В продолжение дискуссии о единстве судебной практики и правовой определенности
Султанов Айдар Рустэмович,
SultanovAR@nknh.ru
судья Третейского энергетического суда, член Ассоциации по улучшению жизни и образования
В статье Председателя Верховного Суда Республики Хакасия Потапенко С.В. «Судебное нормотворчество и единство судебной практики» ("ЭЖ-ЮРИСТ" N 50, 2005) поднята актуальная тема - о выполнении судебной системой стабилизирующей функции, создающей уверенность в справедливости и надежности законов, объективности и предсказуемости правосудия. В продолжение поднятой темы была опубликована статья «Правовая определенность и судебное нормотворчество» в ЭЖ-Юрист №3 2006 в которой в частности была затронута возможность применения статьи 389 ГПК РФ в целях обеспечения единства судебной практики, а также были приведены аргументы о том, что применение ст.389 ГПК РФ может создать нарушение принципа правовой определенности. Недавно на сайте Верховного Суда Республики Хакасия был опубликован ответ
[1] на статью «Правовая определенность и судебное нормотворчество». Ответ был назван Председателем Верховного Суда Республики Хакасия доктором юридических наук, профессором ХГУ Потапенко С.В. «Заметки по поводу несостоявшейся дискуссии о единстве судебной практики и правовой определенности».
В данных заметках уважаемый представитель судебной власти прежде всего попытался обесценить опубликованную статью «Правовая определенность и судебное нормотворчество», указав что он не знает автора статьи, кроме как в качестве лица, отстаивающего свободу совести в Европейском Суде по правам человека
[2]. И мой оппонент предположил, что возможно именно это явилось основанием применения двойных стандартов, а именно в признании прецедентного характера постановлений Европейского Суда по правам человека, даже в том случае, когда они вынесены не в отношении России и не признании в качестве прецедентных источников права постановлений Президиума Верховного Суда РФ.
Однако, на наш взгляд, здесь нет никаких противоречий. Более того, именно такой подход в полной мере соответствует общеобязательным правовым позициям Конституционного Суда РФ, который применяет толкования, содержащиеся в постановлениях и решениях Европейского Суда по правам человека в своих постановлениях и актах независимо от того, в отношении какой страны-участницы Конвенции вынесен судебный акт Европейским Судом по правам человека.
Сам Европейский Суд по правам человека в своих постановлениях руководствуется своей прецедентной практикой, причем суд не связан при применении прецедента субъектным составом прецедента. И при изложении постановлений и решений по жалобам против Российской Федерации Европейский Суд по правам человека ссылается на свою прецедентную практику по делам против других государств. И это соответствует принципу правовой определенности. Поскольку такой подход соответствует ожиданиям того, что толкование норм Конвенции не будет находиться в зависимости от субъектного состава дела рассматриваемого Европейским Судом по правам человека и делает прогнозируемым решение суда.
Следовательно, при применении норм Конвенции Российская Федерация должна принимать во внимание всю практику Европейского Суда по правам человека, как и в отношении России, так и практику, сформированную в ходе рассмотрения жалоб поданных против других государств. Причем и ту практику, которая была сформирована по делам, рассмотренным и до присоединения России к Конвенции.
Только такой подход поможет избежать России признания новых нарушений Конвенции. Хотя надо признать, что реализация такого подхода порождает ряд проблем и прежде всего с тем, что как пишет
начальник Правового управления Аппарата Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации Г.П. Ивлиев в статье «Оценка законопроектов с учетом решений Совета Европы и Европейского Суда по правам человека»[3]: «в нашей стране сколько-нибудь полной информацией о решениях Совета Европы и Европейского Суда не обладает ни один государственный орган».
Что же касается обязательности правовых позиций Президиума Верховного Суда РФ, то данный вопрос не единожды был предметом рассмотрения в Конституционном Суде РФ. В частности в Постановлении Конституционного Суда РФ от 16 июня 1998 г. N 19-П "По делу о толковании отдельных положений статей 125, 126 и 127 Конституции Российской Федерации» было указано:
«Решения судов общей юрисдикции и арбитражных судов не обладают такой юридической силой. Они не обязательны для других судов по другим делам, так как суды самостоятельно толкуют подлежащие применению нормативные предписания, следуя при этом Конституции Российской Федерации и федеральному закону (статья 120, часть 1, Конституции Российской Федерации). Решения судов общей юрисдикции и арбитражных судов могут быть оспорены в установленных федеральным законом процессуальных формах. Кроме того, не предусмотрена обязательность официального опубликования этих решений, что в силу статьи 15 (часть 3) Конституции Российской Федерации, согласно которой применению подлежат только официально опубликованные акты, также исключает для других правоприменителей и обязательность следования им при разрешении других дел. Возможность опубликования отдельных судебных решений или извлечений из них не является достаточной гарантией для реализации указанной конституционной нормы».
А правовая позиция Конституционного Суда РФ, изложенная в Определении от 19 февраля 2004 г. N 103-О о полномочиях Президиума Верховного Суда РФ, процитированная мной в статье, к сожалению, была полностью проигнорирована оппонентом. Возможно, это было вызвано позицией Председателя Верховного Суда Республики Хакасия об отсутствии общеобязательности правовых позиций изложенных в Определениях Конституционного Суда РФ.
Мой оппонент и автор заметок, цитируя мою статью, комментирует ее следующим образом:
Так, он пишет: "Г-н Потапенко в своей статье также делает весьма неожиданный вывод: "... определения Конституционного Суда РФ - это не решения суда по существу спора, поэтому высказанные в них правовые позиции не могут рассматриваться в качестве источников права и не носят обязательный характер для судов, разрешающих конкретные споры" (С. 39). На самом деле, такой вывод может быть неожиданным только для юриста, который, как говорится, "не в теме".
Действительно этот вывод меня удивил, но данное удивление было вызвано тем, что уважаемый автор ранее ссылался в качестве источника права на Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 23.03.2005 №25-ПВ04. Которым в частности, уважаемый автор обосновывает признание судебного нормотворчества Верховного Суда РФ
[4], так вот это постановление также не является решением по существу спора. В нем так же, как и определениях Конституционного Суда РФ решался вопрос о приемлемости дела для рассмотрения. Соответственно для меня было удивительным, что человек признающий в качестве источника права Постановление Президиума Верховного Суда РФ, вынесенное не по существу спора, отказывает в обязательности определений Конституционного Суда РФ по мотиву вынесения не по существу спора.
По всей видимости, уважаемый оппонент, не увидел своего различного подхода к Постановлениям Президиума Верховного Суда РФ и Определениям Конституционного Суда РФ. Но речь шла именно об этом. И оценка этого подхода как неубедительного
[5], на наш взгляд, не является не подходящей к описанной ситуации. Ведь действительно, в случае непризнания одного судебного акта в качестве общеобязательного, поскольку он явился не результатом рассмотрения по существу спора, вполне ожидаемо, что и другой судебный акт будет признаваться не имеющим общеобязательной силы.
Так что удивление было вызвано совсем не тем, что многие правоприменители – судьи судов общей юрисдикции и арбитражных судов при применении Определений Конституционного Суда РФ проявляют удивительную избирательность от полного игнорирования до выборочного применения.
Такая порочная практика действительно вызывает обоснованные претензии практиков к правоприменителям. И бывает трудно понять, почему в одном случае правовые позиции, изложенные в определении Конституционного Суда РФ, игнорируются, а в другом применяются, несмотря на то, что определение и не опубликовано
[6], да и вынесено после вынесения судебного акта.
Это действительно создает большие проблемы. Конституционный Суд РФ полагает, что его Определения в силу ст.79 Федерального Конституционного закона «О Конституционном Суде РФ», обладающие общеобязательным характером, устраняют неконституционное толкование норм права. Правоприменители других ветвей судебной власти на ссылки представителей лиц, участвующих в деле, предлагают представить Постановление Конституционного Суда РФ, а не ссылаться на Определение, или просят представить судебный акт Конституционного Суда РФ с правовой позицией, изложенной в резолютивной части, а не мотивировочной. Нередко можно услышать: «данное Определение вынесено не по вашему обращению». Практики могут легко продолжить список оправданий судов для игнорирования Определений Конституционного Суда РФ и далее.
Насколько такая практика вносит определенность в правоотношения?
К сожалению, и Пленум Верховного Суда РФ, рекомендуя в своем постановлении учитывать при вынесении решений постановления Конституционного Суда РФ, не дал однозначного разъяснения. Что позволило моему оппоненту написать:
«Очевидно, далеко не случайно Пленум Верховного Суда РФ в постановлении от 19 декабря 2003 г. N 23 "О судебном решении" рекомендует судам при вынесении решения учитывать постановления Конституционного Суда РФ, но не дает таких же рекомендаций в отношении правовой позиции, высказанной в определениях Конституционного Суда».
Конечно же, на это утверждение можно также возразить, тем, что возможно Пленум Верховного Суда РФ, вынося вышеуказанное постановление, использовал терминологию, использованную законодателем в ГПК РФ. А именно в ч.3 ст.1 ГПК РФ термин судебное постановление использовано, как обобщающий термин для всех судебных актов. И вполне возможно, что Пленум использовал термин «постановление», как обобщающий термин для всех актов Конституционного Суда РФ. Как впрочем, и актов Европейского Суда по правам человека, которые также выносятся не только в виде постановлений, но и в виде решений. Которые нельзя игнорировать, поскольку зачастую Европейский Суд по правам человека в своих постановлениях ссылается на ранее данные толкования порядка применения Европейской Конвенции «О защите прав человека и основных свобод» в своих решениях. Но, конечно же, из самого текста постановления Пленума Верховного Суда РФ вышеуказанный вывод имеет силу лишь, как вероятностный. Текст Постановления Пленума допускает различное толкование, в том числе, и то которое приводит мой оппонент. И эта неопределенность конечно требует устранения, поскольку эта неопределенность порождена Пленумом Верховного Суда РФ, то разумно было бы предположить, что он ее и устранит, если конечно раньше не выскажется Конституционный Суд РФ
[7]. Вполне возможно, что для разрешения этой неопределенности может понадобиться внесение изменений в ФКЗ «О Конституционном Суде РФ» В любом случае, эта неопределенность должна быть преодолена в кратчайшее время. Отправление правосудия должно быть прогнозируемым, а не похожим на игру в кости – воспримут твою правовую позицию, основанную на правовой позиции Конституционного Суда РФ
[8] при вынесении решения или нет. Хотя, данная неопределенность, на взгляд судей Конституционного Суда РФ, является мнимой
[9]. В частности, в своем интервью Председатель Конституционного Суда РФ говорит:
«Нельзя утверждать, что в «определении с позитивным содержанием» отсутствует ответ на вопрос, соответствует ли закон Конституции. Ответ на него дан путем распространения позиции уже по ранее состоявшемуся решению Конституционного суда по другому делу. И в том, уже рассмотренном деле был дан ответ на вопрос, конституционен ли закон. И обязанность каждого, в том числе и законодателя, исполнять это решение суда. Фактически позитивное определение напоминает о прежнем подходе суда к подобной проблеме».
[10]
Кстати, в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ 19 декабря 2003 г. N 23 "О судебном решении" не указано, что при вынесении решений судам следует учитывать Постановления Президиума Верховного Суда РФ. Возможно это та самая ситуация, когда Пленум Верховного Суда РФ предвосхитил правовую позицию Конституционного суда РФ, изложенную в Определении от 19 февраля 2004 г. N 103-О, в котором было указано:
«… постановление Президиума Верховного Суда Российской Федерации не является по своему назначению и содержанию разъяснением и не подпадает под признак "официального и иного толкования", которое в соответствии с частью второй статьи 74 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации" оценивается наряду с буквальным смыслом рассматриваемого акта Конституционным Судом Российской Федерации при принятии решения по делу. Правом давать разъяснения по вопросам судебной практики Президиум Верховного Суда Российской Федерации не наделен законом…»
Далее мой оппонент пишет, что якобы я в своей статье ссылаюсь на письмо Секретариата Конституционного Суда РФ, как на источник права (хотя в моей статье такого не было написано) и далее пишет, что «при всем уважении к Секретариату Конституционного Суда РФ вряд ли его письмо можно считать источником права в виде правовой позиции Конституционного Суда РФ». Возможно, данный пассаж был сделан лишь для того, чтобы уклониться от обсуждения правовой позиции Конституционного Суда РФ, не выгодной оппоненту, ведь в письме Секретариата Конституционного Суда РФ лишь говорится о необходимости применять правовую позицию Конституционного Суда РФ, изложенную в Определении №166-О от 13.06.2002.
А сама правовая позиция, изложенная в данном Определении, делает несостоятельным не только довод оппонента о возможности возбуждения надзорного производства без волеизъявления заинтересованных лиц, но и его ссылку на Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 15 сентября 2004 г. по делу N 85пв03. Поскольку данное Постановление Президиума Верховного Суда РФ находится в явном противоречии с правовой позицией Конституционного Суда РФ, изложенной в Определении №166-О от 13.06.2002.
Во избежание возражения, что данная правовая позиция не является общеобязательной
[11], рассмотрим данную правовую позицию более подробно:
«2. Природой гарантированных Конституцией Российской Федерации гражданских прав, материальных по своей сути, обусловлено диспозитивное начало гражданского судопроизводства, что находит выражение в гражданском процессуальном законодательстве при конкретизации таких общих принципов судопроизводства, как состязательность и равноправие сторон (статья 123, часть 3, Конституции Российской Федерации). В совокупности с другими принципами гражданского судопроизводства они выражают цели правосудия по гражданским делам, прежде всего цель защиты прав и свобод человека и гражданина (статья 2; статья 17, часть 1; статья 18 Конституции Российской Федерации).
Согласно статье 46 (часть 1) Конституции Российской Федерации каждому гарантируется судебная защита его прав и свобод. Право на судебную защиту реализуется через совокупность процессуальных средств, обеспечивающих справедливое правосудие и эффективное восстановление нарушенных прав граждан. Одним из таких процессуальных средств является установленная главой 36 ГПК РСФСР возможность исправления в порядке надзора судебных ошибок путем пересмотра решений, определений и постановлений, вступивших в законную силу. Согласно нормам данной главы, в частности статье 324, должностные лица судов вправе направить протест в порядке надзора на состоявшееся судебное решение в соответствующий суд. По смыслу этих статей протест в порядке надзора может быть принесен как по результатам рассмотрения заявлений лиц, участвующих в деле, так и должностным лицом суда по собственной инициативе, без волеизъявления заинтересованных лиц.
Судья, принося протест на судебное решение в порядке надзора по собственной инициативе, тем самым затрагивает сферу процессуальных прав лиц, участвующих в деле, по обжалованию решений суда, принятых по их конкретному делу, что недопустимо, поскольку в соответствии со статьей 118 (часть 1) Конституции Российской Федерации исключительную компетенцию судебной власти составляет осуществление правосудия. Из данного конституционного положения следует, с одной стороны, что никакой иной орган не может принимать на себя функцию отправления правосудия, а с другой - что на суд не может быть возложено выполнение каких бы то ни было функций, не согласующихся с его положением как органа правосудия. Такой подход нашел отражение и в носящей рекомендательный характер резолюции Экономического и Социального Совета ООН 1989/60 от 24 мая 1989 года, утвердившей Процедуры эффективного осуществления Основных принципов независимости судебных органов, согласно которым, в частности, ни от одного судьи нельзя требовать выполнения функций, не совместимых с его независимым статусом.
Как следует из правовых позиций Конституционного Суда Российской Федерации, выраженных им в Постановлениях от 14 февраля 2002 года по делу о проверке конституционности статьи 140 ГПК РСФСР и от 28 ноября 1996 года по делу о проверке конституционности статьи 418 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР, присущий гражданскому судопроизводству принцип диспозитивности означает, что процессуальные отношения в гражданском судопроизводстве возникают, изменяются и прекращаются главным образом по инициативе непосредственных участников спорного материального правоотношения, которые имеют возможность с помощью суда распоряжаться своими процессуальными правами, а также спорным материальным правом; конституционный принцип состязательности предполагает такое построение судопроизводства, при котором правосудие (разрешение дела), осуществляемое только судом, отделено от функций спорящих перед судом сторон. При этом суд обязан обеспечивать справедливое и беспристрастное разрешение спора, предоставляя сторонам равные возможности для отстаивания своих позиций, и потому не может принимать на себя выполнение их процессуальных (целевых) функций.
Следовательно, должностные лица судов общей юрисдикции, являющиеся одновременно судьями, должны приносить протесты в порядке надзора на состоявшиеся судебные решения только при наличии оснований, выявленных по результатам рассмотрения заявлений соответствующих заинтересованных лиц, указанных в законе. Иное означало бы нарушение принципов состязательности и равноправия при осуществлении судопроизводства (статья 123, часть 3, Конституции Российской Федерации), а также конкретизирующего их принципа диспозитивности гражданского процесса».
Из данного текста видно, что вывод о том, что внесение протестов должностными лицами судов общей юрисдикции, являющимися одновременно судьями будет нарушением принципов состязательности и равноправия при осуществлении судопроизводства (ч.3 ст.123 Конституции РФ) основан на правовых позициях Конституционного Суда РФ, содержащихся в сохраняющих свою общеобязательную силу Постановлении Конституционного Суда РФ от 14 февраля 2002 г. N 4-П "По делу о проверке конституционности статьи 140 Гражданского процессуального кодекса РСФСР в связи с жалобой гражданки Л.Б.Фишер" и Постановлении Конституционного Суда РФ от 28 ноября 1996 г. N 19-П "По делу о проверке конституционности статьи 418
Уголовно-процессуального кодекса РСФСР в связи с запросом
Каратузского районного суда Красноярского края". На наш взгляд, из правовых позиций Конституционного Суда РФ в вышеуказанных постановлениях можно сделать однозначный вывод о том, что какой-либо неопределенности в вопросе, кто может инициировать надзорное производство не существовало, и не существует.
Хотя на наш взгляд, следуя правовым позициям Конституционного Суда РФ можно было прийти и к выводу о несоответствии самой процедуры внесения протестов принципам состязательности и равноправия сторон. В Постановлении Конституционного Суда РФ №4-П от 14.02.2002 выражены следующие правовые позиции:
«4. В Российской Федерации гарантируются свобода экономической деятельности, признание и защита равным образом частной, государственной, муниципальной и иных форм собственности, предоставляется право каждому на свободное использование своих способностей и имущества для предпринимательской и иной не запрещенной законом экономической деятельности (статьи 8 и 34, часть 1; статья 35, части 1 и 2, Конституции Российской Федерации). На этих конституционных предписаниях основаны взаимосвязанные положения Гражданского кодекса Российской Федерации о равенстве участников гражданских правоотношений, неприкосновенности собственности, свободе договора, недопустимости произвольного вмешательства кого-либо в частные дела, об осуществлении субъектами гражданских правоотношений принадлежащих им прав по своему усмотрению (пункты 1 и 2 статьи 1, пункт 1 статьи 2 и пункт 1 статьи 9).
Природой гарантированных Конституцией Российской Федерации гражданских прав, материальных по своей сути, обусловлено диспозитивное начало гражданского судопроизводства, что находит выражение в гражданско-процессуальном законодательстве при конкретизации такого общего принципа судопроизводства, как состязательность и равноправие сторон (статья 123, часть 3 Конституции Российской Федерации). В совокупности с другими принципами гражданского судопроизводства, выражают цели правосудия по гражданским делам, и прежде всего конституционную цель защиты прав и свобод человека и гражданина (статья 2; статья 17, часть 1; статья 18 Конституции Российской Федерации).
Присущий гражданскому судопроизводству принцип диспозитивности означает, что процессуальные отношения в гражданском судопроизводстве возникают, изменяются и прекращаются, главным образом, по инициативе непосредственных участников спорного материального правоотношения, которые имеют возможность с помощью суда распоряжаться своими процессуальными правами, а также спорным материальным правом. Так, гражданское дело возбуждается, как правило, по заявлению лица о защите его нарушенного права, а меры по обеспечению иска принимаются в соответствии с волеизъявлением истца (третьего лица, заявляющего самостоятельные требования на предмет спора), заинтересованного не только в вынесении в свою пользу решения суда, но и в его надлежащем исполнении.
…в силу принципов диспозитивности, состязательности и равноправия сторон в гражданском судопроизводстве при осуществлении данного процессуального права прокурор не должен действовать вопреки воле лица, в частноправовых интересах которого он обращается в суд и который как предполагаемый субъект спорных материальных правоотношений в соответствии с частью второй статьи 33 ГПК РСФСР участвует в гражданском процессе в качестве истца.
5. В Российской Федерации правосудие в Российской Федерации осуществляется только судом как носителем судебной власти; при осуществлении правосудия, в том числе посредством гражданского судопроизводства, судьи независимы и подчиняются только Конституции Российской Федерации и федеральному закону; установив при рассмотрении дела несоответствие акта государственного или иного органа закону, суд принимает решение в соответствии с законом (статья 118, части 1 и 2; статья 120 Конституции Российской Федерации)
.
Гражданские процессуальные отношения не могут возникать и развиваться без санкционирования распорядительных действий участвующих в деле лиц судом - основным и решающим субъектом этих отношений…
…Осуществляя гражданское судопроизводство на основе состязательности и равноправия сторон, суд обязан создавать условия, при которых соблюдался бы необходимый баланс их процессуальных прав и обязанностей».
В Постановлении Конституционного Суда РФ от 28 ноября 1996 г. N 19-П также дано конституционное толкование принципа состязательности и равенства (ст.123 Конституции РФ). Согласно этого толкования конституционный принцип осуществления судопроизводства на основе состязательности предполагает такое построение судопроизводства, при котором функция правосудия (разрешения дела), осуществляемая только судом, отделена от функций спорящих перед судом сторон. При этом суд обязан обеспечивать справедливое и беспристрастное разрешение спора, предоставляя сторонам, равные возможности для отстаивания своих позиций, и потому не может принимать на себя выполнение их процессуальных (целевых) функций.
Поскольку протест, а ныне «мотивированное представление» в порядке ст.389 ГПК РФ, является не судебным актом, санкционирующим распорядительные действия участвующих в деле лиц, а скорее административным актом должностного лица, направленным на защиту публичных интересов, то действия должностного лица, вносящего представление, безусловно, являются вмешательством в права лиц, участвующих в деле. Причем вмешательством не только в процессуальные права, но и в материальные права лиц, участвующих в деле. Точка зрения оппонента, о том, что принцип диспозитивности не распространяется на ст.389 ГПК РФ, на наш взгляд, противоречит пониманию принципа диспозитивности. Дефиниция, данная одним из корифеев гражданского права О.А. Красавчиковым, вполне подходит для применения в настоящей дискуссии: «…Диспозитивность, считается специфической категорией гражданского процессуального права, наука которого понимает под диспозитивностью возможность свободного распоряжения субъектом своими материальными и процессуальными правами в гражданском процессе».
[12] Соответственно даже если предположить о возможном наличии вмешательства должностного лица в процессуальные права лиц, участвующих в деле, то согласиться о наличии такого права в отношении материальных прав никак нельзя. И на наш взгляд, правовые позиции Конституционного Суда РФ, содержащиеся в сохраняющих свою силу постановлениях, также подтверждают, что принцип диспозитивности распространяется на все надзорное производство, и было бы неправильным говорить об изъятиях из этого принципа ради единства судебной практики:
В соответствии с принципом диспозитивности, присущим судопроизводству в арбитражных судах, арбитражные процессуальные правоотношения возникают, изменяются и прекращаются главным образом по инициативе лиц, участвующих в деле, которые имеют возможность с помощью суда распоряжаться процессуальными правами и спорным материальным правом.
Данный принцип распространяет свое действие и на надзорное производство, в котором участвующие в деле лица, а также лица, не участвовавшие в деле, о правах и об обязанностях которых арбитражный суд принял судебный акт, по своему усмотрению решают, воспользоваться им правом на инициирование надзорного производства, предназначенного для исправления ошибок во вступившем в законную силу судебном акте, или нет (Постановление Конституционного Суда РФ от 17 ноября 2005 г. N 11-П).
Присущий гражданскому судопроизводству принцип диспозитивности, в полной мере распространяющийся на надзорное производство, позволяет указанным лицам по своему усмотрению решать вопрос, воспользоваться ли правом на его инициирование. (Постановление Конституционного Суда РФ от 20 февраля 2006 г. N 1-П)
Причем действия должностных лиц по внесению мотивированного представления даже при условии, что они произведены в результате изучения заявления лиц, участвующих в деле создают непреодолимые сомнения в беспристрастности суда, руководитель (или заместитель) которого взял на себя функции, лица, участвующего в деле и вынес административный акт с целью пересмотра судебного акта. Поскольку в этом случае к мнению одной стороны добавляется авторитет Председателя (или заместителя) Верховного Суда РФ и аргументы данного должностного лица, что ставит другую сторону в невыгодное положение. Ведь теперь противной стороне нужно будет спорить не только с другой стороной, но и авторитетным мнением Председателя (заместителя) Верховного Суда РФ. О равенстве в данном процессе не приходится говорить. Что мнение заинтересованного лица для членов Президиума Верховного Суда РФ против мнения Председателя (заместителя) Верховного Суда РФ, который является также членом Президиума? Ведь оценивая представление, как не подлежащее удовлетворению, члены Президиума Верховного Суда РФ оценивают фактически как неудовлетворительно выполненную работу Председателя (заместителя) Верховного Суда РФ. Будет ли в этой ситуации Президиум Верховного Суда РФ независимым и беспристрастным и созданным на основании закона?
Известный специалист в области международного гражданского процесса Т.Н. Нешатаева пишет на эту тему: «Общеизвестно, что в России долгие годы судьи–администраторы имели право ставить вопрос об изменении судебного акта по собственной воле. Корни такого явления носят ментальный характер: начальник должен иметь больше прав. Однако, еще в 1999 году Европейский Суд в деле Брумареску против Румынии (№28342/95 решение от 28 ноября 1999 года) признал, что такое право противоречит принципу равенства и, следовательно, не гарантирует справедливого суда. В более жесткой форме этот вывод повторен в деле «Совтрансавто» против Украины (№48553/99, решение от 25 07.2002) и, наконец, совсем недавно в деле Денисов против РФ (жалоба №33408/03 от 06.05.2004). При рассмотрении этого дела Европейский Суд, тщательно проанализировав ст.376, 377, 381-383, 386, 387, 389 и 390 нового Гражданского процессуального кодекса РФ, пришел к выводу, что в нем тоже присутствуют нарушения равенства судей, так как, согласно части 6 ст.381 и части 382, председатель соответствующего суда может отменить решение судьи, а согласно статьи 389, председатель и заместитель председателя Верховного Суда РФ могут внести представление о пересмотре в порядке надзора любого судебного акта в Президиум Верховного Суда РФ, причем осуществление этого права не ограничено сроком. Заключив на этом основании, что надзорное производство не может рассматриваться в качестве судебной защиты прав человека в смысле п.1 ст.35 Европейской конвенции Европейский суд фактически признал, что Верховный Суд РФ в данном деле не является судебной инстанцией»
[13].
Сама идея возможности вмешательства должностных лиц вышестоящих судов в процедуру пересмотра дел скорей всего происходит из известного высказывания В.И.Ленина о непризнании ничего частного, и придании всем отношениям характера публично-правовых. Известный процессуалист, один из разработчиков ГПК РФ доктор юридических наук Е.А. Борисова в своей монографии, исследовав развитие процедуры пересмотра, указала, что «надзорное производство, закрепленное в ГПК РСФСР, не имело аналогов в мировой юридической практике и представляло собой результат уничтожения до основания всего старого суда и его аппарата, результат практического воплощения тезисов Советской власти: «Не угождать «Европе», а продвинуться дальше в усилении вмешательства государства в частноправовые отношения, в гражданские дела», не выпустить из своих рук ни малейшей возможности расширить вмешательство государства в «гражданские отношения»
[14].
До октябрьского переворота возможность производства инициирования судом по собственной инициативе не признавалась:
«Суд прилагает закон к правам граждан. Он имеет целью отправление правосудия, то есть воздаяние каждому должного, на основании закона. Это воздаяние состоит или в признании и утверждении спорного права, или в наказании, которое служит возмездием за нарушение закона отдельным лицом.
... Он вызывается столкновением прав или требований одного лица с правами и требованиями других, или же столкновением лица с общим законом, который всеми должен быть соблюдаем. Поэтому власть суда простирается только на данные случаи и столкновения.
Отсюда ясно, что в суде всегда есть две стороны, которые спорят между собой. Эти стороны суть частные лица, тягающиеся между собой, или частное лицо и закон, который подвергся нарушению.
Судья вызывается к деятельности самими сторонами. Он не вступается в дело по собственному побуждению, а является здесь третьим лицом. Его задача - держать весы, равные для обеих сторон, разобрать права и требования каждой и окончательно постановить свой приговор».
[15]
Является ли процедура надзорного производства единственным реально доступным инструментом для исправления многочисленных судебных ошибок и недостатков в судебных решениях, вынесенных мировыми и федеральными судьями?
Вывод оппонента, что нет другого способа исправить многочисленные судебные ошибки иначе как в надзоре, вполне соответствует ГПК РФ
[16], но не соответствует требованиям сегодняшнего дня. Многие ученые процессуалисты предлагают внести изменения и в ГПК РФ и в ФЗ «О судебной системе» и создать на базе кассационных судов полную апелляцию и создать окружные кассационные суды. В частности, 23 июня 2005 г. в Москве состоялось заседание совета при Президенте РФ по вопросам совершенствования правосудия по проблемам судопроизводства, на котором один из разработчиков ГПК РФ Е.А. Борисова предложила: «ускорить процедуру судопроизводства за счет создания новой инстанции в рамках судов общей юрисдикции, так называемых окружных судов, которые работали бы на территории области в качестве промежуточного контроля между районными и областными судами».
[17] А на прошедшем в начале 2006 года заседании Совета при Президенте РФ по вопросам совершенствования правосудия с предложением о создании окружных судов выступил советник Президента РФ В.Ф. Яковлев: «Построение системы по окружному принципу делает суды более независимыми от местных властей, а это важно. Нужен закон о судах общей юрисдикции. Он позволит определить компетенцию судов, утвердить полную апелляцию и кассацию, развить судебную специализацию»
[18].
В книге заместителя председателя Верховного Суда РФ В.М. Жуйкова, одного из разработчиков ГПК РФ, вышедшей в 2006 году,
[19] также содержится предложение: «Необходимо в системе судов общей юрисдикции создать окружные суды, которые, являясь непосредственно вышестоящими судебными инстанциями по отношению к находящимся на территориях судебных округов областным и другим соответствующим им судам, будут действовать в качестве судов кассационных инстанций и рассматривать в установленном ГПК порядке жалобы, подсудные в настоящее время президиумам областных и других соответствующих им судов».
Думается, что реформа судов общей юрисдикции не за горами, но это большая и отдельная тема.
Соотношение понятий «единство судебной практики» и «правовая определенность».
Мой оппонент полагает, что я вышел за рамки дискуссии, употребив термин «правовая определенность», в то время, как он употреблял лишь термин «единство судебной практики». В своих заметках он пишет, что он «не предлагал рассматривать ст. 389 ГПК РФ в качестве инструмента для обеспечения правовой определенности. Это было бы просто нелогичным». В то же время, он полагает возможным внесение представлений на основании ст.389 ГПК РФ для обеспечения единства судебной практики и законности. Из этого можно сделать предположение, что мой оппонент не считает «единство судебной практики» совместимым с термином «правовая определенность».
Рассмотрим, так ли это. Принцип правовой определенности предполагает стабильность правового регулирования и существующих правоотношений. Правовая определенность необходима для того, чтобы участники соответствующих отношений могли в разумных пределах предвидеть последствия своего поведения и быть уверенными в неизменности своего официально признанного статуса, приобретенных прав и обязанностей. Хотя в Конституции РФ данный принцип напрямую не закреплен, Конституционный Суд РФ его легко выводит:
Общеправовой критерий определенности, ясности, недвусмысленности правовой нормы вытекает из конституционного принципа равенства всех перед законом и судом, поскольку такое равенство может быть обеспечено лишь при условии единообразного понимания и толкования правовой нормы всеми правоприменителями (см.: Постановления от 25 апреля 1995 года N 3-П; от 15 июля 1999 года N 11-П; от 11 ноября 2003 года N 16-П).
Из конституционных принципов равенства и справедливости вытекает требование определенности, ясности, недвусмысленности правовой нормы, поскольку иное не может обеспечить ее единообразное применение, не исключает неограниченное усмотрение в правоприменительной практике и, следовательно, неизбежно ведет к произволу (см.: Постановление от 13 декабря 2001 года N 16-П, Постановление от 17 июня 2004 года N 12-П).
Из этих правовых позиций легко сделать вывод, что единообразное толкование в судебной практике, единство судебной практики и законности – это явления одного порядка и охватываемы понятием правовая определенность. Принцип правовой определенности имеет своей целью обеспечить участников соответствующих отношений возможностью точно спрогнозировать результат своих действий и в том числе дать надежду, что права данных лиц будут защищены, что при разрешении спора действия правоприменителя также будут прогнозируемы и предсказуемы и не будут меняться от случая к случаю, и не будут меняться от региона к региону. Этот принцип призван гарантировать стабильность. Судебная система, стремящаяся выполнять стабилизирующую функцию, создавать уверенность в справедливости и надежности законов, объективности и предсказуемости правосудия, также работает на принцип правовой определенности, который в свою очередь является элементом принципа верховенства права.
Европейский Суд по правам человека в своих Постановлениях не единожды оценивал судебную практику национальных судов с требованиями Конвенции и выработал следующие правовые позиции:
«Для совместимости судебного толкования с требованиями Конвенции необходимо, чтобы его результаты соответствовали природе правонарушения, а решения суда были разумно предсказуемы».
[20]
В то же время Европейский Суд по правам человека полагает, что судебная практика должна следовать писаному закону. В одном из недавних Постановлений ЕСПЧ было дано следующее толкование статьи 6 Конвенции:
«23. В соответствии с судебным прецедентным правом задача термина «установленный законом» в Статье 6 Конвенции – обеспечить, «чтобы юридическая организация в демократическом обществе [не] зависела от выбора Исполнителя, и чтобы она регулировалась законом, исходящим от Парламента» (см. Занд против Австрии, ходатайство №7360/76, протокол Комиссии от 12 октября 1978г., Решения и Протоколы (DR) 15, стр. 70 и 80). И в странах, где закон кодифицирован, организация судебной системы не может быть разрешена по усмотрению судебных инстанций, хотя это не означает, что суды не имеют каких-либо полномочий интерпретировать соответствующее национальное законодательство (см. Коэм и другие против Бельгии, №№32492/96, 32547/96, 32548/96, 33209/96 и 33210/96, §98, ECHR 2000-VII).
24. Далее Суд повторяет, что по его предварительному решению фраза «установленный законом» включает не только законное основание для такого существования «органа правосудия», но и выполнение органом правосудия определенных норм, которые регулируют его работу. В деле Занда (на которое ссылка дается выше) Комиссия выразила мнение, что термин «орган правосудия, установленный законом» в Статье 6 §1 предусматривает «всю организационную систему судов, включая…дела, подпадающие под юрисдикцию определенной категории судов…»
25. В деле Коэм и другие против Бельгии (на которое дается ссылка выше, §§107-109) Суд пришел к заключению, что национальный суд не имеет юрисдикции рассматривать дела некоторых заявителей на основании практики, не установленной законом, и, таким образом, он не мог считаться органом правосудия, «установленным законом»
[21].
Вернемся к соотношению терминов «единство судебной практики» и «правовая определенность». На наш взгляд, «единство судебной практики» следует тем же целям, что и принцип правовой определенности и вывод о подчиненности «единства судебной практики» принципу правовой определенности, который в свою очередь является элементом принципа верховенства права, является логичным.
Соответственно применение ст. 389 ГПК РФ для обеспечения единства судебной практики и законности, то есть в целях обеспечения правовой определенности, которое для обеспечения этой цели имеет ввиду отмену, вступившего в законную силу решения, в любое время по инициативе Председателя или заместителя Председателя Верховного Суда РФ вызывает большие сомнения. Поскольку сама возможность отмены решения в любое время по инициативе должностных лиц нарушает принцип правовой определенности, а сама такая отмена нарушает принцип доступа к суду. И как видно из заметок моего оппонента можно сделать предположение, что он это вполне осознает, поскольку пишет, что использование ст.389 ГПК РФ для обеспечения правовой определенности было бы нелогичным.
Но мой оппонент в то же время настаивает на том, что его толкование ст. 389 ГПК РФ, согласно которого «пересмотр судебных постановлений в порядке надзора на основании ст. 389 ГПК РФ не ограничен какими-либо сроками, на него не распространяется характерный для стадии надзорного производства принцип диспозитивности, так как дело рассматривается по существу в отсутствие надзорных жалоб сторон или представления прокурора», является вполне конституционным и соответствующим основополагающим принципам справедливого правосудия.
С этим нельзя согласиться, применение ст.389 ГПК РФ не только нарушает п.1 ст.6 Европейской Конвенции, но и право на уважение собственности, гарантированное ст.1 Протокола №1 к Европейской Конвенции «О защите прав человека и основных свобод».
Этот вывод только на первый взгляд является новацией для российского права. Поскольку он в принципе соответствует и российской правовой доктрине, которая полагала, что судебное решение является юридическим фактом не только в процессуальном праве, но и в материальном гражданском праве. В частности, такой точки зрения придерживался О.А. Красавчиков, который писал, что «судебное решение обычно выступает в качестве правоустанавливающего факта, то есть замыкающего элемента юридического состава. Юридические последствия наступают лишь при завершенном составе»
[22].
А в настоящее время п.3 ч.1 статьи 8 Гражданского кодекса РФ предусматривает возникновение гражданских прав и обязанностей из судебного решения, установившего гражданские права и обязанности.
М.А.Рожкова в книге «Судебный акт и динамика обязательства» полагает, что правоприменительный акт – документ (судебный акт) принимаемый судом, является юридическим фактом материального права, влекущим возникновение определенных юридически значимых последствий.
[23]
Соответственно аннулирование вступившего в законную силу решения -юридического факта материального права, вполне правомерно рассматривается ЕСПЧ, как неуважение права собственности. И на наш взгляд, может свидетельствовать о нарушении ст. 35 Конституции РФ.
Если же исходить из того, что публичный интерес в виде обеспечения единства судебной практики превалирует над частным интересом лиц, участвующих в деле, то можно сделать предположение, что сколь скоро Конституция РФ является основным законом, то единообразное понимание и отражение конституционных положений в законодательстве и правоприменительной деятельности должно быть главным. Это предположение является вполне логичным, в то же время, из сказанного можно сделать следующее предположение: сколь скоро для обеспечения «единства судебной практики и законности» высшее руководство Верховного Суда РФ имеет право инициировать надзорное производство по собственному желанию, то таким правом нужно наделить и руководство Конституционного Суда РФ. Поскольку именно Конституционный Суд РФ осуществляет общеобязательное толкование Конституции и выявляет конституционно-правовой смысл законов, иных нормативных правовых актов, что призвано обеспечить единообразное понимание и отражение конституционных положений в законодательстве и правоприменительной деятельности. Однако, Конституционный Суд РФ не претендует на данное право. Председатель Конституционного Суда РФ В.Д. Зорькин полагает, что Конституционный Суд РФ не вправе рассматривать дела по собственной инициативе исходя из принципа разделения властей.
[24] Впрочем, к такому выводу приходит не только председатель Конституционного Суда РФ, но и другие: «В отсутствие обращений по некоторым вопросам ряд потенциально конституционно значимых проблем de facto не юридизируются и не конституционализируется»
[25].
Отсюда можно сделать вывод, о том, что посыл о возможности инициирования должностными лицами Верховного Суда РФ надзорного производства независимо от волеизъявления сторон ради обеспечения «единства судебной практики и законности» также будет противоречить принципу разделения властей.
Что же касается утверждения оппонента о возможности отмены, вступившего в законную силу судебного решения, без ограничения какими-либо сроками, то такая возможность будет противоречить не только правовым позициям ЕСПЧ
[26], но и правовым позициям Конституционного Суда РФ. В Постановлении №11-П от 17.11.2005г. Конституционный суд РФ выразил правовую позицию касательно значения процессуальных сроков:
«Предусмотренный частью 3 статьи 292 АПК РФ предельный срок для обжалования по пересмотру в порядке надзора судебного постановления является процессуальным сроком. С его истечением заинтересованные лица в силу статьи 115 АПК РФ утрачивают право соответствующих процессуальных действий. Наличие сроков для обжалования судебных постановлений в вышестоящих инстанциях обусловлено требованием гарантированности стабильности гражданского оборота.
[27]
Более полно вопрос необходимости установления пресекательных процессуальных сроков раскрыт в Постановлении Конституционного Суда РФ от 11 мая 2005 года N 5-П, Определении Конституционного Суда РФ от 18 апреля 2006 г. N 103-О. Некоторые судьи Верховного Суда РФ полагают, что принцип исчисления сроков для принятия надзорных жалоб ВАС РФ и ВС РФ должен быть един.
[28] А в Определении Конституционного Суда РФ от 4 апреля 2006 г. N 113-О в резолютивной части указано:
Впредь до законодательного урегулирования в Кодексе Российской Федерации об административных правонарушениях пределов и оснований проверки, полномочий судей суда надзорной инстанции, сроков для обжалования (опротестования) вступившего в законную силу судебного акта и порядка рассмотрения жалобы (протеста) в суде надзорной инстанции судам общей юрисдикции при разрешении соответствующих вопросов надлежит руководствоваться положениями главы 36 АПК Российской Федерации.
Что позволяет делать вывод о том, что возможность отмены, вступившего в законную силу решения без ограничения сроков несовместима с принципом правовой определенности, который является одним из основополагающих элементов верховенства права по смыслу пункта 1 статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
Что касается конституционности или не конституционности правоприменительной практики толкующей ст.389 ГПК РФ, как предоставляющей возможность инициирования надзорного производства Председателю Верховного Суда РФ и его заместителям в отсутствие надзорных жалоб и представлений прокурора и неограниченное никакими сроками, то точку в данной дискуссии в ближайшее время поставит Конституционный Суд РФ, который рассмотрит ряд жалоб физических и юридических лиц
[29] на соответствие ст.389 ГПК РФ Конституции РФ.
[1] http://supcourt.khakasnet.ru/013.html
[3] http://www.duma.gov.ru/index.jsp?t=pravupr/ocenka_zak/9.html
[4] Председатель Верховного Суда Республики Хакасия, ссылаясь на данное постановление пишет: «Таким образом, здесь однозначно высказан подход, в соответствии с которым единство судебной практики обеспечивается не только нормами материальных и процессуальных законов, но и судебным нормотворчеством Верховного Суда РФ».
[5] Все же я полагаю, что мой оппонент действительно не увидел своего различного подхода и не обратил внимания на то, что правовая позиция, изложенная в Постановлении Президиума Верховного Суда РФ от 23.03.2005 №25-ПВ04 изложена в судебном акте вынесенным не по существу дела, а не намеренно применил избирательный подход, который может быть оценен, как двойной стандарт.
[6] Что, на наш взгляд, действительно создает проблему в его применении.
[7] Который продолжает выносить «отказные определения с позитивным содержанием.
[8] Или же Европейского Суда по правам человека.
[9] Зорькин В.Д. «Прецедентный характер решений Конституционного Суда РФ» // Актуальные проблемы теории и практики конституционного судопроизводства, Казань, 2006, стр.15; Эбзеев Б.С. «Конституционный Суд РФ: становление, юридическая природа, правовые позиции //Комментарий к постановлениям Конституционного Суда РФ, М., 2000, т.1, стр.18 и др.
[10] Зорькин В.Д. Интернет-Интервью апрель 2006 http: //www.consultant.ru/news/interview/.
[11] Данное определение официально не опубликовано, но его можно найти в справочно-правовых системах и на сайте Конституционного Суда РФ по адресу: http://www.ksrf.ru:8081/SESSION/S__8w4sU2jV/PILOT/main.htm
[12] Красавчиков О.А. «Диспозитивность в граданско-правовом регулировании» // «Категории науки гражданского права», М., 2005,, Т.1, стр.59
[13] Нешатаева Т.Н. «Суд и защита прав и свобод граждан Российской Федерации», Сравнительное Конституционное обозрение, №4(49)/2004, стр. 130
[14] Е.А.Борисова «Пересмотр судебных актов по гражданским делам», М. 2006, стр.189
[15] Чичерин Б.Н. Курс государственной науки в 3-х томах. Москва: типография т-ва И.Н. Кушнерев и Ко, 1894 г. том 1, кн.4, цитируется по СПС «Гарант»
[16] Данный вывод можно также оценивать, как неэффективность кассационной инстанции, по всей видимости у Председателя Верховного Суда Республики Хакасия достаточно данных для того, чтобы делать такой вывод.
[17] Об этом было написано в статье А.Закатновой, опубликованной в «Российская Газета» за 24.06.05 г.
[19] Жуйков В.М. «Судебная реформа: проблемы доступа к правосудию» М. Статут 2006
[20] S.W. против Соединенного Королевства от 22.11.1995 п.36, Кокинаккис против Греции от 25.05.1993 п.52.
[21]Постановление Европейского Суда по правам человека от 20 июля 2006г. по делу Сокуренко и Стригун против Украины (жалобы №№ 29458/04 и 29465/04)
[22] Красавчиков О.А. «Юридические факты в советском гражданском праве», //Категории науки гражданского права», М., 2005, с.196.
[23] Рожкова М.А. «Судебный акт и динамика обязательства», М., Статут, 2003, с. 31
[24] Зорькин В.Д. « Реализация конституционного принципа разделения властей в практике Конституционного Суда России», //«Конституционный Суд, как гарант разделения властей», М. 2004,стр.28
[25] Эгидиус Курис «Доктрина разделения властей в практике Конституционного Суда Литвы», в книге «Конституционный Суд как гарант разделения властей», М.2004, Стр.96
[26] Постановление от 22 июня 2006 «Чеботарев против России» жалоба № 23795/02, Постановление от 27.04 2006 «Засурцев против России» жалоба
№ 67051/01, Постановление от 06.04.2006 «Черницын против России» жалоба № 5964/02, «Постановление от 01.12.2005 «Смарыгин против РФ», жалоба №73203/01; Постановление от 25.10.2005 «Юрий Романов против РФ», жалоба №69341/01; Постановление от 25.10.2005 «Кутепов и Аникеенко против РФ», жалоба №68029/01; Постановление от 13.10.2005 «Васильев против РФ», жалоба № 66543/01; Постановление от 06.10.2005 «Андросов против РФ», жалоба №63973/00; Постановление от 21.07.2005 «Росэлтранс против РФ», жалоба №60974/00; Постановление от 05.04.2005 «Волкова против РФ», жалоба №48758/99; Постановление от 24.07.2005 «Рябых против РФ», жалоба №52854/99 .
[27] Постановление Конституционного суда №11-П от 17.11.2005г. «По делу о проверке конституционности части 3 статья 292 АПК РФ в связи с жалобами государственного учреждения культуры «Дом культуры им. Октябрьской революции», ОАО «Центронефтехимремстрой», гражданина А.А.Лысогора и Администрации Тульской области».
[28] Колоколов Н.А. «О ПРАВЕ, СУДЕ и ПРАВОСУДИИ», М.2006, Стр.474
[29] Некоторые из жалоб можно найти в Интернете по адресу: http://rrpoi.narod.ru/cons_court/cons_court.htm