ЛУЧШАЯ СТАТЬЯ О ПРАВАХ ЛИЗИНГОПОЛУЧАТЕЛЯ, ОСЛОЖНЕННЫХ БАНКРОТСТВОМ ЛИЗИНГОДАТЕЛЯ
Александр СТУДЕНЦОВ
юрист, Минск
avtoritar@tut.by
Экономическое развитие любой страны зависит, прежде всего, от среды обитания участников рынка (законодательство, налоги, кредитно-финансовая политика, правосудие, запасы полезных ископаемых и т.д.). Не все одинаково хорошо приспосабливаются к окружающей обстановке. Чтобы отчасти уравнять шансы на выживание, используются различного рода регуляторы и ухищрения (антимонопольные расследования, государственные преференции, демпинг и т.д.).
Но универсальным фактором эволюции служит, как ни странно, естественный ход событий. Одной из ее органичных составляющих является отсев субъектов гражданского оборота, проявивших собственную коммерческую слабость. Вместе с тем процессы отбора в социуме, в отличие от биоценоза (дикой природы), не должны быть подчинены произволу силы. Иначе разрастающиеся очаги напряженности могут вызвать системный кризис.
Практически решать эти задачи призван институт банкротства (экономической несостоятельности) вообще и антикризисных (внешних) управляющих, в частности. Блокировка или грубая настройка этого конкурентного механизма нарушает «природное» равновесие. К сожалению, у «антикризисного правления» имеется и темная сторона – вольное или невольное покушение на доведение до экономической несостоятельности благополучного субъекта хозяйствования, законные интересы которого брошены на алтарь погашения долгов ликвидируемого банкрота.
Пролог
Собственник приобрел недвижимость не для «собственного потребления», но по предварительному заказу другого лица. Причем последующее отчуждение происходит не единовременно, а пролонгированно на условиях финансовой аренды. Вторая сделка сравнима с покупкой товара в рассрочку (коммерческий заем). Принципиальная разница между ними состоит в строго целевом назначении предмета торга, порядке его бухгалтерского учета и тому подобных деталях.
Такова в общих чертах схема лизинга, которая графически выглядит следующим образом: Продавец лизингодатель покупатель. Сразу оговоримся, что эта линейность наглядно отражает не столько субъектный состав лизинговой операции, сколько уникальное сочетание взаимных прав и встречных обязанностей ее участников. Увы, не всегда события развиваются столь незамысловато.
После заключения обоих договоров, опосредующих товарно-денежные обязательства (купля-продажа и лизинг), лизингодатель обратился в банк за кредитом на оплату упомянутого имущества, которое и заложил в обеспечение погашения кредита. То есть в указанной выше последовательной цепи отчуждений перед последним соединительным контактом появилось параллельное ответвление. Как позже выяснилось, устройство такой полулегальной врезки выполнено без учета прав оконечного потребителя, сполна рассчитавшегося за переданную ему недвижимость. Оттого в длящейся реализации имущества критически повысилось сопротивление, спровоцировавшее ухудшение проводимости операции в целом.
Несмотря на получение всей суммы лизинговых выплат, достаточной для исполнения кредитного обязательства, заемщик (лизингодатель) с этой задачей не справился в силу неустановленных причин. Его неплатежеспособность стала перманентно-бесповоротной (устойчивой). После перехода конкурсного производства в стадию ликвидации банкрота предприняты усилия по включению заветной недвижимости в состав предлагаемой вниманию кредиторов товарной массы.
В таком дискриминационном положении оказалось УП «ЛП» (лизингополучатель или покупатель). Оно фактически сберегло от разбазаривания единственно ликвидный актив, когда-то принадлежавший ООО «ЛД» (оно же лизингодатель, кредитополучатель и залогодатель, а также банкрот). И теперь предпринимаются попытки обратить взыскание по долгам последнего на выкупленный объект лизинга. Концептуально получается, будто здание передавалось на ответственное хранение УП «ЛП», оплатившему его полностью и понесшему затраты по его содержанию всего лишь за оказанную честь выступать своеобразным депозитарием, что явно ниже статуса покупателя.
Эта история изобилует странностями ненормативного толкования законодательства в процессе его применения (или игнорирования). Поэтому вкратце пройдемся по всем как позитивным, так и негативным правоприменительным моментам, учитывая отношения заинтересованных лиц в динамике (взаимное соприкосновение) и статике (индивидуальное состояние покоя).
Залоговая ловушка
Поскольку кредит предоставлялся на оплату капитального строения, еще не считавшегося созданным в соответствии с законодательством (незавершенное строительство), первоначально предметом залога стали права ООО «ЛД» как приобретателя этого имущества. Однако неделей ранее оно заключило лизинговый договор. УП «ЛП» сразу же стало правообладателем (в части де-юре возможных тогда имущественных прав). Причем в прямом значении этого слова (то есть с учетом существа отношений, но не предстоящей государственной регистрации прав, в контексте которой требуется использовать словосочетание «кандидат в правообладатели»).
Поэтому отраженное в договоре залога целевое назначение кредита («для приобретения здания с целью дальнейшей передачи его в финансовую аренду (лизинг) УП «ЛП») внушает опасения по поводу ответственности, которая может постигнуть должностных лиц в рамках рассмотрения компетентными органами практики кредитования с использованием недостоверных сведений. О том же вопиет контрактная оговорка с гарантиями Залогодателя, что закладываемое имущество «не обременено требованиями других кредиторов, не заложено, не передано третьим лицам».
Если к получению кредита заемщик предоставил полный пакет документов, банк должен быть осведомлен о предрешенности без его участия правовой судьбы предмета залога, находящегося в активной фазе выкупа. Ведь, согласно Закону Республики Беларусь «О бухгалтерском учете и отчетности», хозяйственные операции документируются немедленно. Вряд ли настолько упорной была амнезия, постигшая Кредитополучателя при заключении договора залога, чтобы отразиться и на достоверности его бухучета. Значит, для банка было очевидным: УП «ЛП» – не гипотетический, но реальный претендент на объект лизинга с абсолютными правами требования.
Правда, допущенная при кредитовании некорректность в определении статуса УП «ЛП» устранена в дальнейшем, когда ООО «ЛД» получило титул (свидетельство) собственности в связи с государственной регистрацией создания этого объекта. При переоформлении залога на собственно здание в новом договоре методом исключения обозначено, что предмет залога «не свободен от любых прав и притязаний» со стороны Покупателя в рамках лизинга.
Юридическую суть этого факта проиллюстрируем с помощью нормативного акта, заимствованного из системы права, с которой белорусская система наиболее гармонизирована. Федеральный Закон России «О финансовой аренде (лизинге)» прямо предусматривает, что владение и пользование в полном объеме переходят лизингополучателю с одновременным ограничением лизингодателя в распоряжении предметом лизинга.
Закрепить это понимание поможет дефиниция «гражданско-правовое обязательство» (пункт 1 ст. 288 Гражданского кодекса Республики Беларусь), в силу которой должник обязан совершить в пользу кредитора определенное действие либо воздержаться от определенного действия (тоже в его пользу). Лизинг как двусторонняя сделка (договор) предполагает, что каждый контрагент в одном лице является должником и кредитором по встречным обязательствам. Поэтому ООО «ЛД» должно было как-то перебороть искушение усугубить положение Лизингополучателя через ухудшение переданных ему имущественных прав. Эта епитимья воздержания продиктована тем, что Лизингодатель обязан перед своим кредитором (материально), но не была соблюдена.
Более того, участники двусторонних залоговых отношений продолжали заблуждаться в том, что заложенное здание «остается в пользовании Залогодателя». На самом деле оно пребывает во владении и пользовании УП «ЛП», что подтверждается подписанными приемо-передаточными документами и, вообще-то, является объективной реальностью.
Делегированные Покупателю правомочия и возложенные на него обязанности в совокупности равноценны тому, что он обладает вещным правом – правом хозяйственного ведения в отношении объекта лизинга. Отсутствие прямых указаний на это в законодательстве – проблема самого законодательства в части его соответствия современным вызовам. Но этому есть опосредованное подтверждение.
УП «ЛП» является балансодержателем объекта лизинга как основного средства и уплачивает налог на недвижимость. На правах эксплуатирующей организации заключило договоры на обеспечение здания коммунальными услугами и ресурсами. Выполняет его текущий ремонт и несет риск его случайной гибели (повреждения), а также причинения вреда третьим лицам. В конечном итоге, на него переоформляется землепользование и возложена уплата земельного налога. А главное – он полон оправданных ожиданий перевода на себя титула владения.
Знаменательно также, что одновременно с модификацией договора залога стоимость здания уменьшена по соглашению сторон на 1/3 в сравнении с прежней оценкой заложенных прав. Настоящее вполне корреспондируется с тем, что к этому моменту были проведены две трети платежей по договору лизинга. И банк не мог не считаться с «конкурирующей фирмой», в том числе вопреки законодательно закрепленным стандартам бухгалтерского учета.
Как известно, в учете используется метод двойной записи. Поэтому ООО «ЛД» должно было, по мере погашения отраженной у него в активе баланса дебиторской задолженности Покупателя, отразить в пассиве «отгрузку товара» (реальное исполнение своего обязательства о передаче товарно-материальной ценности плательщику). Тем самым Лизингодателю досталась «стоимостная матрица» здания, которое и не числилось у него на балансе, а само оно окончательно закрепилось за Лизингополучателем. Итак, обмен состоялся, товарно-денежные отношения исчерпаны, прекращены исполнением.
Если бы речь шла не о неделимом имуществе (дробление которого без изменения его назначения невозможно), оно оплаченными партиями переходило бы к новому собственнику безвозвратно. Оприходывалось бы у приобретателя с одновременным списанием в эквивалентной сумме у отчуждателя.
В случае со зданием ситуация несколько иная (растянутая во времени). Но все равно на оплаченную идеальную долю единого объекта «повышается концентрация» имущественных правомочий УП «ЛП». (Не будем здесь развивать тему соотношения идеальной и реальной долей.) Это приводит к тому, что выкупаемое имущество постепенно обременяется вместо права требования правом хозяйственного ведения унитарного предприятия (наряду с правом собственности его учредителя). Дело остается «за малым»: получить со стороны государства признание и защиту этого права посредством государственной регистрации.
Тем не менее договор залога стал препятствием для реализации Лизингополучателем своих правомочий (в регистрации ему было отказано), что дополнительно указывает на порок залоговых отношений.
Ты виноват уж тем…
Исходя из вышесказанного, залоговое обременение охватывает не только объект лизинга как таковой. Оно стесняет конструктивное ведение и перспективы бизнеса УП «ЛП» на базе арендованных, а затем приобретенных основных средств. И действительно, кассационная коллегия Высшего хозяйственного суда Республики Беларусь при рассмотрении жалобы отразила в своем постановлении, что в результате залога имело место ущемление интересов Лизингополучателя. Но обусловлено оно якобы «предпринимательским риском при заключении договора финансовой аренды на указанных в нем условиях». Напомним, заключенного ранее договора залога! Притом, что этому риску (не идентифицированному хозяйственным судом) недобросовестно способствовали другие лица.
Согласно ст. 636 Гражданского кодекса Республики Беларусь и подпункту 1.1 Положения о лизинге на территории Республики Беларусь, утвержденного постановлением Совета Министров Беларуси от 31.12.1997 № 1769, имущество по договору финансовой аренды (лизинга) предоставляется непременно для предпринимательской деятельности. Поэтому стоимость здания через начисляемый амортизационный износ соответственно перенесена на произведенный Лизингополучателем продукт. А из вырученных средств осуществлены лизинговые платежи, помимо прочего, с отнесением их на себестоимость работ (услуг), вследствие чего льготируется налог на прибыль.
Так обеспечивается кругооборот денежных средств, которые на законных основаниях Покупатель изымает из государственного бюджета и у третьих лиц в быстром темпе, благодаря ускоренной амортизации здания, и большей частью перечисляет Лизингодателю.
А выгодоприобретатель, не сумевший обеспечить их сохранность, опровергает презумпцию своей разумности и, строго говоря, дискредитирует саму идею лизинга. Его не контролировал даже банк, видимо, должный быть заинтересованным в минимизации риска невозврата кредита. Неужели он теряет право требования к Кредитополучателю, поскольку не предотвратил утрату средств либо потворствовал нерациональному управлению ими? Дело-то не в форс-мажорных обстоятельствах, являющихся по своему характеру непредвиденными (как пишут в договорах, «наводнения, землетрясения, цунами, пожары…). Из-за них страдает тот, кто страдает, и никто не отвечает.
Но чтобы перекладывать на другое лицо издержки текущей деятельности ООО «ЛД», а равно предпринимательский риск банка, следовало найти недостатки исполнения договора лизинга этим лицом, находящиеся в причинно-следственной связи с теми издержками. Тщетными были бы также поиски вины Лизингополучателя, исправно несущего основную нагрузку в механизме финансовой аренды.
Так либо иначе, УП «ЛП» должно было иметь возможность превентивно бороться с опасными тенденциями. Однако, имея в виду появление без его ведома договора залога и отсутствие допуска к информации о расходовании перечисленных ООО «ЛД» средств, ему оставалось лишь пассивно уповать на добросовестность и разумность Лизингодателя. Затем постфактум его извещают: «Предпринимательский риск, видите ли». Спрашивается: «Почему избирательно Покупателю вменяется отнюдь не относящийся к сфере его влияния материализовавшийся риск?»
Впрочем, теоретически договор залога не является для УП «ЛП» фактором риска. Чтобы рассуждать о приоритетах залогодержателя (банка), нужно было комплексно соблюсти порядок возникновения залоговых обязательств (выявить и юридически закрепить волеизъявление Покупателя), исходя из специального законодательства и правовых норм общего действия. Этого не было сделано.
Надо отметить, истины ради, что банк не нарушил писаные правила принятием в залог обремененного имущества. Он мог исходить из вероятности того, например, что Лизингополучатель не справится со своими финансовыми обязательствами и вынужден будет возвратить имущество Лизингодателю с расторжением договора. И тогда следующим в очереди претендентом на него станет банк. Но эти не оправдавшиеся надежды изначально покоились на венчурном (избыточном) банковском риске. Поскольку УП «ЛП» надлежаще и в полном объеме погасило все денежные обязательства, налицо примат его имущественного права. Предполагать иное равносильно оправданию несостоятельности банковских учреждений касательно управления рисками в ущерб другим хозяйствующим субъектам.
Словом, успешные не отвечают за неуспешных. В частности осуществление гражданских прав (включая совершение залоговых сделок) не должно ущемлять права и защищаемые законом интересы других лиц. Нарушение этого одного из основных начал гражданского законодательства в рассматриваемом случае карикатурно повторяет сценарий печально знаменитых залоговых аукционов в России, результатом которых стало кабальное перераспределение являвшихся национальным достоянием месторождений полезных ископаемых.
Не суверенный залогодатель
Как справедливо отмечено в постановлении хозяйственного суда, «запрета на передачу собственником в залог переданного им в аренду имущества законодательством не установлено». Разумеется, ООО «ЛД» после заключения договора лизинга отчасти сохранило правомочие распоряжения имуществом. Но это не означает, что залогодатель вправе действовать автономно.
Существуют прикладные нормы «юридического этикета», устанавливающие баланс интересов конкурирующих между собой лиц. И несть числа примерам уважительного отношения законодателя к держателям материальных требований, под юрисдикцией которых имущество (имущественные права) находится в экономическом обороте.
Согласно пункту 1 ст. 334 Гражданского кодекса Республики Беларусь, право залога сохраняет силу при переходе права собственности, а правопреемник залогодателя исполняет его обязанности. Такой поворот явно небезразличен собственнику, заступающему на место первоначального залогодателя. Отсюда следует, что воля потенциального преемника должна учитываться при залоге имущества. Если оно с опережением отдано в наем будущему обладателю титульного вещного права, его мнением надлежит поинтересоваться заранее.
В этом смысле трудно переоценить понимание юридических аспектов единства и борьбы экономических противоположностей другой коллегией Высшего хозяйственного суда Беларуси, отметившей актуальность ст. 286 Гражданского кодекса Республики Беларусь. В ней провозглашено право лица, которое правомерно владеет имуществом, на защиту против собственника. Точнее сказать, на защиту владения против произвола собственника.
В пользу Лизингополучателя обязательство возникло раньше, чем залог, и оно исполнено в натуре: ему передана индивидуально-определенная вещь, каковой является объект лизинга, вместе с принадлежностями (документацией). Банкрот ничем не обязан перед УП «ЛП», которое находится над кредиторами как правообладатель, добросовестный приобретатель и законный владелец. Ему не нужно даже требовать отобрания этой вещи, согласно части 1 ст. 369 Гражданского кодекса Республики Беларусь. А за чинимые препятствия в реализации права хозяйственного ведения, хотя они не соединены с лишением его владения зданием, ответственны третьи лица вне ликвидационного производства. Понятно, заодно с ними антикризисный управляющий, мотивированный получением вознаграждения за свои услуги. Оно тем меньше окажется, чем больше кредиторов останутся неудовлетворенными. Однако это не повод, чтобы ответственность по обязательствам ООО «ЛД» субсидиарно (дополнительно) возлагать на УП «ЛП», будто оно поручилось за должника.
Руководствуясь аналогией права, относительно нашего случая можно привести пункт 3 ст. 260 Гражданского кодекса Республики Беларусь. Так, запрещено обращение взыскания по обязательствам одного из супругов на выделенное в хозяйственное ведение унитарного предприятия имущество, принадлежащее супругам на праве совместной собственности. Все же общественные (корпоративные) интересы предпринимательства и экономики в целом превыше соображений обеспечения удовлетворения претензий по частным делам нерадивого должника.
Разве в этой системе предпочтений держатель прав лизинга (УП «ЛП») дискриминирован перед следующим за ним номинальным держателем прав залога? Таким противопоставлением не умаляется значение банков для народного хозяйства. Но нельзя сбрасывать со счетов хронологию возникновения правоотношений и эффект «шагреневой кожи» при совершении хозяйственных операций.
Прежде всего, любым актом распоряжения своим имуществом собственник ограничивает себя в совершении иных распорядительных манипуляций с тем же объектом гражданских прав в ущерб первоочередным юридически значимым ожиданиям заинтересованного лица. В том числе было бы опрометчивым полагать, что правомочия собственника никакими узами не отягощаются после передачи в наем недвижимости на условиях лизинга.
Неспроста появившийся недавно Закон Республики Беларусь «Об ипотеке» императивно определяет преимущество требований залогодержателя по предшествующей ипотеке перед следующей ипотекой. Это перекликается с нормами закона «О залоге» (при перезалоге требования последующего залогодержателя удовлетворяются после удовлетворения требований предыдущего). А одно из ключевых правил гражданского законодательства (позволение залогодержателю доминировать перед иными кредиторами той же очередности) ни в коей мере не разрешает бесцеремонно вторгаться в ранее сложившиеся вещные правоотношения других субъектов, вытекающие из обязательственных отношений.
Попросту говоря, если на какое-то блюдо воспретендовал залогодержатель, ему возбраняется становиться впереди тех, кто к проведенному в очереди времени присовокупил его (блюда) предоплату. Не нужно думать, будто имеет значение, что подаваться оно будет за другим столом.
Если этот юридический аспект материального правоотношения конвертировать в общечеловеческие ценности, получится моральный экстракт, приготовляемый в былые времена по рецепту «Связан словом чести». В противном случае нужно признать законной порочную практику двойных/тройных и более продаж объекта долевого строительства (к примеру), справедливо получившую несколько лет назад нелицеприятную уголовную оценку.
Более того, залогодержатель не обретает господства над заложенным имуществом, как правило, и может рассчитывать лишь на одно его свойство – стоимость. Или кто-то конкретный имеет виды непосредственно на чужое здание, чтобы развеять сомнения в проникновении на нашу территорию технологий рейдерства?
Таким образом, ООО «ЛД» не обладало исключительными правами в отношении имущества настолько, чтобы единолично от своего имени обещать его банку (предоставлять ему возможность удовлетворить себя за счет стоимости предмета залога). Однако оно сохраняло за собой право вернуть объект лизинга до той поры, пока Лизингополучатель не уплатил контрактную стоимость. Да и то при существенном нарушении им платежной дисциплины, как предусмотрено лизинговым договором. И закладывать тогда надо было такое же мнимое право, условно говоря, – фикцию, если не оправдаются простодушные ожидания виндикации (истребования из чужого незаконного владения). Что и случилось, собственно говоря, поскольку УП «ЛП» – законный владелец.
За ООО «ЛД» право собственности остается лишь в усеченном виде, обусловленном необходимостью оформления перехода права. Если опровергать этот тезис, придется признать сохранение за собственником статус-кво (как прежде) относительно свободного распоряжения данным имуществом до прекращения его прав (государственной регистрации), включая правомерность отчуждения бесконечное количество раз. Это станет откровенным проявлением правового нигилизма, если не сказать – безграмотности, а поощрение таких спекуляций, хотя бы доктринально – верх юридического цинизма.
В свою очередь, если правообладатель добровольно не дает согласие на залог правомерно вовлеченного им в производственную деятельность имущества, собственник может в судебном порядке понудить его к этому. Но только в части неоплаченной выкупной стоимости объекта (если бы этот факт имел место). А в части оплаченной стоимости он должен распоряжаться законно приобретенными правами своей волей в своих интересах. То есть даже судебные органы не вправе обязать его подвергнуть свое финансово-экономическое состояние риску несения ответственности своим имуществом (вспомним записи бухгалтерского учета и прочее) на правах третьего лица по обязательствам должника. Что уж говорить про УП «ЛП», оплатившего 100 процентов объекта лизинга!
Пролог 2
Отказ по причине наличия договора залога в государственной регистрации вещного права УП «ЛП» необоснован и незаконен.
Как сказано выше, при переходе права собственности на заложенное имущество право залога сохраняет силу. А залогодателем может быть либо должник, либо третье лицо. В том числе при смене собственника в порядке частного или универсального правопреемства в период действия залогового обязательства, обеспечивающего основное обязательство, оставшегося за «старым» должником. Если бы регистратор рассмотрел эти правовые нормы в развернутом виде, он задался бы вопросом: когда допускается отчуждение заложенного имущества, почему нельзя зарегистрировать переход права? Ведь госрегистрация не является самостоятельным основанием оборота имущества.
Многие не осознают до сих пор, что гражданский оборот тождественен товарно-денежным отношениям (не касаемся наследования, конфискаций и проч.). Если правильно расставить акценты, станет видно, что отчуждение недвижимого имущества выражается не в государственной регистрации перехода права собственности (прекращения у прежнего собственника и возникновения у нового), а в заключении и исполнении договора по его реализации (включая финансовый лизинг).
Кто-то хочет сказать, что на заключение лизингового договора надо было заручиться согласием банка, который не был еще ни залогодержателем, ни кредитодателем? Это смелое утверждение подчеркнет, что на сторону Залогодателя надо было привлекать УП «ЛП» как заинтересованное в исходе дела лицо. И тогда залог был бы легитимирован в части признания Лизингополучателем необходимости испрашивать разрешение банка на переход права собственности. То есть он согласился бы с ухудшением своего имущественного права. Но этого не произошло.
Со своей стороны банк признал лизинг, пусть и с опозданием, поскольку подписался под этим при переоформлении залога прав на залог предмета. Одобрил отчуждение де-факто (на иное не было ни у него полномочий, ни у Лизингополучателя необходимости).
И все же ныне даже некоторые практикующие юристы по своему менталитету близки регистраторам. Они в девяностые прошлого века требовали, чтобы по завершении (исполнении) договоров долевого строительства жилья их участники заключали еще и договоры купли-продажи. Иными словами, смешивали воедино первичный и производный способы возникновения права собственности.
С тех пор прогресс очевиден, но не завершится до констатации того, что госрегистрация сама по себе не создает собственность ни идеально, ни материально. Она сопутствует уже случившимся юридическим фактам (основаниям прав и обязанностей), является их следствием. Разумеется, адекватное правовое документирование этих операций важно. Но нельзя по формальному признаку перечеркивать правомерные по существу вещные правоотношения, препятствовать им.
В конце концов, лизинг стимулирует развитие форм вложения инвестиций в средства производства. Приравнивание этого одного из немногих фундаментальных способов организации и ведения бизнеса к оперативно-текущим сделкам в порядке сужения экономических прав лизингополучателя способно дестабилизировать предпринимательскую среду, разрушить устойчивость хозяйственных связей, в том числе отвадить от Беларуси значительную часть иностранных инвесторов. Кому нужна такая, мягко говоря, непредсказуемость. Тем более идущая вразрез с Конвенцией о межгосударственном лизинге, ратифицированной Беларусью законом от 9.11.1999 № 309-З. В ней установлен режим объекта лизинга лучший, чем предусмотрено национальным законодательством, даже применительно к таким социально привлекательным основаниям прекращения имущественных прав, как национализация и реквизиция.
