Проблема разрыва связи между сознанием и правом. С уверенностью можно судить только о том, что право является удобным средством, готовым ответом или подсказкой о должном поведении и о его последствиях. По крайней мере, оно освобождает человека от ежедневных рассуждений о нравственности его поступков, их смысле и целях, от необходимости соотносить их с действиями других членов общества. Право предстает в качестве «готового рецепта», требующего всего лишь механического применения, столь необходимого, с одной стороны, в многочисленных повседневных делах. Даже преступление, являясь совокупностью закрепленных в законе признаков – такая же модель поведения, как и правомерное деяние. Простая формула «преступление - > наказание» избавляет человека от необходимости задуматься о нравственности как поступка, так и его последствия. Значение имеет только соотношение признаков фактически совершенного с признаками преступления, закрепленных в законе (квалификация преступления) и строгостью наказания. Нравственность, цивилизация, человечность, прогресс и пр. просто подразумеваются, выступают в качестве презумпции. Но, как и любая относительная презумпция - только до тех пор пока не будет доказано обратное.
Именно поэтому, с другой стороны, по мнению А.Ф. Кони, недостойно даже судьи находить бездушное успокоение в словах dura lex, sed lex
i. Напротив, право будет лишь в том случае представлять ценность, если человек, следует его предписаниям и осознает, что его деяние не только правомерно, но и «согласуется с разумом, духовными ценностями и … с активностью всех других людей, всего человеческого сообщества»ii. Другими словами, не только закон, но и сознание может поставить под сомнение правомерность поступка.
Впрочем, как заметил Далай – Лама 14 – «наука достигла больших успехов в изучении материи, но остановилась, когда речь зашла о сознании»iii. В юридических науках сознанию отводится роль некой случайности, непредсказуемой свободы воли, а идея неукоснительного следования норме закона вообще стремиться вычеркнуть его, поскольку сталкивается с непреодолимыми трудностями. Например, если наука существует только там, где есть закономерности, которые можно изучить и предсказатьiv, то роль теории уголовного права должна также заключаться в установлении сущностных зависимостей между исследуемыми явлениями. В то же время, допуская сознательную деятельность человека, А.И. Косарев обращает внимание на то, что наличие закономерностей в правовых науках становится небесспорным фактом. И.Кант, В.Виндельбанд, Г.Риккерт утверждали, что никаких объективных законов в обществе нет, поскольку все явления здесь носят индивидуальный характер. С.Л. Франк считал, что «в общественной жизни то, что есть, есть результат свободного стремления человека к тому, что должно быть, - воплощению некоторых идеалов, верований, стремлений. Здесь нет места закономерности, ибо закономерность есть лишь в необходимом, общество же опирается на свободную и непреодолимую волю людей»v.
Наряду с этим в настоящее время предполагается, что закон все - таки должен выполнять определенную детерминирующую роль.
Профессор А.И. Тер – Акопов считает, что «будучи установленной, уголовная ответственность влияет на поведение человека, способствуя обеспечению надлежащих отношений его с социальной средой … Посредством установления уголовной ответственности государство, общество … направляют поведение человека в определенное русло, влияют на формирование его правосознания, определяют пределы дозволенного поведения …»vi.
С другой стороны, в качестве основания ответственности лица в уголовном праве обычно указывают на способность сознания индивида проявлять некоторую самостоятельность - свободу воли или свободу выбора. Другими словами – когда человек одновременно осознает преступный и правомерный вариант своего поведения и выбирает первый. В таком случае можно предположить, что уголовный закон либо вообще не должен оказывать воздействие на членов общества, либо просто не способен этого делать. В противном случае возникнет ситуация, по поводу которой немецкий философ Артур Шопенгауэр в свое время указал на то, что «это явное противоречие называть волю свободной и, тем не менее, предписывать ей законы, по которым она должна желать»vii.
В настоящее время Ю. Пудовочкин практический смысл этой дилеммы видит в следующем – «если признать, что преступное поведение человека является результатом непреодолимого, жесткого детерминирующего воздействия со стороны внешних обстоятельств, то уголовная ответственность и наказание за такое поведение лишается своего философского основания, равно как отпадает необходимость и целесообразность уголовно – правовых средств воздействия на преступника. Если же допустить, что преступление – продукт ничем не обусловленной свободной воли человека, то это приводит к игнорированию внешних условий и целей при реализации уголовной ответственности, ориентирует уголовное право исключительно на личность виновного и возвращает его к средневековым теориям возмездия и кары, рассматриваемых в качестве самоцели. Надо признать, что отечественная философская и уголовно – правовая наука никогда не придерживалась крайних форм какой – либо концепции детерминизма и ответственности. Практически однозначна и позиция современной философии: свобода воли существует как более или менее ограниченная обстоятельствами возможность выбора человеком того или иного варианта поведения»viii. Однако столь неопределенный вывод и, как следствие, еще большая неопределенность искомых закономерностей в уголовном праве подталкивает к мысли об отсутствии вообще какой бы то ни было необходимости вести речь о детерминизме или свободе воли в данной области. А если быть более точным – вернуться к мысли, сформулированной в начале статьи - право является удобным средством, готовым ответом или подсказкой о должном поведении и о его последствиях. Оно освобождает человека от ежедневных рассуждений о нравственности его поступков, их смысле и целях, от необходимости соотносить их с действиями других членов общества. Право предстает в качестве «готового рецепта», требующего всего лишь механического применения, столь необходимого в многочисленных повседневных делах. Таким образом, наука снова останавливается, когда речь заходит о сознании. Правомерное поведение зависит только от соблюдения закона. Необходимость самостоятельного осознания ценности и обоснованности его предписаний в ходе правоприменения игнорируется. Всё, что не находит отражения в нормах права – несущественно и не заслуживает внимания.
Путь к сознанию в объяснении законов природы (общества). Французский математик Пьер Лаплас полагал, что «зная все действующие причины и изучив отдельное событие или вещь, можно описать всё, что произошло и что произойдет»ix. В настоящее время английский физик Стивен Хокинг уточняет, что «Лаплас полагал, что должен существовать набор научных законов, которые позволяли бы предсказать всё, что может произойти во Вселенной, если только известно полное описание ее состояние в какой – то момент времени …, но Лаплас пошел дальше, утверждая, что существуют аналогичные законы для всего, в том числе и для поведения человека»x.
До определенного момента ньютоновская механика, а затем и теория относительности Эйнштейна укрепляли веру в существование идеальной формы причинной связи и возможность детерминистского описания изучаемых явлений, где нет места случайности. Но с развитием квантовой механики «стало ясно, что свойственное классическим физическим теориям наглядное картинное описание представляет идеализацию, применимую только к явлениям, которые удовлетворяют условию, что все величины размерности действия, встречающиеся в их анализе, настолько велики, что по сравнению с ними квантом действия можно пренебречь. В явлениях обычного масштаба это условие выполняется с избытком; напротив, в опытных данных, относящихся к атомным частицам, мы наталкиваемся на закономерности нового типа, не поддающиеся детерминистскому анализу»xi.
В 1926 году применительно к квантовой механике Вернер Гейзенберг сформулировал принцип неопределенности, согласно которому – чем точнее исследователь пытается измерить положение частицы, тем менее точными будут измерения ее скорости и наоборот»xii. Обнаружившаяся при этом невозможность фиксирования величин с точностью, необходимой для детерминистического описания, и как следствие формулирование результатов исследований в форме статистических (вероятностных) законов, повлияли на научные представления о закономерностях, которые можно было бы описать и предсказать.
Приведенные размышления требуют ответа еще на один вопрос – отражает ли обозначенная неопределенность саму реальность или только способность познать ее. На сегодняшний день наука предлагает идею единства реальности и процесса ее познания. Копенгагенская интерпретация квантовой физики Нильса Бора и Вернера Гейзенберга содержит утверждение, что свойства материи зависят от самого акта наблюдения. Лорен Грэхэм поясняет данную мысль следующим образом – «бессмысленно говорить о характеристиках материи в любой особый момент, не обладая эмпирическими данными, относящимися к этому моменту. Бессмысленно говорить о положении частицы … без измерения положения; также необоснованно было бы говорить об импульсе … без его измерения»xiii. В.А. Фок по этому поводу писал: «в квантовой механике понятие о состоянии сливается с понятием «сведения о состоянии, полученные в результате определенного максимально точного опыта». В ней волновая функция описывает не состояние в обыкновенном смысле, а, скорее, эти «сведения о состоянии»xiv. Данные выводы не могли не отразиться на представлениях о причинности в философии и общественных науках. Прежде всего, появилось основание критически отнестись к заявлению о том, что диалектический материализм признает существование материи отдельно и независимо от сознания, а также обратиться к идее русского философа Н.О.Лосского о том, что «правильное … понятие причинности ведет к признанию свободы воли»xv. При этом сказанное не означает, что сознание может оказывать воздействие на физическую реальность или, что решения и действия человека обусловлены не материальным миром, а представлениями человека о нем. Напротив, речь идет о необоснованности разделения мира на физический и нефизический, равно как о необоснованности разграничения законов общества от законов природы и наоборот. Данную точку зрения развивает доктор философских наук Карен Свасьян, утверждая:
- философия есть мир, ставший сознанием; мир, развивший себя до сознания, мир уже не только как процесс, эволюция в традиционном понимании, но и понимание себя в качестве процесса эволюции;
- вещь и мысль о вещи – обе находятся в мире и суть мир;
- эволюция в человеке продолжается не биологически, а пневматологически, т.е. путь ведет не от человека к биологически более высокому типу, а от минерального, растительного и животного в человеке к способности мыслитьxvi. На основании сказанного К. Свасьян делает вывод – «то, что мы называем внутренним миром, субъективностью, есть не противоположность мира, а сам мир в дальнейшей своей эволюции. Внутренний мир человека, его мысли, чувства, ощущения свершаются во Вселенной и принадлежат Вселенной ничуть не в меньшей степени, чем внешний мир»xvii.
До этого аналогичные мысли были сформулированы в учении о ноосфере. С.Г. Семенова, анализируя научное наследие В.И.Вернадского во взаимосвязи с идеями Джеймса Дана, Анри Бергсона и Эдуарда Леруа, резюмирует их научные поиски следующим образом – «в неуклонно пробивающемся усилии породить разум можно усмотреть как бы некое стремление самой эволюции прийти к самосознанию»xviii.
Всё выше изложенное заставляет иначе взглянуть на причины, которые должны подталкивать человека к правомерному поведению.
Новый взгляд на роль сознания в юриспруденции. А. А. Тер – Акопов, ссылаясь на достижения теоретической физики и анализируя причинные связи в уголовном праве, обращает внимание на то, что «понимание сознания как некоторой производной от материи категории, лишенной активности, а значит и причинных свойств, отходит в прошлое. Меняется мировоззренческое отношение к сознанию. Бывшее представление о сознании как подчиненной материи субстанции уступает место утверждению партнерства в том смысле, что и материя и сознание обладают активным началом в своих специфических сферах»xix. Это выражается в том, что деяние есть результат причинных процессов, протекающих в сознании человека. При этом, правомерность или противоправность выступают как последствия, оценка уже совершенного. Предшествовать же совершению деяния должно понимание человеком себя в качестве процесса эволюции и осознание, что его поступок «согласуется с разумом, духовными ценностями и … с активностью всех других людей, всего человеческого сообщества»xx и мира в целом.
i Кони А.Ф. Избранные труды и речи. Тула, 2000. С. 87.
xiv Фок В.А. Можно ли считать, что квантово – механическое описание физической реальности является полным?// Успехи физических наук. 1936. Т.16. №4.С. 437.
xv Интернет – ресурс: http://excition.narod.ru/losskii.htm
xvi Медовников Д., Механик А. Прививка от невегласия// Эксперт. 2007. №14. С. 128-133.
