешние искажения в сицилийской душе: дуализм общества и государства; уход в семью, группу, клан; поиск оправдания, позволяющего каждому жить и работать в полной аномии, нисколько не сообразуясь с правилами коллективной жизни. Что, как не смесь аномии и примитивного насилия, является источником мафии? Той мафии, которая … есть не что иное, как выражение потребности в порядке и, следовательно, в государстве»⁴⁵. С. Пепеляев во вступительной статье к русскому изданию книги Фальконе «Cose di Cosa Nostra» также обратил внимание на то, что «в людях живет потребность в справедливом порядке. Этот порядок выражается в праве. Государство, принимая и исполняя законы, должно воплощать право в общественную жизнь. Когда этого не происходит, люди начинают искать другой способ, помимо государства, реализовать свое стремление к справедливости и порядку. И тогда появляется мафия, которая становится государством там, где государство … отсутствует … Исследование феномена мафии …позволяет обнаружить, в чем состоят те недостатки государственного устройства и управления, которые оцениваются людьми как «отсутствие порядка», в поисках которого эти люди идут в мафию, способную такой порядок обеспечить…»⁴⁶.

В современных исследованиях организованной преступности все чаще с тревогой отмечается, что последняя может рассматриваться в качестве девиантного замещающего института по отношению к государству⁴⁷. При этом указывается, что феномен организованной преступности, прежде всего, проявляется в ее сходстве с государством. Например, К.Б. Калиновский считает, что для организованной преступности характерны следующие признаки:

- процесс организованности в криминальном мире связан с появлением особого слоя управленцев – профессионалов, не занимающихся совершением преступлений, стоящих над рядовыми исполнителями, обеспечивающих функционирование сообщества в целом;

- криминальная публичная власть осуществляется по территориальному и (или) предметному признаку;

- криминальная публичная власть существует на отчисления – поборы, взыскиваемые принудительно с обслуживаемых лиц в установленных размерах и в определенные сроки⁴⁸.

Одним из примеров подмены функций государства деятельностью организованных преступных групп являются повстанческие группы Колумбии. Так, колумбийский политолог Альфредо Рэнгель Суарес, характеризуя экономику колумбийских «наркопартизан», указывает – «главная слабость колумбийского государства – это слабость его влияния в отдаленных провинциях. Этим успешно пользуются повстанцы, заменяя своей властью власть государственной администрации. Тем самым экономика государства и экономика повстанцев, как бы сливаются в едином симбиозе. Теневая экономика становится неотъемлемой частью региональной … В таких регионах повстанцы выполняют почти все функции государства… Основной род занятий в этих регионах – это выращивание коки и мака. Благодаря низкой плотности населения на этих территориях государственный контроль практически невозможен. Отсюда и процветание наркобизнеса под покровительством повстанческих отрядов»⁴⁹.

В середине 90х годов прошлого века похожие опасения высказывались в адрес России. Так американский криминолог Ф. Вильямс пришел к выводу – «российский криминальный мир стал единственной силой, которая может дать стабильность, обеспечить выплату долгов, возврат банковских кредитов. Спорные вопросы владения собственностью решаются им эффективно и справедливо. Он взял на себя государственные функции законодательной и судебной власти»⁵⁰.

Таким образом, в юридической литературе обозначена проблема – в условиях неэффективности государственных институтов и отсутствия правовых средств воздействия на государственную власть организованная преступность рассматривается членами общества в качестве девиантного замещающего института по отношению к государству.

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

В качестве общего вывода, следующего из всего выше изложенного, необходимо отметить, что ценностное отношение к государству несомненно формируется через восприятие уголовного законодательства, содержание которого всегда несет определенное послание о намерениях государства и его политике. В то же время, возможности использования ресурса уголовного права в целях формирования положительного ценностного отношения к институтам государства следует признать весьма ограниченными.

 

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ:

 

Судебная практика

1. Определение Конституционного Суда РФ от 10 июля 2003 года №270-О «Об отказе в принятии к рассмотрению запроса Курганского городского суда Курганской области о проверке конституционности части первой статьи 3, статьи 10 Уголовного кодекса Российской Федерации и пункта 13 статьи 397 Уголовно – процессуального кодекса Российской Федерации»; Постановление Конституционного Суда РФ от 27 мая 2008 года № 8-П «По делу о проверке конституционности положения части первой статьи 188 Уголовного кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданки М.А. Асламазян»;

2. Бюллетень Верховного Суда РФ. 2008.№ 10.

 

Книги и монографии

1. Тер – Акопов А.И. Преступление и проблемы нефизической причинности в уголовном праве. М., 2003;

2. Радбрух Густав. Философия права. М., 2004;

3. Клепицкий И.А. Система хозяйственных преступлений. М., 2005

4. Алексеев С.С. Общая теория права. М., 2008.

5. Уголовное право. Общая часть/Под ред. И.Я.Козаченко и З.А.Незнамова. М.,2000.

6. Бахрах Д.Н. Очерки теории российского права. М., 2008.

7. Уголовное право зарубежных государств. Общая часть/Под ред. И.Д.Козочкина. М., 2003.

8. Манохин В.М., Адушкин Ю.С., Багишаев З.А. Российское административное право. М., 1996.

9. Курс уголовного права. Том 1. Общая часть. Учение о преступлении /Под ред. Н.Ф.Кузнецовой и И.М.Тяжковой. М., 2002

10. Алексеев С.С. Философия права. М.: Изд. – во «Норма», 1998.

11. Панарин А.С. Политология. М.: Проспект, 1999.

12. Пермяков Ю.Е. Философские основания юриспруденции: монография. Самара: Самар. гуманит. акад., 2006.

13. Логинов Е.Л. Криминальные операции в российских и зарубежных корпорациях. М., 2005

14. Соединенные Штаты Америки: Конституция и законодательство/Под ред. О.А.Жидкова. М.: Прогресс, Универс, 1993

15. Примерный уголовный кодекс (США). М., 1969; Никифоров А.С. Юридическое лицо как субъект преступления и уголовной ответственности. М.: АО «Центр ЮрИнфор». 2002.

16. Фальконе Дж. Дела «Нашего дела». М., 2006.

17. Бурлаков В.Н., Волков Ю.Н., Сальников В.П. Политический режим и преступность. СПб., 2001.

 

Статьи

1. Жалинский А.Э. Уголовное право между символическим и рациональным//Государство и право.2004. №3;

2. Жалинский А.Э. Уголовное право как ресурс: проблемы модернизации/http://www.hse.ru/ic5/52.pdf;

2. Пудовочкин Ю. Легитимация уголовного права//уголовное право. 2007.№6;

3. Ляпунов Ю. Уголовное право: предмет и метод регулирования и охраны//Уголовное право. 2005. №1;

4. Георгиевский Э.В. К вопросу о генезисе и развитии общего понятия преступления и его признаков в уголовном праве России//Сибирский юридический вестник. 2000. №4;

5. Георгиевский Э.В. К вопросу о генезисе и развитии общего понятия и его признаков в уголовном праве России//Сибирский юридический вестник. 2000. №4;

6. Радченко В. Хорошо сидим//Российская газета. 2008. №4741;

7. Тарбагаев, А. Н. Административная ответственность в уголовном праве //Правоведение. 1992. № 2;

8. Шабалкин В.А. Политика и преступность//государство и право. 1994. №4;

9. Калиновский К.Б. Организованная преступная деятельность и государство//Криминология вчера, сегодня, завтра. Труды Санкт – Петербургского криминологического клуба. 2002. №2;

10. Суарес А.Р. Паразиты и хищники: повстанцы и оппозиционная экономика в Колумбии//Экономическая теория преступлений и наказаний. 2002. №5-2.

 

Литература на иностранных языках

 

1. Becker G.S. Crime and Punishment: An Economic Approach//Journal of Political Economy. 1968. Vol. 76.P.

2. Cameron S. The Economics of Crime Deterrence: A Survey of Theory and Evidence//KYKLOS. 1988. Vol. 41. Fasc. 2.

 

Диссертации

1. Квон Д.А. Политическая преступность: проблема концептуализации и актуальные практики. Автореф. дисс…кандидата полит. наук. М., 2008.

 

Электронные издания

1. Интернет – ресурс -http://www.kremlin.ru/text/appears/2008/11/208749.shtml

2. Романов А.К. Современное уголовное право: доктрина и кризис/http://www.ecsocman.edu.ru/images/pubs/2007/03/02/0000304001/032Romanov.pdf.

3. Официальный сайт МВД России

4. http://www.cps.gov.uk/legal/section5/chapter_b.html.

5. Романов А.К. Становление новой российской государственности: уголовно – правовая доктрина и разделение властей//http://www.ecsocman.edu.ru/images/pubs/2006/05/13/0000277123/022Romanov.pdf.